Одическая условность позволяет пользоваться весьма архаическими представлениями. К оде 1748 года на день восшествия на престол Елизаветы Петровны Ломоносов дает такое примечание: «Во время рождения ее императорского величества планеты Марс и Меркурий стояли в одном знаке с Солнцем». Это могло прийтись по душе суеверной Елизавете, но главное было в самой стилистике оды, где уместны были «знаки зодиака», небесные чудовища и вся астрологическая бутафория барочного театра. В оде 1750 года Ломоносов возносит на одический Олимп трон Елизаветы, и античные божества и музы толпятся у его подножия, а сама Елизавета уподобляется и мудрой Минерве и прекрасной охотнице Диане,
От коей хитростью напраснойУкрыться хочет зверь в кустах!…Когда богиня понуждаетЗверей чрез трубный глас из нор!Ей ветры вслед не успевают;Коню бежать не воспящаютНи рвы, ни частых ветьвей связь:Крутит главой, звучит браздамиИ топчет бурными ногами,Прекрасней всадницей гордясь!
Эпитет «бурные ноги», передающий стремительное движение, устойчив в динамической поэзии Ломоносова. Еще в оде 1742 года (на прибытие Елизаветы из Москвы в Петербург) он употребляет его при описании битвы:
Там кони бурными ногамиВзвивают к небу прах густой,Там смерть меж готфскими полкамиБежит, ярясь, из строя в строй,И алчну челюсть отверзает,И хладны руки простирает,Их гордый исторгая дух…
В поэзии европейского барокко большое значение придавалось «звукописи». Разделяя эти воззрения, Ломоносов предлагает в «Риторике» (§ 173) характеристики отдельных звуков. Так, по его словам, «твердые с, ф, х, ц, ч, ш и плавкое р имеют произношение звонкое и стремительное, для того могут спомоществовать к лучшему представлению вещей и действий сильных, великих, громких, страшных и великолепных. Мягкие ж, з и плавкие в, л, м, н имеют произношение нежное и потому пристойны к изображению нежных и мягких вещей и действий…». Отбор слов у него часто идет по звуковому принципу:
Прямой покажет правда путь…
(«Ода в торжественный праздник высокого рождения Иоанна Третиего 1741 года августа 12 дня»)
Победы знак, палящий звук.
(«Первые трофеи Иоанна III чрез преславную над шведами победу августа 23 дня 1741 года в Финляндии»)
Богини нашей важность словаК бессмертной славе совершитьСтремится сердце Салтыкова…
(«Ода императрице Елисавете Петровне сентября 5 дня 1759 года»)
Одический стиль Ломоносова отличается интеллектуальным напряжением. Его вдохновение редко бывает непосредственным. Его поэтический «восторг» выражается, вернее имитируется, ухищрениями риторики, нарочитым нарушением строя и логических связей речи, перебоями, отступлениями, восклицаниями. Ломоносов часто изображает не предмет сам по себе, а чувственное ощущение от него. Таковы и его пронзительные эпитеты: «в жаждущих степях» (ода на взятие Хотина), «в средине жаждущего лета» (ода 1750 года), его неожиданные оксюмороны – метафоризирующне сочетания непосредственно непредставимых понятий, порождающие их новое поэтическое осмысление: «бодрая дремота», «громкая тишина».
Поэзия Ломоносова изобилует метафорами, опирающимися не только на неожиданное сопряжение «далековатых идей», но и на всю совокупность привходящих представлений и ассоциаций. Его метафора «брега Невы руками плещут», удаляясь от основного значения слова «рука», заставляет вспомнить и рукава реки, и толпы ликующего народа на берегах. Ломоносов считал подобное образование метафоры не только допустимым, но и образцовым, ибо дважды приводит ее в «Риторике» (§ 136 и 203).
Метафора Ломоносова нередко порождена всей совокупностью зрительных и слуховых представлений в их слитном единстве. Она одновременно чувственно-конкретна и умозрительна, постигаема чутким и взволнованным разумом:
От блеска твоея порфирыЯснеет тон нижайшей лиры
(Рукописная «Риторика» 1744 года)
Или:
Молчите, пламенные звуки,И колебать престаньте свет.
