-Как же так, дядя Гельмут? — возмутился Франц. — Я, кавалер Рыцарского креста Железного креста, воюю с 1940 года, имею ранения и личные заслуги перед отечеством, и меня могут необоснованно арестовать? Арестовать безвинно, как это делает Смерш у русских? Не могу в это поверить.
-Война идет, Франц, не забывай. Положение складывается не в нашу пользу. Нервозность в генеральном штабе и ставке накалена до предела. Все может быть, тем более что фюрер не доверяет адмиралу Канарису и его людям. Абвер с его мощнейшей структурой переподчинен СС. Кляйст из кожи лезет, чтобы выслужится перед службой безопасности и Гестапо. И ты для него козырная карта. На тебя он хочет повесить все свои неудачи и огрехи отдела. Тем более, есть белые пятна в твоей биографии, которые ты скрывал даже от меня. Поэтому,— генерал громко стукнул ладонью по тумбочке, — ты все сейчас выкладываешь о русской женщине из поселка Поляниновичи, а я подумаю, как тебе помочь. Это очень серьезно Франц. Я не шучу. Я не прощу себе, если что-то случится с тобой.
-Хорошо, я согласен. — Франц был бледен и подавлен услышанной информацией от генерала. Он чувствовал начинающийся приступ головной боли. Ему захотелось быстрее все рассказать, что требует от него дядя и замкнуться, побыть одному со своими мыслями. — Летом 1941года, — начал тихо говорить он, — когда наш 24 моторизованный корпус стремительно продвигался на восток, меня отправили в одно село подобрать дом под штаб корпуса. Село называлось Заболотное. Волей судьбы, там произошло знакомство с одной девушкой. Она прекрасно говорила на нашем языке, была умна и необыкновенна красива. Ее звали Вера. Поэтому и операцию я предложил назвать 'Glaube' -Вера. Прошло уже три года после этой первой встречи, а я до сих пор удивлен, как в том захолустном маленьком селении мог расцвести такой божественный цветок. Я полюбил ее дядя, больше жизни и готов был, женится на ней. И главное, мама дала мне на то согласия.
-Как, твоя мать, фрау Берта, знала об этом?
-Да, дядя Гельмут. Мне пришлось написать письмо домой, и получить от нее благословение.
-Хорошо, — генерал покачал головой, — что было дальше?
-Когда я приехал в августе за Верой, чтобы увезти в Берлин, то родственники спрятали ее от меня. Поиски результатов не дали. Я озверел. Хотел застрелить ее брата. Это он все подстроил. Хотел сжечь деревню, такое было состояние злости и отчаяния. Но вы понимаете меня, я не так воспитан плохо, чтобы сжигать и убивать людей, ни в чем не повинных. Тем более был 41 год, когда мы верили, что несем демократию и свободу русским крестьянам. Это были мои личные проблемы. И они касались только меня. В общем, пришлось возвращаться восвояси. Да и времени было мало. В Смоленске шли жестокие бои. Меня отпустили в отпуск только в случае женитьбы. Но свадьба, увы, не состоялась.
 После этих слов Франц замолчал. На его лбу от волнения выступила испарина.
-Тебе плохо, Франц. Может доктора Ремуса позвать?— остановил его Вейдлинг.
-Не надо, дядя Гельмут. Пройдет. — Он взял с тумбочки стакан с водой и отпил несколько глотков. — Мне уже лучше...
Во время операции 'Glaube' — продолжил разговор Франц, — мне представился случай, вновь встретиться с Верой. И я непременно воспользовался этим случаем. Меня потянуло к ней как магнитом, до умопомрачения. Я проложил маршрут возвращения экипажей через поселок Заболотное. Я молил бога, чтобы Вера была дома. Мое обожженное сердце летело к ней в это село. — Франц глубоко вздохнул и стер с лица набежавшую слезу, — извините, дядя. Это от воспоминаний. В общем, я встретился со своей мечтой, своей единственной принцессой Хэдвиг и потерял ее навсегда. Ее убило осколком...
Глаза Франца потухли. Он замолчал, но через мгновение, что-то вспомнив, его лицо прояснилось, и из уст вырвалась радостная новость, — у нас родилась дочка, дядя Гельмут! — Франц улыбался, забыв о навалившихся проблемах, о головной боли и в порыве воспоминаний и нахлынувшей душевной теплоты непроизвольно сжал руку генералу. — Вы понимаете, у нас родилась девочка! — Тот не отстранялся и ничего не говорил. Ему были приятны эти мгновения родительской близости. — Я ее видел, она очень похоже на мать. — Франц светился от воспоминаний о дочери...
Но минутная счастливая волна, связанная с дочерью, вскоре прошла. В глазах по-прежнему установилась душевная боль и невероятная усталость. Ему захотелось побыть одному. Но нужно договорить, дядя ждет. — Вся встреча была очень краткой,— тихо добавил он. — Шел ожесточенный бой. Во время очередной атаки русских меня контузило. И вот я здесь, а они там..., — Франц замолчал и прикрыл глаза.
-М-да, — с сожалением выразился Вейдлинг и поднялся с венского стула. Было не понятно со стороны, толи он осуждал Франца за его похождения, толи поддерживал. Генерал стал ходить по палате, разминать затекшие ноги, и одновременно думать. В движении лучше думалось.
'Что сказать Францу, этакое поучительное на будущее, но и чтобы не обидеть? Мальчишка, влюбился и потерял голову, а я при встрече не разглядел этого. А что он мог сделать? Да просто не было бы этой операции. Батальон был бы цел, да и Франц не был бы надломлен. С советом он опоздал. Как говорит народная немецкая поговорка 'Поздно советовать, когда дело сделано'. А вот помочь ему надо и это в его силах. Отправлю в госпиталь, а затем в отпуск. Фатерлянд, семейная обстановка, родные благостно повлияют на него. Хорошо бы с Мартой его свести. Надо написать обязательно фрау Берте письмо. Глядишь, и отойдет от своих переживаний. А там и поженить. Русской женщины нет. Ну, а ребенок.... А ребенок останется в памяти. Дети войны, сколько их по свету родилось...!
-Франц, — обратился к Ольбрихту генерал, после обдумывания ситуации. — Я, принял решение. Считай — это приказ, — Вейдлинг вновь присел на стул.
Ольбрихт открыл глаза, — я, слушаю вас, дядя Гельмут.
-Вначале ответь мне без обиды. Когда мы в апреле обсуждали операцию 'Glaube' почему ты не рассказал о своих проблемах? Ведь я чувствовал, что с тобой не все ладно.
-Я не мог об этом говорить, дядя Гельмут. Это было очень личным. Да и что бы это дало?
— А ты не понимаешь? — c иронией бросил реплику Вейдлинг, — Просто не было бы этой операции. Я не дал бы свое согласие. А, так, твой поступок граничит с безрассудством. Сейчас докажи командующему армии, службе безопасности, что ты 'Ариец', а не агент Смерш!
Франц молчал. Он уже и сам понимал, что операция была провальная и надуманная. В ней не было необходимости. Почти все сведения, посланные в донесениях, он знал до операции от Клауса. Просто он проявил элементарный эгоизм, захотелось увидеть Веру. Увидел и погубил.
