– Кроме твоего? Нет, не было.
– Нет ничего странного в том, что один друг звонит другому, чтобы проверить, как у него дела.
– Я думала, что ты друг Джозетты.
– А разве я не могу и тебе тоже быть другом?
– Ну можешь.
– Это хорошо. – В этот момент компьютер известил, что проверка системы завершена. Хотвайер уставился на экран монитора, пытаясь понять, как такое могло произойти, – Зачем ты блокировала сигнализацию, Клер?
На всю страну скорее всего найдется лишь горстка людей, способных заблокировать систему, не зная кода. А код блокировки он ей не сообщил намеренно. И, судя по тому, что выдала ему программа проверки системы, она сделала это быстрее, чем он, Хотвайер, что, при всем своем уважении к Клер, он считал для нее невозможным.
– Откуда ты знаешь, что я ее заблокировала?
– Я запустил диагностику.
– А, понятно. Ты хочешь сказать, что ты подвесил мою систему на свой компьютер?
– Да.
– Тогда как ты узнал, что она включилась?
– Видишь ли, я не оставлял копам инструкций, чтобы они мне звонили, но теперь, наверное, так и поступлю.
– Не смей. Мне и так было страшно неловко.
– Какая тебе польза от сигнализации, если она отключена?
– Я не хочу принимать у себя полицейских через день только потому, что я случайно ее включила. Мне просто не нравится так жить, Хотвайер.
– Тогда не включай ее по ошибке. На другом конце линии молчали.
– Ну перестань, моя сладкая. Я знаю, что иногда тебе трудно сосредоточиться на том, что происходит во внешнем мире, но ты можешь натренировать себя не забывать о сигнализации.
– Почему ты называешь меня «сладкая»? Я тебе не кусок сахара.
– На вкус ты слаще сахара.
– Ладно, забыли.
– Поверь мне, твой язык куда приятнее, чем мятная жвачка. Я бы с радостью предпочел держать во рту его, а не кусок резины.
– Ты со мной заигрываешь?
– Готов поспорить, что ты покраснела.
Клер делала вид, что ей наплевать, но Хотвайер знал, что ее тянуло к нему куда сильнее, чем она согласилась бы признать.
Клер вздохнула, и его бросило в дрожь от этого тихого вздоха.
– Возможно.
– Ты кажешься удивительно неискушенной в этих играх для женщины двадцати восьми лет.
– Неискушенной меня точно назвать нельзя. – Весьма циничное заявление. – И откуда ты знаешь, сколько мне лет? Ты успел порыться в моих персональных данных?
– Нет. Я поступил старомодно. Я спросил у Джози.
– Вот как?
– Тебе не удастся сбить меня с темы.
– Я не пытаюсь сбить тебя с темы.
Нет, это она не нарочно. Просто у нее привычка перескакивать с темы на тему.
– Я снова включу систему, и на этот раз я хочу, чтобы она работала.
– Если сигнализация снова включится, я перережу провода.
– Ты этого не сделаешь.
– Попробуй меня остановить.
– Ты не уполномочена демонтировать сигнализацию.
– Мы не в армии. Мне не требуется ничьих разрешений. Это я тут живу. Если я не хочу, чтобы сигнализация мешала мне жить, то мне ни к чему ее терпеть.
– Тогда съезжай. Ты живешь у Джози на правах нанимателя и не имеешь права блокировать средства, которые Джози установила для охраны своей собственности. И сигнализация, и дом, который она охраняет, принадлежат ей, а не тебе. – Жестокие слова, но Клер сама вынудила его их произнести.
Отсюда, за много сотен миль от нее, он не мог силой заставить Клер держать сигнализацию включенной, а все аргументы, касающиеся необходимости обезопасить ее жизнь, как выяснилось, не работали. Клер отказывалась серьезно воспринимать его озабоченность, но от этого он не стал меньше беспокоиться о ее безопасности. И он не собирался отказываться от своего намерения ее защитить лишь потому, что помнить о сигнализации ей неудобно.
– Ты прав, – сказала Клер примирительным тоном. – Я не хозяйка. И дом не мой. Я больше не стану блокировать систему. Если это так необходимо...
Джози его убьет. Он обидел Клер.
– Клер, послушай...
– Спасибо, что позвонил узнать, как там с... домом Джози. Как я уже говорила, все прекрасно.
– Сладкая моя...
– Я постараюсь не причинять тебе впредь неудобства. До свидания.
Абонент отключился. Хотвайер смачно выругался. Хорошо, что мама его не слышала. В армии сержант не наводил на него такого ужаса, как эти пять с кепкой футов безукоризненных манер коренной южанки.
Он не хотел обидеть Клер, и он не звонил, чтобы проверить, как там этот чертов дом. У него свело скулы от злости. Как бы там ни было, он перезапустил систему сигнализации. Хотвайер проверил электронную почту и голосовые сообщения, но дрожащий от обиды голос Клер все не шел у него из головы. Наконец он сдался и вновь набрал ее номер.
Она не взяла трубку, и он, проверив распорядок Клер, убедился, что у нее сегодня занятия, а потом дежурство. Он оставил сообщение о том, что переустановил систему, но где взять слова, чтобы возместить ущерб, который он нанес ее чувствам? И стоит ли вообще пытаться найти такие слова?
Давясь слезами, Клер отперла входную дверь.
Лестер умер. Она не могла в это поверить. Он жил в Бель-монт-Мэноре практически все те три года, что Клер там работала. За это время умирали и другие. И это естественно, если учесть, что средний возраст обитателей интерната равнялся семидесяти пяти годам. Но Лестер был не таким, как все. Лестер был особенным. Она любила его как члена семьи. И для Клер, у которой семьи практически и не было никогда, это что-то да значило.
Ночью накануне они проговорили больше двух часов, и все это время он сохранял здравый рассудок. Он многое поведал ей о своей жизни наемного убийцы и сумел убедить ее в том, что то, о чем он ей рассказывал, было правдой. Он заговорил о своей прошлой жизни только год назад, когда у него начались помутнения рассудка, так что иногда трудно было понять, где правда, а где плод больного воображения. Но если только Лестер постоянно не бредил одним и тем же, то та, темная сторона его жизни, действительно существовала.
Клер сказала ему, что удивлена тем, что он так долго прожил, принимая во внимание особенности его профессии, но он ответил, что все дело в том, что он был глубоко засекреченным агентом. Те, с кем он работал, и в правительстве, и частные клиенты, знали лишь его кличку – Арван. Арван – кельтский бог смерти. Вполне подходящее имя для того, кто делает такую работу.
Только для Клер действительно не имело значения, кем Лестер был в прошлом. В ее жизни он занимал важное место, и теперь, когда его не стало, Клер испытывала боль. Он был очень близок к тому, чтобы в ее сердце занять место отца, человека, которого она могла бы уважать, и, как ни сентиментально все это звучит, так оно и было.
