А потом в голове прозвучало эхо его слов: «Ты ведь можешь прийти к нам на шоу…»
И я решилась.
— Так. Давай еще раз. Это твоё жгучее желание попасть на шоу как — то связано с тем красавчиком, который приходил к нам тогда?
— Его зовут Дамиано.
— Неважно. Так все — таки?..
— Да. Он… В общем, он принимает участие в проекте.
Луиза с грохотом опустила груженый напитками поднос на стол и скептически посмотрела на меня:
— Ясно. А с чего ты решила, что я могу тебе с этим помочь?
— Я не знаю, к кому ещё обратиться, Лу. Я ведь здесь никого толком не знаю, кроме тебя.
Она фыркнула в ответ, но промолчала.
— Пожалуйста, Лу! Я ведь не прошу тебя привести меня туда за руку и усадить в зрительный зал. Просто помоги мне, скажи, как можно это сделать, ну пожалуйста-пожалуйста! Это ведь можно как — то сделать, я знаю, что можно, он ведь звал меня, но как — без понятия, а ты, Лу, ты же умная, ты сообразительная, ты сможешь!
— Ладно-ладно, — раздражённо перебила меня она, покусывая нижнюю губу, — я попробую. Но ничего не обещаю!
Я едва удержалась, чтобы не завопить от счастья и не кинуться ей на шею.
— Спасибо, спасибо, спасибо!
— Угомонись, я ничего ещё не сделала! И сказала же, что ничего не обещаю!
Я согласно закивала головой. Обещание — это уже что — то…
Через два дня, в начале смены, она небрежно бросила мне на ходу:
— На следующей неделе не планируй ничего на весь день.
Я непонимающе уставилась на неё. Она в ответ закатила глаза и раздельно повторила:
— Следующая неделя, Кэт. Суббота. Не занимай себе день.
До меня постепенно начало доходить.
— Неужели?..
— Да, должна будешь. И не ори, пожалуйста, — предупредила она мой счастливый вопль. Я была так рада, что подавила готовый вырваться наружу крик и только глупо улыбалась.
Я увижу его! Я увижу его вживую, на сцене!
— Только у меня одно условие.
— И какое же?
— Я иду с тобой.
Зал был битком набит. Нам досталось место где-то с краю среднего ряда. Сцену было видно довольно хорошо, как и кресла судей, которые пока что пустовали.
— Поверить не могу, что мы здесь! — возбуждено шепнула я Лу, беспокойно ёрзая на месте.
— Да уж, полный восторг! — саркастически отозвалась девушка, недовольно откидываясь на спинку сиденья и скрещивая руки на груди.
— Ты не любишь такие передачи?
— Ненавижу.
— Зачем тогда пошла?
Она насмешливо посмотрела на меня:
— Ты думаешь, после того, как мне пришлось попотеть и доконать кое — кого, я бы позволила тебе идти одной? Нет уж. И, кроме того, мне самой стало интересно, насколько он хорош, этот твой Дамиано. Больше даже и не проси о таком, Кэт! — сердито свернув глазами, прошипела Луиза. — Нам вообще повезло, если честно, обычно массовку набирают из…
Девушка осеклась и уже мягче продолжила:
— Ладно, забей. Главное, мы здесь. Только приготовься, что отсидишь себе всю задницу, отобьешь ладоши и, вполне возможно, сорвешь голос.
Заметив немой вопрос в моих глазах, Луиза хмыкнула:
— Ты не на концерт пришла, солнышко, а на запись прямого эфира, так что не забывай об этом.
— Я не…
— Просто смотри и слушай.
Лу оказалась права. Мы просидели в студии почти весь день, с небольшими перерывами, изо всех сил старались улыбаться и усердно аплодировать. Ладони заболели примерно минут через двадцать, ещё через тридцать они начали гореть огнём и в конце концов онемели.
На исходе второго часа я мысленно прокляла всех: организаторов шоу, орущего режиссёра, весело переговаривающихся между собой судей, сидящих рядом людей и в первую очередь, чёртова, мать его, Дамиано Давида, ради которого я вообще сюда припёрлась.
— Мне кажется, они уже отсняли всех, кого только можно, — простонала я после очередного выступления.
— Ну, должен же он когда — нибудь появиться, — изо всех сил стараясь сохранить серьёзное выражение на лице, произнесла Лу. — Если он с конечно, не вылетел за то время, что вы не общались. А то, знаешь, будет обидно.
