— Боже милостивый, — пробормотал я, — ничего себе… Да, ты права, мне и в голову не приходило, что это.., настолько серьезно.
— Я не хотела, чтобы ты знал. Не хотела тебе говорить. Поэтому и боялась назвать свою фамилию. Фенелла Гудмен. На самом деле я вовсе не Гудмен, а Гутман. Я подумала, что про Гутманов ты наверняка слышал, а потому решила произнести свою фамилию на английский манер: Гудмен.
— Да, — подтвердил я, — про Гутманов я что-то такое слышал. Но даже если бы ты назвала себя так, я бы ничего такого не подумал. Мало ли людей носят эту фамилию?
— Поэтому-то, — продолжала она, — я была тщательно ограждена от внешнего мира, точно пленница. Меня охраняли частные детективы, и молодых людей очень придирчиво проверяли, прежде чем позволить им хотя бы поговорить со мной. Когда у меня появлялся новый знакомый, перво-наперво выясняли, соответствует ли он всем требованиям моей семейки. Ты даже не представляешь, как мне страшно было так жить. Но теперь все — конец, и, если ты не возражаешь…
— Конечно, не возражаю, — перебил ее я. — Мы будем веселиться вовсю. И вообще имей в виду, — добавил я, — лично я считаю, что денег никогда не может быть слишком много.
Мы оба рассмеялись.
— Что мне в тебе нравится больше всего, — сказала она, — так это то, что ты никогда не лжешь.
— И потом, — заметил я, — тебе ведь, наверное, приходится платить огромный налог? Вот тут я тебя все-таки обставил: деньги, которые я зарабатываю, идут прямо мне в карман, и никто не может их у меня отнять:
— У нас будет свой дом, — мечтательно произнесла Элли, — свой дом на Цыганском подворье. — И почему-то вдруг зябко повела плечами.
— Тебе не холодно, дорогая? — сразу спросил я и посмотрел на небо. Но там не было ни единого облачка, и солнце сияло вовсю.
— Нет, — ответила она.
И действительно, было необыкновенно жарко. Мы совсем разомлели на солнышке. Такая жара бывает, наверное, только на юге Франции.
— Нет, — повторила Элли. — Просто я вспомнила ту цыганку…
— Забудь о ней, — сказал я. — Она явно сумасшедшая.
— Как по-твоему, она и вправду считает, что та земля проклята?
— Цыгане, они все такие. Вечно твердят о разных проклятиях.
— Ты много знаешь про цыган?
— Ничего не знаю, — признался я. — Если тебе не нравится Цыганское подворье, Элли, мы можем купить землю в другом месте. На вершине горы в Уэльсе, на испанском побережье или среди холмов в Италии. Сэнтоникс и там построит для нас дом.
— Нет, — решительно возразила Элли. — Я хочу, чтобы наш дом был там, где мы впервые встретились. Ты так внезапно появился тогда из-за поворота, потом увидел меня и остановился, не сводя с меня глаз. Я этого никогда не забуду.
— И я тоже, — пообещал я.
— Вот там пусть и будет наш дом. И твой друг Сэнтоникс построит его.
— Если он еще жив, — почему-то встревожился я. — Он тяжко болен.
— Он жив, — сказала Элли. — Я к нему ездила.
— Ты к нему ездила?
— Да. Когда была во Франции. Он был там в санатории.
— С каждой минутой, Элли, ты меня удивляешь все больше и больше. Сколько же ты всего успела сделать!
— По-моему, он замечательный человек, — сказала Элли, — но страшноватый.
— Он тебя напугал?
— Да, не знаю почему, но мне было очень страшно.
— Ты рассказала ему про нас?
— Да. Я рассказала ему все, и про нас, и про Цыганское подворье, и про дом. Он ответил, что мы еще успеем воспользоваться его услугами. Он очень болен, но, по его словам, у него еще хватит сил поехать посмотреть участок, сделать разметку и сделать эскизный проект. Он сказал, что не беда, если даже он умрет до окончания строительства. Но тут я заявила, что он обязан жить и дальше, потому что мне хочется, чтобы он увидел, как мы там устроимся.
— И что он на это сказал?
— Спросил, знаю ли я, что делаю, выходя за тебя замуж, и я сказала, что, конечно, знаю.
— А потом?
— А потом поинтересовался, знаешь ли ты, что делаешь.
— Я-то знаю, — не сомневался я.
— Он сказал: «Вы всегда будете знать, куда идете, мисс Гутман. — И добавил:
— Вы всегда будете идти туда, куда вам хочется, и поэтому не свернете с выбранного пути. А вот Майк, — продолжал он, — может забрести куда-нибудь не туда. Он еще недостаточно взрослый, чтобы знать, куда он направляется». На что я ответила, что рядом со мной тебе ничего не грозит.
