katygeyer: Хватит молчать. Я все знаю.
Нажав на «отправить» я мрачно подумала, что если он опять меня проигнорирует, я найду его, где бы он не был, и побью. Больно. Но через пару секунд под моими словами на экране появилось уведомление «прочитано».
Неужели!
katygeyer: Дами? Ты в порядке?
Прошло, наверное, не меньше минуты, после чего на экране появился ответ:
ykaaar: Нет
Я долго думала, что ему ответить. Вся злость на него куда-то испарилась, оставив после себя горькое послевкусие вины. Легко мне сидеть и психовать, а каково сейчас ему, с его обостренным чувством гордости и юношеским максимализмом во всей его красе?
katygeyer: Я могу чем-то помочь?
ykaaar: Нет
И снова это емкое, категоричное «нет».
ykaaar: Мне нужно побыть одному
katygeyer: Ты разве сейчас не с ребятами?
ykaaar: Нет. Они в баре, отмечают
«Было бы что отмечать», прочитала я между строк.
katygeyer: А где тогда ты?
ykaaar: Я… там, где все началось. Мне правда надо побыть одному. Я напишу позже
Надпись «Сейчас в сети» сменилась на «Был в сети.»
Я закусила губу. Упрямый мальчишка! Он реально подумал, что я брошу его страдать в одиночестве? Не на ту напал.
Я решительно встала из-за стола и принялась быстро надевать джинсы, как вдруг меня обожгла мысль: «А где я буду его искать-то?» Я плюхнулась на стул как была, со штанинами, натянутыми до середины бедер, и призадумалась. Ребята отмечают полученное второе место в конкурсе в баре. Он не с ними. Так где он может быть?
Я… там, где все началось.
А я вспомнила кое-что, что он рассказал мне тогда, на мосту. И меня осенило: ну конечно! Он должен быть там. Просто обязан.
Кое-как разобравшись с джинсами, я натянула простую черную оверсайз футболку и, на ходу приглаживая волосы, открыла приложение вызова такси и лихорадочно набрала необходимый адрес. «Машина приедет через 3 минуты» высветилось у меня на экране. Я быстрым шагом двинулась в прихожую, накинула сверху легкую куртку и, уже обуваясь, услышала недоуменный голос соседки по квартире:
— Куда собралась на ночь глядя?
Я, наконец справившись со шнурками на кроссовках, выпрямилась и, схватив ключи, бросила на ходу:
— Надо. Не жди меня.
На улице уже стоял темно-синий Volkswagen, за рулем которого сидел довольно молодой парень. Я плюхнулась на заднее сиденье. Парень улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида:
— Buonasera, signorina. Dove andiamo?[40]
— Buonasera. A liceo il nome di John Kennedy [41].
Я увидела его сразу же, едва вышла из машины. Он вальяжно развалился на скамейке прямо напротив ворот у главного входа в лицей. Я подошла чуть ближе и, затаив дыхание, принялась разглядывать его. Он откинул голову на спинку скамьи, закрыв глаза, и выглядел при этом безумно усталым и основательно потрепанным. Темные волосы небрежными завитками раскинулись по плечам, открывая высокий лоб, тени на веках размазались неровными пятнами. Похоже, он отправился сюда сразу после шоу, не умывшись и не переодевшись — на нем был яркий пиджак из блестящего материала и кожаные брюки, которые он вряд ли надел бы в обычной жизни.
Я уже решила было, что он спит, как вдруг его правая рука поднялась ко рту. Сверкнул огонек зажженной сигареты. Дамиано сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул дым через ноздри.
— Привет, — наконец, нерешительно произнесла я, делая маленький шаг вперед и продолжая наблюдать за ним.
— Какое из слов во фразе «мне надо побыть одному» тебе было непонятно, а, Кэт? — по-прежнему не открывая глаз, произнес он хриплым, чуть заплетающимся голосом.
Я вспыхнула, но промолчала. Затем, принюхавшись, констатировала:
— Ты пьян.
— И что?
Действительно, и что? Сидеть в полночь в одиночестве напротив своей бывшей школы, нализавшись в стельку — что может быть естественнее?
Длинные ресницы на красивом лице затрепетали и чуть приподнялись, блеснула узкая полоска глаз.
— Как ты нашла меня?