Я свирепо глянула на неё и уже открыла было рот, чтобы сказать ей все, что про неё думаю, но тут, наконец, до моих ушей среди потока незнакомых слов на итальянском донеслось знакомое:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
-… Måneskin!
— Всё, тихо! — прошипела я, жадно всматриваясь в погруженные в темноту силуэты, стоящие на сцене.
— Это они, да? Да?
И тут вспыхнул свет. Они стояли на сцене, все четверо, готовые начать в любой момент. Я наконец — то отыскала глазами его, жадно впитывая детали его крайне забавного образа (одна шляпа чего стоила), но тут в полной тишине он открыл рот — и я забыла как дышать.
Put your loving hand out, baby… ‘Cause I’ m beggin…
А потом вступили и остальные участники группы.
— Porca puttana! — прошептала рядом Лу, зачарованно глядя на сцену. — Lui è bravissimo…[21]
Я только кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Да, черт возьми, он действительно был великолепен! И не просто великолепен, а ВЕЛИКОЛЕПЕН. Я никогда особенно не любила «Beggin», но в его исполнении она зазвучала совершенно по — иному. Естественно, не без участия остальных ребят — вместе они подарили песне новую жизнь.
Вокруг неистово кричали зрители, но я не обращала на них внимания. Всё выступление я не отрывала глаз от него, так уверенно и по-хозяйски двигающегося по сцене, так, словно это его и только его территория, и чувствовала, как моё сердце плавится от нежности, растекаясь тягучим сладким сиропом в груди.
Когда они закончили, зал взорвался аплодисментами — настоящими, не вынужденными аплодисментами. Я стояла вместе со всеми и изо всех сил терзала свои ладони, сверля его глазами и беззвучно умоляя: «Посмотри, посмотри на меня! Я здесь!»
Но, конечно же, он меня не заметил. На его бесконечно счастливом лице сияла такая искренняя, такая широкая улыбка, какой я ни разу ещё не видела.
Только на сцене я живу, понимаешь?
Да, теперь я его понимала. Пожалуй, ради такого действительно стоило бросить школу.
— Блин, это было офигенно! — ворвался в мои мысли вопль Лу. Она изо всех сил хлопала в ладоши, восторженно глядя на ребят.
— Они просто обязаны записать студийную версию!
Наконец, судьи прервали всеобщий гомон и принялись быстро — быстро комментировать выступление.
— Что, что они говорят? — дергала я за руку Луизу. Она, не отрывая взгляд от сцены, принялась скороговоркой пересказывать мне происходящее.
Наконец, зрители взорвались очередной порцией аплодисментов, под которую улыбающиеся ребята, помахав нам руками, быстро двинулись прочь со сцены.
— Taglia! Grazie a tutti! [22]— раздался громовой голос режиссёра.
Не говоря ни слова, я рванула с места.
— Стой, Кэт! — раздался крик Луизы где — то позади. — Куда ты?
Но я уже неслась вперёд, огибая сидящих и стоящих людей. Сердце колотилось как бешеное, глазами я следила за тем, как Дамиано и его группа, спрыгнув со сцены, скрылись где — то справа. Я решительно двинулась в ту же сторону, но внезапно откуда — то сзади раздалось:
— Mi scusi, signorina, non può entrare[23].
Меня мягко остановила меня чья-то рука. Я обернулась и увидела высокого мужчину в форме. Охранник. Он возвышался надо мной как одинокая гора.
Запинаясь, умоляющим голосом я прошептала:
— Sì, ma devo vedere un ragazzo… Per favore…[24]
Он невозмутимо посмотрел на меня сверху вниз, все еще сжимая мою руку.
— Mi dispiace. Non può aiutare niente [25].
Я в отчаянии посмотрела туда, где скрылся Дамиано, чувствуя, как в глазах закипают злые слезы. И что, все это зря?! Я даже не увижу его?
Перед моими глазами промелькнула его сегодняшняя улыбка, счастливое лицо и сияющие глаза. Наверное, они с ребятами сейчас отмечают успешное выступление, может, быть выпивают… И тут меня осенило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Dove posso fumare qui? [26]
Охранник в недоумении уставился на меня. Видимо, столь резкая перемена в моих приоритетах его порядком озадачила.
