Гарольд Роббинс
Охотники за удачей
КНИГА ПЕРВАЯ
ДЖОНАС. 1925
1
Солнце уже начинало скатываться в белую пустыню Невады, когда подо мной появился город Рено. Ветер гудел в крыльях биплана, который я выиграл на днях в кости. Я усмехнулся, подумав, что мой старик наверняка взорвется при виде самолета. Но ему не на что жаловаться — самолет не стоил ему ни цента.
Взяв ручку на себя, я медленно снизился, оказавшись над 32-м шоссе. Пустыня по обе стороны дороги стала похожа на размазанные полоски песка. А в восьми милях впереди показались угрюмые серые строения, похожие на плоскую уродливую жабу:
ЗАВОДЫ ВЗРЫВЧАТЫХ ВЕЩЕСТВ КОРДА
Я еще снизился, пролетев над зданием всего в тридцати метрах, выполнил иммельман и оглянулся. К окнам огромного строения прильнули десятки любопытных лиц — смуглые индианки и мексиканки в ярких платьях, белые и черные мужчины в выцветших синих робах. Я почти различал белки их испуганных глаз. И снова усмехнулся: жизнь у них скучная, а я хоть как-то их развлек.
Выйдя из петли, я поднялся до семисот метров, а потом нырнул прямо вниз на покрытую битумом крышу. Мощно гудел двигатель, ветер тугой струей бил мне в лицо, кровь играла в жилах, все тело наполнялось радостью жизни.
Сила, власть, могущество! Весь мир представлялся мне игрушкой. Пока я страстно сжимал рукоять, никто на свете, даже мой отец, не мог сказать мне «нет»!
Черная крыша фабрики на фоне ослепительных песков была похожа на девицу на белоснежных простынях, призывно манящую к себе из вечернего полумрака. У меня перехватило дыхание. Боже! Я не хотел поворачивать. Мне хотелось вонзиться в нее.
Дзинь! Одна из растяжек лопнула. Моргнув, я опомнился, выровнял самолет и плавно посадил его на поле за заводом. Неожиданно я почувствовал усталость — полет от Лос-Анджелеса был долгим.
Через поле ко мне шел Невада Смит. Я вырубил двигатель, и, выкашляв остатки горючего из легких карбюратора, он замолк. Сидя в самолете, я смотрел на Неваду.
Он не изменился. Он не менялся с того самого момента, когда я пятилетним мальчишкой впервые увидел, как он подходит к крыльцу нашего дома. У него была совершенно особая походка: энергичная, чуть косолапая, с широко расставленными ногами — походка человека, так и не сумевшего отвыкнуть от седла. А в углах его глаз по обветренной коже расходился веер белых морщинок. Это было шестнадцать лет назад. Это было в 1909 году.
Я играл возле крыльца, а отец сидел у двери в качалке и читал еженедельную газету, издававшуюся в Рено. Было восемь утра, и солнце поднялось довольно высоко. Я услышал топот копыт и вышел посмотреть, кто приехал.
С коня слезал незнакомец. Он двигался легко, с обманчивой медлительностью. Бросив поводья на столб ограды, он направился к дому. У ступенек крыльца остановился и посмотрел наверх. Отец отложил газету и поднялся. Он был крупным мужчиной. Больше шести футов ростом — 185 см. Мощный. Красное лицо, обожженное солнцем. Он смотрел на пришельца сверху вниз. Невада прищурил глаза.
— Джонас Корд?
— Да, а что?
Незнакомец сдвинул широкополую шляпу назад. Волосы под ней оказались иссиня-черными.
— Я слышал, вам нужен работник.
Мой отец никогда не говорил «да» или «нет».
— Что ты можешь делать? — спросил он.
Скупо улыбнувшись, приезжий обвел неторопливым взглядом дом и пустыню, а потом посмотрел отцу в глаза.
— Пасти скот, но его у вас нет. Чинить ограду, но ее тоже почти нигде нету.
Мой отец секунду молчал.
— А с этой штукой как управляешься?
Только теперь я заметил пистолет на бедре у незнакомца. Рукоять была черной и потертой, а смазанный металл тускло поблескивал.
— Пока жив, — ответил он.
— Как тебя звать?
— Невада.
— Невада, а дальше?
— Смит. Невада Смит.
Отец помолчал, раздумывая. На этот раз Невада не стал дожидаться, пока он заговорит, а указал на меня.
— Ваш малый?
Отец кивнул.
— А где его мамаша?
Отец посмотрел на него и взял меня на руки. Мне было очень удобно. Бесстрастным голосом он проговорил:
— Умерла несколько месяцев назад.
— Понятно, — сказал незнакомец, глядя на нас.
