— Юга, — укоризненно сказал Выпь.
Облюдок только фыркал.
К зенице Полог сменил цвет, окрасился колючим ржавым багрянцем. Ела глаза липкая сухая пыль, забивала горло до кашля. Травы под ногами вовсе не осталось, все выпалило жаром, выжрали особые. Выпь привычно молчал, берег дыхание, Юга изредка ругался, да так забористо, что Серебрянка краснела.
Путники вышли к селу — и остановились на некрутом взгорке. Девочка стиснула руку пастуху, шепотом спросила:
— Что это?
— Шлюпка, — глухо опознал Выпь.
А Юга тихо присовокупил очередное емкое, жгучее.
Шлюпка низко висела над становищем, похожая на плоский каменный блин с бахромчатыми рваными краями. Из брюха вниз тянулись лесенки — много-много, прочных и на диво длинных.
— Как думаешь, уже все? — Юга глядел на шлюпку, не мигая.
Выпь не сразу ответил. Сказал:
— Обойдем. Нечего зря дразнить.
— А я бы завернул в гости, — протянул облюдок, — скарба там осталось не меряно...
— Мертвых обирать?
— А им-то что? — приподнял бровь облюдок. — Возьмем еды в дорогу, может, дарцами разживемся. С них не убудет.
Пастух насупился.
— Под шлюпку соваться негоже.
— Так не суйся. Я сам схожу, осмотрюсь...
— Юга, Юга, я с тобой! — тут же вызвалась девчонка.
— Вот уж нет, ты с Выпь здесь потопчешься.
— Ну а вдруг там опасно, вдруг тебе помощь понадобится?
— Здесь жди, — строго оборвал Юга.
Кивнул Выпь и зашагал вниз по склону, прямо под тень.
Надо сказать, под шлюпку Юга первый раз в жизни лез. До этого момента только однажды ее и видел, в смутном, неприятном своем детстве.
Осторожно ступая, миновал раскрытую, бессильную граду, двинулся по улке, держась Домов. Взрослые и юные трованты стояли пустые, испуганные и опечаленные, при виде живого человека распахивались, просили зайти. Туша хищника висела над головой, давила. Юга глянул быстро раз, второй, на третий осмелел и изучил пристрастно. Брюхо у твари оказалось неровным, в буграх-вмятинах, а лестницы свисали из округлых оконец-глазков, затянутых мутной пленкой. Понемногу лестницы ссыхались и укорачивались, совсем скоро нажравшаяся туша должна была стряхнуть оцепенение и медленно уплыть дальше.
Юга поборол накатившую дурноту, отвлекаясь, заглянул в окно ближайшего Дома. Огладил камень, мысленно успокаивая. Дом дрожал, остро переживая смерть хозяев, чувствовал за собой вину — но никто из людей не мог сопротивляться зову шлюпки. Едва его заслышав, бросали дела, покидали Дома и поднимались, цепляясь за услужливо протянутые лестницы.
Кто не мог идти сам, того несли другие.
— Детей даже прихватили, — сказали за спиной.
Юга едва не кувыркнулся через подоконник. Круто обернулся.
— Ты? Что пришел-то?
Выпь не ответил, оттеснил его плечом, хмуро оглядел Дом. Закинул голову, рассматривая шлюпку. На пояс уже пристроил нож: видать, с какого Дома прихватил.
Юга осторожно, вежливо обшаривал другой Дом, побогаче. Оставшуюся на кухне еду завернул в тряпицы, убрал в сумку. Дом грустно следил за не-хозяином, но препятствий не чинил. Чуял, что родные в него уже не вернутся.
По крыше что-то ударило.
Юга высунулся из окна, увидел Выпь, сосредоточенно подпрыгивающего на спине Дома.
— Ай, ты чего удумал?!
Пастух не ответил. Стащил с плеч и отбросил сумку, едва не засветив Юга по голове. Примерился к ближайшей лестнице.
— Э-э, ты погоди, куда собрался!
Юга, ругаясь, оставил вещи и полез следом за пастухом.
— Куда несет тебя? Совсем мозги отшибло?
— Проверить хочу. Кое-что.
— Что «кое-что»?
Опять не удостоив его ответом, Выпь сильно толкнулся, высоко подпрыгнул и в этот раз зацепился-таки за перекладину. Качнулся, подтянулся, перехватил руками...
Юга зашипел от злости.
