Смирнов Алексей
Сонное царство
Алексей Смирнов
Сонное царство
Автопортрет в лицах
Оглавление
Предисловие
Глава 1. Что-то не так
Глава 2. Глыба
Глава 3. Проклятый ноябрь
Глава 4. Пластилиновая река
Глава 5. Знаки и символы
Глава 6. Старуха
Глава 7 (вставная). Веник шизофреника
Глава 8. Программа "Жатва"
Глава 9. Полигон
П р е д и с л о в и е
Внутренний голос подсказывает: не выпендривайся! Я отвечаю: о чем разговор? И, не прислушиваясь к внутреннему голосу, уведомляю: истинная правда, что все, следующее ниже, родилось от укуса неизвестной мушки, злобно метавшейся пасмурным осенним днем над платформой и напавшей на автора, когда он покидал вагон поезда. Укус родил скудную, привлекшую внимание автора сыпь на правом запястье; сыпь родила мысли о некой таинственной напасти, поражающей людское племя; мысли, в свою очередь, рождали друг дружку - что за напасть? откуда ей взяться? кому она угрожает? не есть ли она следствие чьих-то козней? и так далее. Разумеется, в дальнейшем все это здорово изменилось, но перемены не умаляют мушиных заслуг. Я, впрочем, далек от мысли, что она, канувшая в безвестность мушка, мечтала о лаврах.
Г л а в а 1. ЧТО-ТО НЕ ТАК
Ветра не было, был только дождь. Отвесно падавшие струи выбивали из платформы мыльные пузыри. Пузырям не выпадало и нескольких секунд жизни стоило им воровато скользнуть в сторону, как ливень тотчас настигал их, уничтожал и создавал новые.
Любой человек, будучи даже в тепле, под надежной крышей, при одном только взгляде из окна на это бедствие ощутил бы желание спрятаться - некто, однако, стоявший прямо в центре платформы, чувствовал себя вполне сносно. Со спины этот тип выглядел забавно: отягощенный колоссальных размеров поклажей, он оказывался ею едва ли не полностью скрытым от посторонних глаз. Громадный рюкзак, старавшийся держаться преувеличенно ровно, переминался на тонких ножках-палочках. Джинсы, мокрые насквозь, все же причиняли рюкзаку некоторое беспокойство: временами он взбрыкивал одной из ножек, стремясь отлепить набрякшую ткань. Вода стекала с рюкзака ровным потоком, и от влаги сине-оранжевая расцветка груза казалась более кричащей.
Дождь создавал впечатление общей несозданности, всеохватного несовершенства. Всем предметам еще только предстояло стать собой в зыбком водяном мареве. Бледная зеленая равнина, размытые, нечеткие домики вдали все выглядело ненадежным и незаконченным. Яркое пятно рюкзака казалось единственной надежной опорой в плачущем мире. Сверкающая бляха, плавающая в сукровице после того, как рассредоточились клетки.
Почитая топтавшуюся на месте поклажу за ориентир, Яшин взошел на платформу с дальнего ее конца и теперь, жестоко исхлестанный дождем, спешил вперед. В отличие от прочих пассажиров, ютившихся в тот ранний час под навесом, Яшин отлично знал, кто в теремочке живет. В теремочке скрывались: рябые щеки, безбровый лоб и глаза без ресниц, а также карикатурный крючок носа. Подбородок же и губы там, можно сказать, не скрывались, так как их почти и не было. Рябое лицо. Капли дождя по лужам - ряб, ряб. Ястреб. Рябой ястреб. Рябые щеки, рябой нос у ястреба. Сине-оранжевые накладные крылья. Это несправедливо, - одернул себя Яшин, - называть Парвуса ястребом. Ястреб - хищник, а Парвус - клевый мужик, без дураков. Из тех, что всегда в сторонке, но стоит им испариться - и как без рук. Вечно на подхвате, готов помочь, удружить, взять на себя, позаботиться... порой предусмотрительный в таких мелочах, какие и в голову не придут, только дивишься - и как он додумался?
Яшин не стал здороваться. Он ухватил рюкзак за какой-то ремешок и, не говоря ни слова, потянул под навес. Рюкзак от неожиданности завертелся, засуетился, выпрастывая поочередно то правую, то левую кисть - а то и утиный козырек мокрой кепчонки. Уже под навесом, делясь сигаретами, Яшин укоризненно обронил, что стоять столбом под этаким ливнем - сущее безумие.
- Это не дождь, - усмехнулся Парвус, закуривая. - Это - просто так. Ты, небось, настоящего дождя и не видел.
- Ну да, - согласился Яшин, тоном проявляя нежелание спорить с очевидной клеветой. - Снял бы ты свою буксовку. Хочется посидеть. А на моей - нельзя, посуда побьется.
Они устроились на рюкзаке Парвуса и некоторое время курили молча. Изредка поглядывали на циферблаты часов. Под хрупкими стеклышками, усеянными каплями влаги, послушно тикало и стрекотало.
- Я всегда прихожу заранее, - объявил Яшин ни с того, ни с сего. - Я такой человек.
- Угу, - кивнул Парвус. - Я тоже.
