выбор – или я вместе с собакой, или… Но отец дослушивать не стал и послал на хер обоих. Ситуацию, как обычно, спасла мама, и вот уже восемь лет Пальма – мой самый верный друг. Моя девочка… как же она всегда меня чувствует, как любит!.. Как бы она пережила мою гибель? Ведь маме наверняка стало бы не до неё, а отец бы точно её выгнал. Мудак!
Всё же повезло моим любимым, что я остался жив. Целую неделю я гонял эти мысли в своей голове, а потом кое-что прояснилось…
Я – редкостный счастливчик! В этом меня в один голос заверяли врачи, которым слишком часто приходится иметь дело с последствиями дорожных аварий и менее удачливыми участниками. И всё же крепкая голова увлекла меня в кому. «Да разве ж это кома?! – всплескивала руками заботливая медсестричка Ирочка. – Поспал четыре денёчка, сил набрался! И проснулся бодрячком – память на месте, рефлексы в норме, динамика положительная, прогнозы отличные!..» Короче, фартовый я парень!
А неделю назад мой лечащий врач обозначил мои перспективы, и когда он зарядил мне про отличные прогнозы, я в припадке истерии послал его на хер.
Отличные?! Это такой стёб? Спортивной карьере – пиZдец! Да мне жить не хочется! Почти восемь лет я учился драться и побеждать… я больше ничего не умею! Все планы, надежды, мечты – всё пошло по пиZде!
И я возненавидел всех! Что они понимают о моей жизни? У меня колено в труху – это отличный прогноз?! Отныне костыль – мой вечный спутник – да это просто ох*енно положительная динамика!
– Геныч, братишка, но это же херня… Ты живой – это главное! – убеждал меня Макс. – А что, лучше кони двинуть?
– Да! Да!.. Лучше так, чем калека! Пошёл на хер, Малыш, со своими проповедями!
Сука-а! Как жить дальше? Зачем?
– Геныч, ты всё равно был и останешься лучшим! – втирал Жека. – Главное – ты с нами!
– Лучшим среди кого? Я вас, бл@дь, укатаю даже совсем без ног! На хер иди отсюда! Кирюх, тебе туда же!
А-а-а, сука!
– Геннадий, – начал издали отец, – как говорится, что Бог не делает… оно, может, и к лучшему. Тебе ли не знать, что цена успеха в большом спорте – это здоровье спортсмена. И, поверь, сын, гонорары не всегда способны перекрыть последующее лечение.
– Ты это серьёзно, пап? Долго ты эту ху*ню сочинял? О какой цене успеха ты мне тут втираешь? Я уже сработал по предоплате, ты не заметил? Всё – здоровья нет, успеха – тоже! Называется – наебал сам себя! Всё, пап, закрыли тему, иди на хер!
И только мама очень долго молчала и грустно кивала головой – соглашалась со всем. А потом, когда я устал, она заговорила:
– Как же это больно, когда разбиваются мечты. Да, сыночек, Анжелике, конечно, повезло больше – ни боли, ни потерь, ни страданий… А ещё теперь у неё нет никакой возможности что-либо исправить в своей жизни, потому что жизни больше нет. Да и зачем нужна жизнь, в которой нет смысла и не за кого держаться… да? Жизнь, в которой ты потерял то единственное, что представляло ценность…
Я молчал. Сперва из тупого упрямства, а потом мне стало так невыносимо стыдно! Как же быстро я обесценил всё, что мне так дорого, стоило лишь зачитать приговор моей спортивной карьере. Узколобый истеричный мудак!
И действительно я – редкостный счастливчик! Ведь я по-настоящему богат людьми, которых люблю и которые любят меня – вот такого психа. Парни же объяснили мой приступ слабоумия последствиями черепно-мозговой травмы и мои попытки извиниться завернули на подлёте – с кем, типа, не бывает. И я искренне благодарен им за это.
Когда ты отлетаешь к праотцам, ты этого не понимаешь, и только твоим близким тяжело. Вот и с идиотами так же. Но я уже иду на поправку.
Глава 10
Уверен, что весь медперсонал нейрохирургического отделения не чает, когда меня выпишут. Неудивительно – ежедневные толпы моих посетителей превратили эту строгую лечебницу в проходной двор. Вот и сейчас, подходя к своей палате, я слышу дружное ржание и виновато улыбаюсь свирепой медсестре на посту – уж потерпите, пожалуйста, ещё несколько дней.
– Цветаев, – строго окликает она. – Что ты разбегался на сломанных ногах? Или тебе у нас понравилось?
– Да левая уж заросла почти, – я цепляю на лицо самую обаятельную улыбку, но… бесполезно – эта дама непробиваема.
Её молодые сменщицы гораздо лояльнее и милее, поэтому, быстро переступая костылями и опираясь на левый гипсовый сапог, я спешу скрыться с глаз женщины. Вхожу, и взгляды моих гостей скрещиваются на мне, при этом Жека с Максом продолжают орудовать столовыми приборами. Мама, оглядев меня, тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой.
– Да хватит, ма! Я ж не злоупотребляю.
– Геныч, ты с четырьмя копытами, рыжей щетиной и бритой башкой выглядишь ещё опаснее, чем на ринге, – замечает Жека, прожевав половину букв вместе с пловом.
– Му-гу, – закивал Малыш. – Очень брутален!
– Садись кушать, сынок, пока не остыло, – мама засуетилась у стола, с умилением поглядывая на моих друзей, уплетающих её стряпню за обе щеки, и с беспокойством – на Кирюху, продолжающего подпирать задницей подоконник. – Кирюш, ну ты чего как неродной? А ну-ка бегом к столу.
– Спасибо, Галина Семёновна, я правда не голоден, – он застенчиво улыбается, старательно отводя голодный взгляд от казанка, источающего умопомрачительный аромат.
Я понимающе хмыкаю – наш скромняга! Зато Жека, которому этикет прививали с пелёнок, причмокивает, закатывает глаза от удовольствия и ехидно скалится:
– Да не уговаривай его, мам Галь, он ещё вчера плотно поел. Ты лучше меня усынови и корми так вкусно каждый день.
– Болтун, – мама ласково треплет его по волосам. – Вы все и так мои детки… оболтусы.
– Это не про меня, мам Галь, я за ум взялся, у меня даже девушка есть.
– Ой, Женька, а когда у тебя не было девушки? – смеётся мама.
– Не-не, у меня с Машенькой по-настоящему. Это вон, Макс, потаскун, всё перебирает,