— Женская интуиция, — буркнула я в ответ, уже начиная жалеть, что приехала. — Я присяду?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он повел рукой в приглашающем жесте и снова закрыл глаза. Я осторожно опустилась на скамью слева от него и, слегка задев его плечо своим, откинулась назад и устремила взгляд вверх. Ночь выдалась теплой и довольно ясной. Над головой мерцали загадочно-далекие звезды — но не как дома, в России, а какие-то другие. Непонятно почему я вспомнила о доме, и теперь меня с головой захватило тоскливо-щемящее чувство тоски… по дому или по матери? Я не могла ответить на этот вопрос. Но сейчас, в чужой, незнакомой стране, сидя рядом с этим до невероятности красивым итальянцем, с которым нас связывали черт знает какие отношения, я как никогда в жизни почувствовала себя одинокой.
— Знаешь, сегодня, когда… когда объявили результат, я впервые серьезно задумался о том, что, может быть я зря все это затеял, — неожиданно снова заговорил он, бесцеремонно вырвав меня из размышлений.
Я с усилием оторвалась от созерцания звездного неба и перевела взгляд на него. Его голова все еще лежала на спинке скамейки, а глаза смотрели прямо перед собой.
— Что — это?
Он слегка повернул голову в мою сторону и широко обвел рукой ворота перед входом в лицей.
— Вот это. Бросил школу, я имею в виду. — Он снова откинулся на спинку скамейки, сделал еще одну затяжку, и опять замолчал. Я сидела, не двигаясь, ожидая продолжения.
— Я всегда был у учителей занозой в заднице. Серьезно. Наверное, я поучаствовал во всем запрещенном дерьме, которое только можно вообразить. Мне словно чего-то не хватало, только вот я не понимал, чего, и восполнял этот пробел как мог. А потом я познакомился с Вик и Томасом…и я почувствовал себя так, словно до этого я спал, а теперь — проснулся. У меня как будто открылись глаза. Я понял, что музыка — вот чего мне не хватало, вот что мне необходимо. Мы начали играть вместе, и я буквально растворился во всем этом. Хотя не все, конечно, было так идеально первое время. Я тот еще косяк. Ты знаешь, что один раз они выперли меня? Из группы, я имею в виду? — искоса глянул он на меня. Я отрицательно покачала головой — откуда бы? Он кивнул, и продолжил:
— Я много выпендривался, да еще и пытался ставить свои условия. Ну, они и не выдержали. Тот месяц, что я болтался без дела, без группы, конкретно изменил меня. Я понял, что не могу без музыки. И, наступив на горло собственной гордости, пошел проситься назад.
— И они тебя приняли.
— Как видишь. Потом мы нашли Итана. А потом поняли, что школа нам не даст ничего — ничего из того, что мы хотим получить от этой жизни. И мы бросили школу. И…я никогда, ни разу с тех пор об этом не жалел. До сегодняшнего дня.
— А что поменялось сегодня?
Он сердито повернулся ко мне.
— А ты не понимаешь? Все, к чему я шел, к чему стремился — все развалилось…a farsi fottere! [42]
— Перестань драматизировать, господи, вы ведь заняли второе место, это ведь почти победа…
— Вот именно — почти! — зло перебил меня он сквозь зубы, непроизвольно сжав кулаки. На его скулах заиграли желваки. Я еще никогда не видела его настолько взбешенным. — Знаешь, что такое второе, cazzo [43], место, а, Кэт? Я тебе скажу! Это — расписка в собственной никчемности! Это — доказательство того, что ты недостаточно хорош! Хуже второго места нет ничего, понятно тебе? Ничего! Я бросил все, все, что у меня было — я с родителями разругался, я из дома ушел — и ради чего это все, скажи мне? Ради второго места?!
Он задохнулся от негодования, а я… Я, воспользовавшись моментом, рванулась к нему, боясь передумать и, обхватив его лицо дрожащими ладонями, быстро — быстро зашептала:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Слушай меня, Дами…- он попытался сказать что — то, но я не дала ему такой возможности:
— Нет, слушай! Слушай! У тебя еще все впереди, малыш, понимаешь? Твое время скоро придет — и очень скоро… И ты станешь знаменитым на весь мир, я знаю это! Я знаю…