Отец пристально глянул на него, и я почувствовал, как напряглись его мышцы. И вдруг, не успев опомниться, я полетел по воздуху прямо через забор. Мужчина поймал меня одной рукой и опустился на колено, гася удар. Я шумно выдохнул, но не успел расплакаться: отец снова заговорил. По его губам скользнула легкая улыбка.
— Научишь его ездить верхом.
Взяв газету, он ушел в дом, даже не оглянувшись.
Продолжая держать меня одной рукой, человек по имени Невада медленно выпрямился. Пистолет в другой его руке черной змеей смотрел отцу в грудь. В следующую секунду оружие уже исчезло в кобуре. Я заглянул Неваде в лицо. Он тепло и ласково улыбнулся, осторожно поставил меня на землю и сказал:
— Ну, малый, ты слышал папашу. Пошли!
Я оглянулся на веранду, но отец уже ушел в дом. Это был последний раз, когда отец держал меня на руках. С того момента я словно стал сынишкой Невады.
* * *
Я уже наполовину вылез из кабины.
— Похоже, ты без дела не сидел.
Я спрыгнул на землю и посмотрел на него сверху вниз. Почему-то я никак не мог привыкнуть к тому, что теперь мой рост был больше шести футов, как у отца, а рост Невады по-прежнему остался меньше.
— Да, не сидел, — согласился я.
Он похлопал по фюзеляжу.
— Славная штука. Откуда?
— Выиграл, — улыбнулся я.
Невада вопросительно посмотрел на меня.
— Не беспокойся, — поспешно добавил я. — После этого я дал ему отыграть пять сотен.
Он удовлетворенно кивнул. Это была одна из многих вещей, которым он научил меня: если выиграл лошадь, дай отыграть хоть немного, чтобы человеку было с чего начать завтра.
Я вытащил из-под сиденья «башмаки», бросил один Неваде, а свой подложил под колесо.
Устанавливая тормоз, Невада сказал:
— Твой папаша будет недоволен. Выбил рабочих из ритма.
Я выпрямился.
— Какая разница? Как он узнал так быстро?
Губы Невады растянулись в знакомой невеселой улыбке.
— Ты отвез девицу в больницу. Они вызвали ее родителей, и она им все рассказала перед смертью.
— Сколько они хотят?
— Двадцать тысяч.
— Согласятся и на пять.
Он не ответил. Вместо этого он неодобрительно взглянул на мои ноги:
— Надевай ботинки и пошли. Отец ждет.
Он повернулся и пошел к конторе. Я посмотрел на свои ноги. Теплый песок приятно щекотал босые ступни. Я пошевелил пальцами, достал из кабины пару мексиканских мокасин и обулся. Ненавижу обувь. В ней ноги не дышат.
2
Я медленно брел вслед за Невадой к конторе, поднимая облачка пыли. На подходе к фабрике в нос ударил больничный запах серы, которую использовали для приготовления пороха. Так же пахло в больнице в ту ночь, когда я отвез ее туда. Но он нисколько не походил на ароматы той ночи, когда мы сделали ребенка.
Та ночь была чистая и прохладная. Через раскрытое окно моего коттеджа в Малибу доносились запахи моря. Но я в тот момент не ощущал ничего, кроме возбуждающего запаха девицы и ее желания.
Оказавшись в спальне, мы принялись стремительно раздеваться. Она оказалась проворнее и, сидя на кровати, бесстыдно наблюдала за мной. Я достал из тумбочки пачку презервативов.
В тишине ночи раздался ее шепот:
— Не надо, Джонни.
Я взглянул на нее. Лунный свет заливал ее тело, оставив в тени только лицо. Ее слова еще сильнее возбудили меня, и она это почувствовала. Потянувшись ко мне, она поцеловала меня и шепнула:
— Ненавижу эти штуки, Джонни. Я хочу чувствовать тебя в себе.
Она повалила меня на себя и жарко прошептала в самое ухо:
— Ни о чем не беспокойся, я буду осторожна.
Я перестал колебаться, и ее шепот перешел в крик страсти. Я задохнулся, но она продолжала вскрикивать:
— Я люблю тебя, Джонни, люблю!
И действительно, она так любила меня, что спустя пять недель объявила, что мы должны пожениться. Мы сидели в моей машине, возвращаясь с футбольного матча. Я посмотрел на нее.
— Это еще зачем?
Она заглянула мне в лицо. В тот момент она ничего не боялась. Она была слишком уверена в себе. Небрежно она бросила:
— По самой простой причине. Зачем еще парню и девушке жениться?
Я понял, что меня поймали, и с горечью ответил:
— Иногда люди женятся, потому что хотят этого.
— Вот я и хочу, — она прижалась ко мне.
Я оттолкнул ее.
— А я — нет.
Тут она заплакала:
— Но ты же говорил, что любишь меня.
— Мужчина много чего говорит, когда хочет потрахаться. — Я остановил машину у края дороги и повернулся к ней. — По-моему, ты обещала быть осторожной.
