Михаил Зарубин
Добрые слова на память
Дома и книги
Дома живут дольше, чем люди. Книги живут дольше домов, дольше храмов, дольше всех вообще рукотворных вещей, созданных человеком. И только идеи, записанные на бумаге, на клочке папируса или на глиняной табличке — бессмертны. Эта красивая апофегма верна по своей сути, поэтому можно простить древнему греку, ее придумавшему, излишний блеск и законченность.
В этом кратком предисловии я хочу рассказать о человеке, который строит дома и пишет книги, то есть занимается самыми важными делами, которые только можно себе вообразить в человеческом сообществе.
Михаил Зарубин родился после войны в маленькой таежной деревеньке Кеуль, на берегу Ангары. В новелле «День рождения» он так рассказал о своем появлении на свет:
«…Я открыл глаза и увидел кусочек нашей сибирской природы: пронзительно-синее небо, высокий ангарский берег, а на берегу дом, где жила наша семья. Глухо шумела Ангара, о чем-то своем шелестела впадающая в нее речка Кеулька, а на меня внимательно смотрели три пары глаз: мамины и сестер — Милы и Капы. Не знаю, сколько мне было: месяц, два, три? Память выхватывает только отдельные картинки — яркие и радостные. Но самой первой, конечно, я увидел бабушку Степаниду с черными и корявыми от тяжкого крестьянского труда руками: это она принимала роды у моей матери, произведя увесистый шлепок в нужное место, отчего я громко заорал, оповещая жителей Кеуля о своем появлении на свет. Смотрите, вот он Я, ваше продолжение, ваша надежда и опора!
Я вспомнил день своего рождения через шестьдесят с лишним лет. Вспомнил своенравную Ангару, нашу кормилицу и спасительницу, теплую колючую землю, по которой шлепал босиком, лавочку перед палисадником, где сидел и ждал с работы отца с матерью. И не просто вспомнил, я все это ощутил. Передать словами подобные ощущения очень непросто. Как расскажешь о сладкой деревенской гармонии, когда от таежной тишины и чуть слышного пения птиц хочется плакать?»
Свою биографию писатель изложил в своих произведениях достаточно полно: детство в деревенской глуши, на берегу Илима, в крошечной деревне Погодаевой, сказочный Крым под ослепительным южным солнцем, куда двенадцатилетнего Мишу Зарубина, как лучшего ученика, отправили в пионерский лагерь Артек, смерть матери, учеба в иркутском строительном техникуме, первая любовь, женитьба, и дома, дома, дома, которые он строил в самых разных уголках нашей страны.
В семидесятые годы он приехал в Петербург, и этот город так полюбился ему, так поразил его воображение, что он сразу понял — это любовь на всю жизнь.
Сорок лет он строит в Ленинграде-Петербурге жилые дома, заводские корпуса, школы и больницы. Он в совершенстве овладел наукой строительства, получил звания академика, Заслуженного строителя России, почетного гражданина Кировского района города Петербурга, награжден орденами, медалями, дипломами, памятными знаками, словом, всем тем, чем только можно наградить человека. Он наивно, как-то по-детски радуется этим знакам государственного внимания, и при случае не прочь похвалиться очередной «игрушкой», как он сам их называет.
Как все романтически настроенные юноши, он писал стихи, печатал в газетах свои заметки, очерки, репортажи, одно время даже всерьез подумывал о том, чтобы связать свою судьбу с журналистикой, но получилось так, что он был вынужден выбрать другую, более приземленную профессию — он стал строителем.
Однако любовь к слову, к литературе, всегда была основой его личности, его мировоззрения — оно было воспитано в иркутских литературных объединениях, откуда вышли известные всей стране писатели: Валентин Распутин, Александр Вампилов, Геннадий Машкин, Анатолий Мошковский, и многие другие.
Михаил Зарубин пришел в художественную литературу довольно поздно, дебютировав повестью «Я родом с Илима». В ней он рассказал о своем детстве, которое прошло в деревне Погодаевой, о ее жителях, своих сверстниках, о стариках и старухах, которые еще помнили царя-батюшку, но ничего не знали о крепостном праве — его просто не было в далекой сибирской глухомани.
Во второй своей повести «Горький дым» писатель обратился к сложной и неоднозначной теме: отношению человека к Природе, к земле, на которой он живет, к дому, который он строит своими собственными руками, и сам же его разрушает. Вряд ли кому-нибудь придет в голову упрекать автора в «повторении пройденного» — с Валентином Распутиным его роднит только тема; он нашел свои, горькие слова, как тот угрюмый дым, который стоял над горящей деревней:
«…Горят дома. Горький дым стоит над деревней, в дыму висит оранжевое солнце, без лучей, тусклое, жуткое. Его отражение колеблется в мутной воде Илима.
Горят деревья на высоком берегу. Хорошо видно, как огонь, играя, влезает по коре стволов, извивается вокруг них, прячется куда-то, а вслед за ним ползут золотые муравьи, и зеленоватые лишаи становятся серыми, потом быстро чернеют. Вот снова откуда-то выбежал огонь, грызет порыжевшую траву.
Щебета птиц не слыхать, хотя леса богаты певчей птицей. Невозможно видеть, как зеленое мертвеет, покрывается рыжей ржавчиной и часто, даже не вспыхнув огнем, листья сыплются на землю пепельными бабочками, обнажая тонкие ветки. Но иногда лист, иссушенный жарою, вдруг весь вспыхнет и осыплется сотнями желтых и красных мотыльков, Я видел, как нижние лапы пышных елей быстро теряют бархатный, темно-зеленый лоск, рыжеют, ржавеют, и вдруг, озолотясь, брызгают во все стороны густым дождем огненно-красных искр. Вот они с легким треском дружно взвились ввысь, осеяв всю пирамиду елки, взвились, потом исчезли, а дерево стало черным, и лишь кое-где на концах голых веток мелькают маленькие огненные цветки.
Быстро желтеет мелкий березовый лист, когда по белому стволу гибко вползает огонь. Ветви курятся синим дымом, тихонько посвистывая. И кажется, что в тихом свисте горения звучат начала каких-то других песен — странных, глубоких, трагичных.
На опаленной земле валяются старые ведра, ржавые пилы, топоры, литовки, корчаги, среди них самодельная кукла, набитая опилками, с оторванной рукой. Печные трубы — как памятники…»
Проза Зарубина характерна открытостью, яркой публицистичностью. В городе, где он живет и работает, ему до всего есть дело: от попыток властей выстроить в городской черте гигантскую газпромовскую башню, до судьбы знаменитого здания питерского театра БДТ, которое он сумел уберечь от неминуемого разрушения. Не случайно вот уже несколько лет Зарубин работает в Общественной палате города, куда приглашают только самых авторитетных специалистов в
