Вячеслав Иванович Боярский
Нужны добровольцы
Седьмого октября 1941 года Спрогис, возвращаясь в Вязьму, не подозревал, что город уже занят немцами. При подъезде машину неожиданно обстреляли. Оказался пробит бензобак. По кювету Спрогис и водитель вышли из-под обстрела. Через несколько километров наткнулись на брошенный грузовик. Удалось завести. На нем и добирались до Москвы. По дороге заехали в расположение наших передовых частей, чтобы проинформировать об обстановке в районе восточнее Вязьмы.
Аналогичное положение складывалось и севернее, в Волоколамском районе, где линия фронта пятнадцатого октября уже проходила по реке Ламе. Здесь накануне переправлялась очередная группа из части Спрогиса в занятый немцами Лотошинский район.
Фашисты из шкуры вон лезли, чтобы любой ценой добиться решающих успехов до наступления больших холодов. Зимнюю одежду вовремя не завезли и, как только ударили морозы, гитлеровские солдаты стали отбирать у населения теплые вещи, поверх пилоток закутывали головы платками, на ноги напяливали самодельные соломенные галоши. По ночам они набивались в теплые хаты, выгоняя хозяев в пристройки и сараи. Разведчики Спрогиса докладывали, что выкурить немцев на улицу можно, лишь запустив в окно гранату или бутылку с зажигательной смесью.
В те октябрьские дни у кинотеатра «Колизей» собирались юноши и девушки. На многих были телогрейки, зимние куртки, лыжные брюки, заправленные в сапоги. В руках — чемоданчики, сумки, у иных за плечами самодельные вещевые мешки, рюкзаки. Обычно в полдень подъезжал грузовик. Из кабины выходил офицер. Разговор был краток:
— Все в сборе?
— Все.
— Поехали.
На отборочной комиссии при ЦК ВЛКСМ от посланцев комсомольских организаций фабрик, заводов, вузов столицы никто не скрывал, что их будущая работа на каждом шагу таит в себе смертельную опасность. Нужны только добровольцы.
Девятого октября строгая отборочная комиссия работала в Колпачном переулке. У дверей в тот раз собрались одни девушки: человек сорок. В основном московские студентки. Вот из-за дверей выскочила Вера Волошина из кооперативного института, радостная, бросилась на шею подруге Нине Цалит: «Нинка, меня берут!» Успешно прошли комиссию Аля Воронина и Нора Смирнова — из геологоразведочного. У Норы, когда назвала себя, спросили:
— Ваш возраст?
— Девятнадцать лет.
— Учитесь, работаете?
— Студентка.
— Кто родители?
— Учителя. Отец — директор школы.
— Какими военными специальностями владеете?
— Кончила десятимесячные курсы медсестер, умею стрелять из винтовки.
— Работа предстоит в тылу врага. Придется и на снегу спать, и голодать…
— Это меня не пугает.
— Посоветуйтесь с родителями. Если они будут согласны, приходите одиннадцатого октября.
Дома Нора, конечно, ничего не сказала. Зачем тревожить родителей? В семье и так горе: с начала войны нет вестей от брата. Двадцать второе июня он встретил на границе, на реке Буг. Отца снова посылают начальником эшелона эвакуируемых за Урал.
На комиссию девушкам пришлось прийти еще и тринадцатого октября, так как одиннадцатого не было командира части майора Спрогиса. Он лично отбирал будущих бойцов. Девушки волновались, как перед экзаменом. За столом среди других сидел коренастый военный. Лицо открытое, подбородок чуть тяжеловат, глаза серовато-зеленые, с хитринкой. Говорит с латышским акцентом, смотрит доброжелательно.
Они приглядывались к нему, но еще пристальней присматривался к ним Спрогис. Ему уже сейчас с первой беседы нужно было понять, что за человек перед ним. Как он поведет себя в трудной ситуации? Способен ли на инициативные действия? Умеет ли владеть собой? Не бросит ли товарища в беде? Все это важно.
Почему он брал на такое трудное дело девушек? Не от хорошей жизни, конечно. Но нужно было учитывать и то, что девушка пройдет иной раз там, где мужчина не сможет. Главное здесь — добрая воля каждого. Что же касается остального, то девушки в подавляющем большинстве действовали не хуже парней.
…В ночь на 5 ноября в районе Дубосекова через расположение 316-й стрелковой дивизии линию фронта переходила очередная группа. Переводил ее капитан Ф. П. Батурин, а возглавлял Михаил Соколов — тридцатичетырехлетний «дядя Миша». В его группе было семь юношей и четыре девушки: ученики Соколова по токарному делу, которых он привел с собой с московского завода «Подъемник», комсомольцы Ваня Ермилов, Коля Разумцев, Вася Большаков, выпускница педагогического института Клава Милорадова, работницы прядильно-ткацкой фабрики Валя Зоричева и Лида Королева, московская школьница Зоя Космодемьянская.
Шли по полотну железной дороги, след в след. У глубокого оврага, поросшего елями, остановились. Шепотом по цепочке была передана команда: «Спуск!» Линия фронта позади. Разведчики 1075-го стрелкового полка молча простились и исчезли в темноте. Соколов в головное охранение назначил В. Большакова, З. Космодемьянскую и Д. Бучинина. Пароль — «Львов», отзыв — «Лопата». Тройка ушла вперед.
Короткая десятиминутная передышка — и снова в путь. Шли всю ночь. На рассвете неожиданно встретились с милицейским отрядом особого назначения. По просьбе командира заминировали подходы к их базе. Минировали и проселочные дороги. Порядок работы был один: девушки шли впереди, разведывали удобные подходы, сигналили, и тогда приступали к делу минеры. На минирование чаще других уходили В. Большаков и В. Ермилов.
На пятый день Соколов отправил двух бойцов на разведку. Их возвращения ждали долго, не трогаясь с места. Разведчики не вернулись. Командир послал за ними Большакова с Ермиловым, но и они пропали. Посоветовавшись, решили идти всей группой в том же направлении. Спустя час их неожиданно окликнули: «Стой! Кто идет?» Оказалось, что они очутились в расположении танкового соединения, которому удалось на этом участке вырваться вперед. Танкисты и задержали партизанских разведчиков.
Боезапас у партизан кончился. На исходе были и последние сухари. Пора возвращаться на базу. Зоя досадовала: «Ну вот, даже ни одного фашиста не убили». Откуда ей было знать, что Соколов получил строгое указание от Спрогиса: «В открытый бой с немцами не вступать!»
Двенадцатого ноября, когда группа вернулась на базу в Кунцево, Космодемьянская поспешила к врачу: к следующему заданию нужно быть здоровой! Своей подруге Лиде Митрофановой, которая оставалась на базе, нехотя бросила:
— Ничего серьезного мы не сделали. Даже ни разу с «ними» не схватились.
Она, конечно, была неправа в оценке своего первого выхода в тыл.
Зоя написала коротенькое письмо домой:
«Здравствуйте, дорогие мои мама и Шура. Жду от вас весточки. Это у меня к вам второе письмо. Я жива и здорова. Ваша Зоя. Мамочка! Жду и посылаю свой адрес: 736-я полевая почта. Почтовый ящик 14. Майору Спрогису для Космодемьянской Зои Анатольевны».
Первый выход в немецкий тыл считался «пристрелочным». После