(«Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1747 года»)
Словесная живопись Ломоносова отвечает «бесконечной перспективе» барокко:
Вручает вечность мне свой ключ.Отмкнулась дверь, поля открылись,Пределов нет, где б те кончились…
(«Ода в торжественный праздник высокого рождения Иоанна Третиего 1741 года августа 12 дня»)
Пространство, уходя в бескрайность небес, «зыблется», находится в вечном движении –
Воззри в безмерный крут небес:Он зыблется и помаваетИ славу зреть твою желаетСветящих тьмами в ней очес…
(«Ода на прибытие из Голстинии и на день рождения великого князя Петра Феодоровича 1742 года февраля 10 дня»)
В одах Ломоносова на всем протяжении его творчества сохраняются привычные краски и приемы барочного декоративизма: потоки света в небесной лазури, сияние и блеск драгоценных камней, злата, бисера и кристаллов, сверкание фонтанов и каскады цветов. В оде 1746 года:
И се уже рукой багрянойВрата отверзла в мир заря,От ризы сыплет свет румянойВ поля, в леса, во град, в моря.
В оде 1747 года:
Великое светило миру,Блистая с вечной высотыНа бисер, злато и порфиру,На все земные красоты…
Это не спокойный, озаряющий свет картин Ренессанса, а трепещущий, то вспыхивающий, то мерцающий свет барокко. В оде 1759 года несколько сдержаннее:
Щедрот источник, ангел мира,Богиня радостных сердец,На коей как заря порфира,Как солнца тихих дней венец.
А в оде 1762 года (на восшествие на престол Петра Феодоровича):
Отворенный ЕлисаветеЕе преславных предков храмСияет в бесконечном светеПо звездным распростерт полям……Богиня новыми лучамиКрасуется окруженаИ звезды видит под ногами,Светлее оных, как луна.
Ломоносов прекрасно создавал, что в его одах постоянно снуют одни и те же мотивы Он находит этому оправдание в их непрестанном обновлении:
Что часто солнечным сравняемТебя, монархиня, лучам;От нужды дел не прибегаемК одним толь многократ речам:Когда мы начинаем слово,Сияние в тебе зрим новоИ нову красоту доброт…
Искусство барокко состояло не столько в «изобретении» новых мотивов и метафор, сколько в их виртуозном варьировании. Поэзия уподобляется калейдоскопу, в котором горсточки цветных стеклышек, пересыпаясь, образуют множество «звездочек». Это относится и к «надписям на иллюминации», где сияют освещенные цветными огнями фейерверков транспаранты с постоянными мотивами щедрот монархини, ее побед и благостного мира:
Воюет воинство твое против войны,Оружие твое Европе мир приводит.
(«Надпись на иллюминацию… в день тезоименитства ее величества 1748 года сентября 5 дня перед летним домом»)
Одические пейзажи Ломоносова живописны, порой прозрачны, но вместе с тем условны:
Млеком и медом напоенны,Тучнеют влажны берега,И ясным солнцем освещении,Смеются злачные луга.
(«Ода на прибытие из Голстинии и на день рождения великого князя Петра Феодоровича 1742 года февраля 10 дня»)
Важнейшей обязанностью Петербургской академии наук было художественное оформление различных празднеств, придворных маскарадов и потех. При Анне Иоанновне профессор физики Г. В. Крафт разрабатывал проект Ледяного дома и затем составил его описание. В химической лаборатории Ломоносова изобретали новые составы «зеленых огней» для фейерверков. На стрелке Васильевского острова напротив Зимнего дома царицы устраивался помост на сваях. На этом «иллюминационном театре» устанавливались пышные декорации, строились храмы и павильоны, украшенные трубящими гениями и аллегорическими фигурами. В сентябре 1745 года, по случаю бракосочетания Петра Феодоровича с Екатериной Алексеевной, был представлен «остров Российского благополучия». В двух флигелях, образующих полукруг, разместились четыре «храма»: Мудрости, Славы, Добродетели, Мира и Спокойствия. В центре возвышался обелиск с изображениями «гениусов» Любви и Верности. Когда вспыхивал «первый план» иллюминации, «гениусы» поворачивались вместе с обелиском и превращались в пару орлов. По Неве в «колесницах-раковинах» плыли Нептун и Венера, сопровождаемые сиренами и тритонами. Толстые дельфины сражались с чудовищами, изрыгая фонтаны горящей нефти. С треском, шипеньем и выстрелами взлетали в ночное небо бесчисленные ракеты, «огненные колеса», «швермеры» и «люсткугели». По всей реке плыли тысячи плошек с горящим говяжьим салом.[38]