Им не о чем было говорить. Минуты текли в безмолвии. Лица обоих постепенно растеклись, глаза смотрели в одну точку. Становилось зябко, мокрая одежда липла к телу. Сигарета Яшина превратилась в серый рыхлый столбик, никак не решавшийся упасть. Яшин пришел ему на помощь и, помолчав еще немного, спросил:
- Ты... заметил? Позавчера? Или, может быть, раньше? . . Еще до того, как мы собрались.
Голос его звучал бесцветно, глухо. Крупное пористое лицо ничего, кроме обычной беспричинной печали, не выражало.
- Заметил - что? - спросил Парвус, не поворачивая головы.
- Ну... знаешь, как-то странно даже об этом и говорить... Мне вдруг послышался какой-то звук... Кое-кому из прохожих, по-моему, тоже... но вида никто не подал. Я даже не ручаюсь, что это был именно звук.
Парвус молчал. Яшин с монотонной назойливостью продолжил :
- Словно... все раскололи. Вроде сухого, приглушенного треска. Или хлопка. Или выстрела. Но только это шло не с неба и не из-за угла, а как будто прозвучало... везде, что ли... Как будто наступили на полый пластмассовый шарик. Разве что... не знаю, чувство было очень странное. Как если бы все... ну, изменилось как-то... Небо, например. Впрочем, старина, мне это могло просто померещиться. Но ты взгляни сам - ведь оно... какое-то не такое? Я не имею в виду цвет, мне самому непонятно, что в нем неправильно.
Парвус повернул лицо. Странное, безобразное лицо. Глаза не мигают, змеиные. А выражение - приветливое, дружеское. И еще - побитое, жалкое. Был бы у него хвост - непременно поджал бы. И косточки - бросить - нет.
- Что-то вспоминается, - сказал Парвус с задумчивой готовностью. - Вот незадача! а я бы и не вспомнил. Я еще подумал: где-то лопнула шина.
- Где? Везде? - Яшин снова вперил глаза в пузырившиеся лужи. - Это было нечто большее, чем хлопок... У меня вообще в последнее время... в последние годы... такое ощущение, будто все куда-то уходит. Будто все обваливается кусками и исчезает. Когда пишут про обостренное чувство времени - может, это про меня? И на этот раз... тут уже была какая-то бесповоротность, окончательность, последняя скорбь - но о чем все это? Никто не отреагировал, - Яшин важно поднял палец. - Ладно, - вздохнул он и провел по мокрому лицу ладонью. - Наверно, ипохондрия. Или - ностальгия, печаль об ушедших днях. Рановато вроде, а? Возможно, просто банальная меланхолия, Яшин щелчком отправил окурок в дождь. Еще помолчав, он вывернул шею и, заглядывая в глаза Парвуса снизу, спросил с нажимом: - Но небо-то? И воздух? Ты - ничего? Точно, ничего?
Парвус пожал плечами.
- Не знаю, - проговорил он осторожно. - Уверенности нет... Что-то где-то...
- Хорошо, отбой, - махнул рукой Яшин. - Даже из лучших побуждений подыгрывать мне не стоит.
- Я не подыгрываю, - возмутился было Парвус, но Яшин тронул его за плечо и молвил, вставая:
- Поезд идет.
Вокруг них началось движение. Репродуктор снисходительно объявил посадку. Крякнув, оба нацепили рюкзаки и поспешили к табличке с надписью "остановка первого вагона".
- Плохо, - посетовал Яшин, когда они дошли.
- ??
- Первый вагон, - объяснил Яшин. - Он моторный. Будет громыхать. Я обычно езжу во втором. У меня место, где двери второго вагона, помечено. Отбил каблуком камешек от края платформы, - он выжидающе посмотрел на Парвуса, но тот лишь вежливо улыбнулся. "Черт с тобой, - внезапно озлился Яшин. - Тебе все нипочем. Где бы ни оказался - всюду хорошо. Радость - будто только что облегчился. Принятие мира, как он есть - и в пургу, и в дождь, и в град. Окажется на зоне - так же будет сидеть, греть у костерка косточки".
Однако злоба злобой, но, когда поезд приблизился, Яшин предупредительно оттащил Парвуса от края платформы.
- Сядем, - сказал он в пространство, одобрительно взирая на полупустой состав. Тот, устав тормозить, остановился. Парвус шагнул в разверзшийся проем. Яшин чуть потянул время, ощущая неожиданный страх, но секунду спустя совладал с собой и вошел следом.
В аккурат возле дверей, справа, где места как раз на пятерых, их встретили легким взлетом бровей, но приветственных слов не было. Правда, Всеволод Рюгин дернулся было навстречу, да тут же и передумал. Живыми карими глазами навыкат он стрелял направо и налево, красный рот готов был растянуться в улыбке. Щеки лоснились, а короткие ножки еще немного, и не смогли бы достать до заплеванного пола. Еще чуть-чуть - и Рюгин начал бы болтать этими ножками. Одет он был нелепо: какой-то древний френч, на круглой башке - забавная шерстяная шапочка с помпоном. Ни в школьные, ни в студенческие годы он не расставался с этой шапочкой. Она давным-давно съежилась, выцвела, полиняла - возможно, как раз по этой причине росла и росла ее ценность.
