че, брат… её ж, один хер, уже нет, но мы-то с тобой есть.
– Иди на хуй отсюда! Не брат ты мне…
– Вот ты сказанул… Да если хочешь знать, это я не повёлся… и только ради тебя! А она ж бросалась мне на…
Я подаюсь вперёд и достаю его молниеносным джебом* (*от автора: прямой дальнобойный удар в боксе). Стас заваливается, как подбитый столб, я же, забыв о костылях, теряю равновесие, но успеваю спружинить на руки.
– А-а… Цветаев, ты что… ты что творишь?! А ну прекрати! На помощь! – это медсестра… мать её в душу!..
– Я сам, – отталкиваю невесть откуда взявшегося Малыша, но с другой стороны меня за руку подхватывает Кир.
– Слышь, Геныч, хорош кувалдами размахивать.
А Жека, не пытаясь разобраться, одним рывком вздёргивает Стаса с пола и тут же роняет с ускорением и грохотом.
Всё отделение на ушах:
– Полицию вызывайте!
– Да погоди ты с полицией, дай досмотреть…
– Ну, хоть какая-то движуха!..
Мне же отчего-то свербят мозг скрины в телефоне. Обняв костыли и не обращая внимания на пацанов, я спешу уединиться, а меня догоняет противный голос:
– Цветаев, я звоню твоему отцу!
Детский сад, бл@дь!
– Звоните, только сперва говно с пола уберите.
Глава 11
– Ты идиот! – яростно грохочет отец, брызжа слюной.
Весть о моём новом статусе, просачиваясь сквозь тонкие стены, разносится по больнице и вырывается в распахнутое окно, чтобы город знал своих идиотов.
Устало повиснув на костылях и пропуская мимо ушей гневную отповедь отца, я смотрю в безоблачное небо, на бушующую летнюю зелень и думаю об Анжелике. Сейчас, когда её больше нет, я не хочу пачкать её имя грязными сплетнями, и в памяти всплывает только хорошее. Ведь воспоминания – это единственное, что осталось от моей болезненной любви. И Стас со своими фантазиями пусть идёт на хер – не было у них ничего.
– Куда ты пялишься? Я с тобой разговариваю! – взрывается отец особенно громко. – Тебе совсем неинтересно, о чём я тут распинаюсь?
Я неопределённо качаю головой – эта лекция несомненно бодрее, чем теория о квантовых полях, поскольку бас лектора не позволяет мне задремать.
– Что ты башкой крутишь, как дурак? – звереет отец.
– Спасибо, что поделился своей точкой зрения. Я тебя услышал.
– Что ты услышал, баран? Рожу поверни ко мне! Ты всю свою жизнь под откос из-за бабы пустил!.. И даже сейчас никак не угомонишься!.. Похоже, крышу тебе неудачно залатали. Стас говорит, что это из-за неё? Господи, Геннадий, ты ж ненавидеть эту девку должен!
– Я любил её, пап…
– Люби-ил, – передразнивает он. – Да что ты понимаешь в любви-то? Любил! Дебил!
Оказывается, рифмоплётство – это во мне от отца – он тоже поэт.
– И вот теперь скажи мне, стоит ли твоя покойная зазноба карьеры и здоровья?
В таком ключе я даже не думал… Зато неожиданно вспомнил о другом – как месяц назад, перед самой трагедией, застал отца в нашем гараже, и как размашисто он таранил подозрительно знакомую сытую белую задницу… и как, заметив ох*евшего меня, матерился и торопливо извлекал корень из уже известной мне репетиторши по математике. Знал ли он, что наши занятия с Валерией Игоревной проходили не менее продуктивно? И интересно, сколько зарабатывают репетиторы? Вспомнил – и затошнило. А если бы мама раньше пришла с работы?..
– А гостеприимная лазейка Валерии Игоревны стоит нашей семьи, пап? – задаю ему встречный вопрос.
Отец хмуро пережевывает губы и смотрит на меня исподлобья.
– Послушай, Геннадий, ну ты ведь уже не ребёнок… и, как взрослый разумный мужчина, должен меня понять…
– Какой прогресс, однако, – я зло усмехаюсь. – Знаешь, пожалуй, я предпочту оставаться идиотом. Я не хочу это понимать, пап… ясно? Тем более я не готов понимать эту ху*ню в нашем доме.
– В моём доме, щенок! – припечатал отец. – Это только благодаря мне вы с матерью живете на всём готовом!
– А ничего, что мама тоже работает?
– Ой, не смеши, ради бога! Работает она… И далеко бы вы уехали на её зарплату? Да она того же репетитора не смогла бы тебе оплатить!
– Того же нам и даром не надо! А то, что ТВОЙ дом вылизан до стерильности, что мы с тобой обстираны и отутюжены, что мы жрём, как не в себя – первое, второе, третье и компот!.. Это вообще в расчёт не берётся?
– Да заткнись ты, защитник угнетённых! Твоя мать сама отказалась от прислуги. Значит, ей нравится! Успевает же она в огороде возиться и цветочки разводить – значит есть время на всякую херню! А я пашу по двенадцать часов в сутки, да ещё и проблемы твои разгребаю! И зверей твоих, между прочим, терплю в своём доме!.. Я имею право на компенсацию!
– В качестве студентки-репетиторши?
– А почему бы и нет? – отец улыбнулся и, подойдя ко мне расслабленной походкой, положил руку на моё плечо. – Ты мне сейчас помогать должен, сын, а не палки в колеса вставлять. И на учёбу налегать, раз уж со спортом так вышло. Я ж вот тебя за новую тачку не упрекаю… хотя должен. Но нет, я продолжаю разгребать твои грешки и устраивать твоё будущее. Поэтому не надо учить отца… Гена. И коль уж на то пошло, то как мужик мужика ты просто обязан меня понять. Женщина, она ж как холодное пиво в летний зной, должна вызывать желание… и утолять жажду.
– К чему это? – я неприязненно покосился на отца и подумал о своей милой и улыбчивой маме. Всегда ухоженная, весёлая, умная…
Так чего ж тебе ещё надо, собака?!
– Ген, я, конечно, всё понимаю… Она тебе мать, и ты просто можешь не замечать того, что вижу я…
А я отчаянно не желаю знать, что такого он видит, но уже не могу смолчать:
– Это чего же? – мой вопрос выходит с угрожающим утробным рычанием, но отец будто и не
