Турсен обошел пруд и остановился возле рыжего жеребца. Мокки и Рахим пытались последовать за ним, но он запретил им это и, положив обе руки на рукоять своей палки, застыл возле коня, словно живая статуя.
Конь чувствовал его взгляд, и хотя он стоял на солнце, по его телу прошла дрожь, мускулы заиграли, он встал на дыбы и его глаза полыхнули огнем.
Наконец Турсен сказал:
— Думаю, конь в хорошей форме.
В два прыжка Мокки очутился рядом с ним.
— В хорошей форме! — воскликнул юный конюх. — Господин, этого коня невозможно описать словами! Он просто летит над землей! Десять коней один за другим можно загнать, но этот конь будет мчаться все дальше! Прикажи ему все что хочешь, и он тебя поймет… этот конь… он просто… просто…
Мокки не находил больше слов. Поэтому он начал смеяться и все его лицо засияло.
В его смехе была такая жизнерадостность и доброта, что даже сам Турсен, чье лицо всегда оставалось замкнутым, чуть-чуть улыбнулся.
— Ты хороший саис12, Мокки, — сказал он почти мягко.
Но затем продолжал очень строгим тоном:
— Кто ездил на коне последний раз?
— Вчера вечером твой сын… а сегодня утром я, — сказал Мокки.
— И как? — спросил Турсен
— Мечта! — Мокки прикрыл глаза, словно все еще чувствовал ветер той дикой скачки.
Турсен взглянул на его изменившееся лицо, его крепкие руки и массивные, квадратные, колени и сказал:
— Из тебя бы мог получиться хороший чавандоз.
Мокки рассмеялся снова:
— Ну, конечно, с таким-то конем! Это же что-то невероятное!
— Хватит уже об этом… — буркнул Турсен.
Мокки мгновенно замолчал и засмущался. Ему стало стыдно и за свои улыбки, и за шутливый тон.
— Пойду, отполирую седло, — серьезно нахмурившись, сказал он, и, наклонив голову, высокий саис, скрылся в палатке.
Турсен присел на каменную скамью.
«О, нет, — подумал старый чавандоз, — никогда больше не появится на земле подобный жеребец. Потому что не будет на земле Турсена, который, путем бесконечных усилий и заботы, из трясущегося жеребенка, который беззаботно прыгал и лягался, смог вырастить такого несравненного, такого великолепного коня».
Скаковые лошади для бузкаши должны сочетать в себе не сочетаемые качества: взрывной темперамент и умение выжидать, легкость, быстроту и выносливость вьючного животного, быть агрессивными как лев и послушными как дрессированная собака.
Как иначе могли они мгновенно, повинуясь малейшему нажиму коленей, тяге поводьев, переходить от открытого нападения к хитрому уклонению от атак, то скакать прочь, как преследуемый охотниками зверь, то тут же гнаться за другими, мчаться с безумной скоростью и тут же останавливаться на месте.
Но все подобные лошади не могли сравниться с конем стоящим здесь, чье теплое дыхание ласкало щеку Турсена.
«Как и я, кто одерживал победы над самыми лучшими всадниками, — думал Турсен, — так и этот конь легко бьет всех своих противников».
И старому чавандозу показалось, что этот конь получил от него даже его железную волю, его холодную отвагу, его ум и опыт.
Тихий вздох пробудил Турсена от грез. Рахим встал позади. Его любопытство было столь сильным, что он осмелился спросить:
— Это та самая лошадь, что люди называют Джехол, Дьявольский жеребец?
Казалось, что Турсен не слышит его. Но мальчик продолжал дальше:
— Почему люди так его называют?
— Потому что он так умен, что превосходит человеческое понимание, — неторопливо ответил Турсен.
— И это твой конь? Только твой? — продолжал спрашивать Рахим.
И Турсен ответил ему снова. Возможно, он взял с собой этого мальчика лишь для того, чтобы поговорить с ним о том, что его так мучило.
Отведя взгляд от Джехола, Турсен сказал:
— У меня всегда был свой конь. Только мой. Так же, как у моего отца, моего деда и прадеда. Все они были хорошими чавандозами. Правда, они так и не разбогатели, принося больше денег своим хозяевам, чем себе. Ты знаешь сам, как дорого стоит подобный конь, и что в каждом бузкаши есть риск его потерять. Что касается лошадей, то я все делал так же, как и мой отец, но, наверное, мне повезло чуть больше. Моего первого я получил, когда мне было двадцать лет, и я одержал победу над лучшими чавандозами. Это был конь из Бактрии, а с начала времен она славиться прекрасными лошадьми. И он тоже звался Джехол, как и все мои кони.
Турсен обхватил рукоять палки крепче и положил подбородок на руки.
— С того времени у меня было их пять, и каждый превосходил своего отца, потому что и я со временем научился выбирать лучшего жеребенка из всего приплода, и опыта у меня становилось все больше. Но этот конь превосходнейший из всех. Лучший, последний Джехол.
Внезапно Турсен замолчал. Снова кольнула его навязчивая мысль: «Да, последний из всех моих коней. Но я никогда не буду ездить на нем. И я не буду играть в этом несравненном первом бузкаши. И что это будет за бузкаши!»
Как бы хотелось старому человеку продолжить разговор с Рахимом! Но гордость запрещала ему говорить с мальчиком о том, что его больше всего занимало.
Из палатки вышел Мокки. Он взмахнул блестящей лошадиной уздечкой и воскликнул, смеясь:
— Смотри, Джехол, теперь тебе нечего будет стыдиться даже там, внизу, в большом городе, перед самим шахом!
— Сегодня вечером ты получишь мои последние приказания — сказал ему Турсен.
Старый чавандоз протянул руку и провел ее по ноздрям своего коня.
— До вечера, — сказал он Джехолу.
И затем Рахиму:
— Жди меня здесь, пока я не вернусь.
— Прямо здесь, возле Джехола? — воскликнул бача.
Турсен развернулся и ничего не ответил. А Рахим поблагодарил Аллаха за такую невероятную удачу.
Перемена небесных светил
Верхом на лошади требовалось примерно около часа, чтобы от имения Оман бея добраться до Даулад Абаза, крошечного городка, который все жители близлежащих мест считали чем-то вроде столицы. Большая часть степи была так редко заселена, что пара развалившихся домов из глины или несколько палаток кочевников, уже считались поселком. А в Даулад Абазе находились — глава округа, военный гарнизон, даже полицейский пост, столетний базар в самом центре города, и новая школа с ним рядом.
Турсену нужно было к базару, и его путь пролегал мимо школы. Был полдень и занятия как раз закончились. Стайка детей выбежала на улицу из-за высокой коричневой стены, за которой находилось здание школы и сад. Лошадь Турсена остановилась, — дети заполонили почти всю дорогу. Все они были странно молчаливы и постоянно оглядывались назад, в сторону школьной стены.