Она была крайне самоуверенным существом, моя Элли. Должен сказать, слова Сэнтоникса здорово меня разозлили. Он напомнил мне мою мать. Та всегда считала, что знает обо мне больше, чем я сам.
— Я знаю, куда иду, — сказал я. — Я иду туда, куда хочу, и мы идем туда вместе.
— Развалины старого дома уже убирают, — сообщила Элли, переходя к насущным нашим делам, — Как только эскизный проект будет готов, работа пойдет быстро. Нам нужно спешить. Так сказал Сэнтоникс. Хочешь, мы зарегистрируем наш брак в следующий вторник? — спросила Элли. — Вторник — хороший день.
— Только без всяких свидетелей, — поставил условие я.
— За исключением Греты, — сказала Элли.
— К черту Грету, — рассердился я. — Ее на нашем бракосочетании не будет. Только мы с тобой, и все. А свидетелей можем взять прямо с улицы.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это был самый счастливый день в моей жизни…
Книга вторая
Глава 1
Вот так мы с Элли стали мужем и женой. Произошло это несколько внезапно, но в общем-то именно так и бывает в жизни. Мы решили пожениться — и мы поженились.
Но это только начало моей истории, а не конец любовного романа или сказки. «И стали они жить-поживать да добра наживать». После таких слов и рассказывать-то больше не о чем. Да, мы поженились, мы были счастливы, и прошло немало времени, прежде чем нас разыскали. Вот тогда и начались совсем уже не сказочные трудности и заботы.
Скрыть нашу женитьбу оказалось на удивление просто. Вдохновленная желанием обрести свободу, Элли очень ловко заметала следы. Верная Грета делала все необходимое и стояла на страже, охраняя интересы Элли. А я довольно быстро понял, что, собственно говоря, Элли и ее дела никого особенно не волновали. Ее мачеха была целиком занята светской жизнью и романами. Если Элли отказывалась сопровождать ее в какой-нибудь очередной вояж, она никогда не настаивала. К услугам Элли были многочисленные гувернантки, горничные и учителя, и, если ей хотелось поехать в Европу, никто не возражал. Когда она выразила желание отметить свое совершеннолетие в Лондоне, ей снова пошли навстречу. Теперь же, когда она получила право распоряжаться своим огромным состоянием, семейные назидания вообще не принимались в расчет. Пожелай она купить виллу на Ривьере, замок на Коста-Брава, яхту или еще что-нибудь, то стоило лишь упомянуть об этом, как кто-то из свиты, постоянно окружающей миллионеров, тотчас приступил бы к делу.
На Грету семейство Элли смотрело как на незаменимую помощницу. Сообразительная, деловая, надежная, способная справиться с предельной расторопностью с любой задачей, она пускала в ход все свои чары, стараясь угодить мачехе, дяде и многочисленным родственникам, которые вечно терлись у них в доме. В распоряжении Элли было не меньше трех адвокатов, которым она время от времени отдавала указания. Она была окружена целой ратью банкиров, адвокатов и финансистов — того требовали унаследованные ею капиталы. Это был мир, о котором я имел весьма смутное представление и если что-то узнавал, то исключительно из замечаний, которые Элли небрежно роняла в ходе наших разговоров. Ей, естественно, и в голову не приходило, что я ничего не смыслю в подобных вещах. Она же выросла в этом мире и, естественно, не сомневалась, что любой взрослый человек должен в них разбираться.
По правде говоря, на ранней стадии нашего брака нам больше всего нравилось выявлять то непривычное, что было в образе жизни каждого из нас. Или, грубо говоря — а я вообще-то сам с собой был предельно прям и откровенен, ибо иначе было невозможно приспособиться к новым обстоятельствам, — бедняк и понятия не имеет, как живет богач, а богач не знает, как живет бедняк, и знакомство с неведомым нас обоих завораживало.
— Послушай, Элли, — однажды с тревогой спросил я, — как по-твоему, большой будет скандал по поводу нашей женитьбы?
Элли ответила не сразу, причем довольно равнодушно:
— О да. Они, наверно, страшно рассердятся. — И добавила:
— Надеюсь, ты не очень будешь этим огорчен.
— Я-то нет. Мне что… А тебе-то здорово достанется?
— Вполне возможно, — отозвалась Элли, — но слушать их не обязательно. Ведь сделать-то они ничего не смогут.
— Но попробуют?
— О да, — воскликнула Элли. — Непременно! — И задумчиво добавила:
— Они скорей всего попытаются от тебя откупиться.
— Откупиться?
— Чему ты так удивился? — Элли улыбнулась улыбкой счастливой девочки. — Ничего тут особенного нет. — И добавила:
