— Я же вам говорила, что Грета умеет все, — улыбнулась Элли.
— Да, да, я помню. Значит, она сумела сделать так, что вы, ваша мачеха…
— И дядя Фрэнк, — вставила Элли.
— Всей семьей, — усмехнулся я, — и, разумеется, сама Грета…
— Нет, Грета не ездила, потому что… — Элли помолчала. — Кора, моя мачеха, считает, что Грета не должна ездить с нами в гости.
— Поскольку она не член семьи, а всего лишь бедная родственница? — спросил я. — Или, верней, компаньонка? Грету, наверное, обижает такое отношение?
— Но она не просто компаньонка, она мне как подруга.
— Дуэнья, нянька, наставница, приятельница — есть мною слов.
— Погодите, — сказала Элли, — прежде всего, я хочу сказать вам, что теперь понимаю, что вы имели в виду, рассказывая о работах своего друга. Дом действительно чудесный. Он… Он ни на что не похож. Мне кажется, что если бы мы с ним договорились, то у нас тоже был бы чудесный дом.
Она произнесла эти слова машинально. «Мы», сказала она. «У нас». Значит, Элли специально отправилась на Ривьеру и заставила Грету устроить визит в тот особняк, про который я ей рассказывал, потому что хотела получше представить себе, что за дом построит нам в мире наших грез Рудольф Сэнтоникс.
— Я рад, что этот дом вам понравился, — сказал я.
— А чем вы занимались все это время? — спросила она.
— Работал, впрочем, это неинтересно, — ответил я. — Зато еще я успел побывать на скачках, где поставил на аутсайдера все до последнего пенни и выиграл в тридцать раз больше. Видите, какой я везучий?
— Очень рада за вас, — сказала Элли, но в голосе ее не было радости, ибо выиграть, поставив на аутсайдера все до последнего пенни, — ситуация почти невероятная для людей того круга, в котором она вращалась. Не то что для моих знакомых.
— И еще я побывал у матери, — добавил я.
— Вы мне о ней почти ничего не рассказывали.
— А зачем? — удивился я.
— Разве вы ее не любите?
— Не знаю, — подумав, ответил я. — Иногда мне кажется, что не люблю. Когда человек становится взрослым, он так или иначе отдаляется от родителей. И от матерей, и от отцов.
— По-моему, вы ее все-таки любите, — упорствовала Элли. — Иначе вы бы не задумались, отвечая на мой вопрос.
— Я вообще-то ее побаиваюсь, — признался я. — Она слишком хорошо меня знает. Знает мои слабости, я хочу сказать.
— Должен же кто-нибудь их знать, — заметила Элли.
— Что вы имеете в виду?
— Кто-то из великих сказал: ни один герой не может оставаться таковым для своего камердинера[8]. Наверное, каждому из нас требуется камердинер. Довольно трудно жить, если все время стараешься понравиться всем.
— Вы умница, Элли, — восхитился я и взял ее за руку. — А вы тоже все обо мне знаете?
— Думаю, да, — спокойно и просто ответила Элли.
— Я ведь не так уж много рассказал вам о себе.
— Точнее говоря, вообще ничего не рассказывали. Вы больше отмалчивались, когда я что-то спрашивала. Вот именно. И тем не менее я, по-моему, неплохо вас знаю.
— Не уверен, — отозвался я и продолжал:
— Пусть это звучит довольно нелепо, но я должен признаться, что люблю вас. Несколько запоздалое признание, не так ли? Ведь вы, конечно, давно уже об этом знаете, практически с самого начала, правда?
— Да, — сказала Элли, — а вы про меня? Верно?
— Вопрос в том, — решился продолжить я, — что нам дальше делать? Нам будет нелегко, Элли. Вы хорошо знаете, что я собой представляю, как я жил, чем занимался. Когда я ездил навестить мать, то как бы заново увидел, на какой мрачной и по-обывательски добропорядочной улочке она живет. Это совсем не тот мир, в котором существуете вы, Элли. И я не уверен, что нам удастся когда-либо их примирить.
— Вы могли бы познакомить меня с вашей матерью?
— Мог бы, — согласился я, — но лучше этого не делать. Наверное, это звучит грубо, даже жестоко, но, видите ли, нас с вами ожидает довольно странное будущее. Это будет не та жизнь, к которой привыкли вы, и не та, которую вел я. Это будет совсем иная, где нам предстоит примирить мои бедность и невежество с вашим богатством, образованностью и положением в обществе. Моим друзьям вы будете казаться высокомерной, а ваши друзья решат, что со мной неприлично появляться в свете. Итак, что же нам делать?
— Я скажу вам, — ответила Элли, — что мы будем делать. Мы будем жить на Цыганском подворье, в доме, нет, в воздушном замке, который нам построит ваш друг Сэнтоникс. Вот что мы будем делать. — И добавила:
— Но сначала нам надо пожениться. Вы ведь это имели в виду?
— Да, — сказал я, — именно это. Если вы, конечно, решитесь за меня выйти.
— Тут-то никаких сложностей, — деловито произнесла Элли. — Мы можем пожениться на следующей неделе. Я ведь уже совершеннолетняя. И потому могу делать все, что пожелаю. А это главное. Насчет родственников вы, наверное, правы. До тех пор пока все не будет кончено, я ничего не скажу своим родным и вы можете не говорить своей матери, а потом, если им угодно, пусть устраивают сколько угодно скандалов.
— Отлично, — обрадовался я, — все просто замечательно, Элли. За исключением одного досадного обстоятельства. Не хотелось бы говорить вам об этом, но… Мы не сможем жить на Цыганском подворье, Элли. Если мы и построим дом, то только не там. Цыганское подворье продано.
— Я знаю, что оно продано. — Элли засмеялась счастливым смехом. — Вы не понимаете, Майк. Это я купила его.
Глава 8
Мы сидели на усеянной цветами лужайке у ручья, журчавшего среди камней и идущих вдоль него пешеходных троп. Вокруг было множество людей, но мы их попросту не замечали, мы были увлечены обсуждением своего будущего. Я не сводил глаз с нее, она — с меня. Вообще-то разговор завела она, я же от переполнявшего меня ликования почти не мог разговаривать.
— Майк, — сказала она, — я должна кое-что тебе объяснить. Про себя.
— Не нужно, — ответил я, — не нужно мне ничего объяснять.
— Нет, нужно. Я должна была рассказать тебе об этом сразу, но мне не хотелось, потому что… Потому что я боялась, что ты уйдешь от меня. Этим в какой-то мере объясняется и мой поступок в отношении Цыганского подворья.
— Ты купила его? Но каким образом?
— С помощью адвокатов, — ответила она. — Как это обычно делается. А они одобрили мое намерение вложить капиталы в землю, ибо она растет в цене.
Было довольно странно вдруг услышать, с какой уверенностью и знанием дела нежная робкая Элли рассуждает о капиталах и недвижимости.
— Ты купила его для нас?
— Да. Я обратилась не к семейному нашему адвокату, а к своему личному. Объяснила ему, что меня интересует, заставила изучить вопрос и запустила машину в ход. Было еще двое покупателей, но они выжидали, боясь переплатить лишнее. Самое главное было не упустить сделку и подготовить все нужные документы, чтобы я могла подписать их, как только стану совершеннолетней. Документы подписаны, дело сделано.
— Но тебе ведь пришлось внести задаток. У тебя нашлись такие деньги?
— Нет, — ответила Элли, — нет, в моем распоряжении не было больших денег, но зато всегда можно найти людей, готовых ссудить нужную сумму. Например, обратиться в новую юридическую контору, где очень заинтересованы, чтобы к их услугам прибегали и впоследствии, когда у клиента будет полное право распоряжаться унаследованными деньгами. Они готовы пойти на риск, все-таки маловероятно, что клиент умрет в одночасье — как раз накануне дня рождения.
— У тебя такой деловой тон, — заметил я, — что у меня просто дух захватывает.
— Бог с ними, с делами, — сказала Элли. — Я еще не все тебе рассказала о себе. Кое о чем я тебе, правда, уже рассказала, но ты, по-моему, ничего толком не понял.
— Не хочу я ничего понимать, — взбунтовался я. И, почти срываясь на крик, добавил:
— Не надо мне ничего рассказывать. Не хочу ничего знать о том, что ты делала, кого любила или не любила.
— Я совсем не об этом, — возразила Элли. — Мне и в голову не пришло, что ты так это воспримешь. Не бойся, никаких любовных тайн у меня нет. До тебя я никого не любила. Дело в том, что… У меня есть деньги.
— Знаю, — сказал я. — Ты мне это уже говорила.
— Да, — чуть улыбнулась Элли, — я помню, как ты назвал меня «бедной маленькой богачкой». А богачка я не такая уж маленькая. Видишь ли, мой дед нажил огромное состояние на нефти. В основном на нефти. И кое на чем другом. Жены, которым он платил алименты, умерли, после чего наследниками были только мы с отцом, потому что два других его сына, братья отца, тоже погибли. Один — в Корее, а другой — в автомобильной катастрофе. Отец получил в наследство колоссальное состояние. Ну а после его внезапной кончины оно перешло ко мне. В завещании отец оговорил сумму, которая поступает в распоряжение моей мачехи, поэтому ни на что больше она претендовать не может. Все принадлежит мне. Я.., я — одна из самых богатых женщин Америки, Майк.