Выпь был уже на середине лестницы, когда та вновь сильно дернулась. Пастух глянул вниз.
Юга мрачно таращился снизу.
— Дальше что?
— Слезай.
— Ну уж нет.
— Слезай. Я иду один.
— Нет, мы идем вдвоем! — взъярился Юга. — Мне, может, тоже интересно, что ты собираешься дальше делать! На моей светлой памяти еще никто...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лестница треснула.
Выпь рыкнул и быстро-быстро полез наверх, Юга, прочувственно ругаясь, заспешил следом.
У основания лестницы пастух остановился, держась ногами, ладонями вдавил пленку, затягивающую оконце. Та легко уступила нажиму, но не прорвалась.
Юга замер, уже понимая, что собирается делать Выпь.
Пастух вынул нож и воткнул его в окно. Быстро очертил круг, ловко ввинтился внутрь — только подошвы мелькнули.
Юга глядел, забыв дышать от волнения.
Очнулся, когда по всему телу шлюпки прошла крупная, лихая дрожь. Несколько лестниц обвалилось тут же. Юга, выдохнув, заскользил вниз.
Не успел. Звонко щелкнуло и его швырнуло спиной о крышу. Отшибло дыхание, в глазах потемнело, Юга разинул рот, хватая воздух, и едва не захлебнулся, когда сверху обрушился густой, горячий поток.
Выпь каким-то чудом не разбился, выскользнув из широко раскрывшегося «окна» и приземлившись на ту же несчастную крышу. От удара мир слипся и оглох. Шлюпка все пыталась отползти — и не могла. Ее трясло, скручивало, из окон непрерывным потоком выливалась полупереваренная мясная пища. Юга ждал, уткнувшись лицом в спину Дома, старался не дышать.
Когда перестало поливать, его потянули за плечо.
Юга с ужасом обернулся — Выпь, с ног до головы облитый красным, глядел исподлобья.
— Пойдем. Серебрянка там одна.
Юга тупо кивнул, не задавая вопросов, однако сумку с провизией и дарцами прихватить не забыл. Дома провожали их благодарным теплом, чувствуя себя без сомнения — отомщенными.
Серебрянка встретила спутников сдержанно, привычно округлив глаза. Выпь без лишних слов отдал ей поклажу и направился следом за Юга к Провалу.
— Не ожидал от тебя, — проговорил садовник камней, вымывая из волос липкий человеческий сок.
— Ага, — не стал вдаваться Выпь.
— Нет, ну правда. Странный ты, ай, до чего странный! Волосожора не побоялся, погоню вердо развернул, шлюпку вот только-только зарезал, а Провалов робеешь.
— Я плавать не умею.
Юга удивленно вскинул глаза:
— Разве там, где ты рос, Провалов не было?
— Нет.
— Я-а-асно, — Юга подплыл ближе, без церемоний забрал рубашку пастуха и вместе с ней умотал на середину воды.
Оба помолчали, сосредоточенно замывая вещи, марая молочную белизну, а потом Юга небрежно бросил:
— Хочешь, научу?
— Чему научишь?
— Плавать.
— Зачем?— Выпь пожал плечами, самокритично, на свет, рассматривая штаны.
— Как зачем? Ты же не в Городце живешь, а здесь кроме Провалов других источников воды и нет. А свалишься однажды, не удержишься? А тонуть кто будет у тебя на глазах? А...
— Понял, — пастух выжал многострадальную вещь, — только сомневаюсь я, что у тебя получится. Меня научить.
—Да ты прямо вызов мне бросаешь! Как так, чтобы у меня да не получилось?! Вот прямо тут и начнем!
— Нет, нет! — пастух торопливо попятился, так как спутник явно намеревался или научить его, или утопить. — Давай потом?
— Точно?
— Точно.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ну и славно тогда, — Юга бросил ему в голову мокрый ком рубашки и нырнул.
Пастух покачал головой и отправился наверх, напоследок посоветовав не тянуть с купанием.
Серебрянка вертела в руках взятый из становья брикет-концентрат. Плотная прессовка, с две ладони, на двух юнцов и одну девочку с трудом хватило бы.
Грустно сказала:
— У вас очень трудно.
— Да нет. Обычно.
— Трудно, — упрямо вздохнула синеглазая, — и опасно. А вы живете среди ходячих этих кошмаров, и словно так и надо, словно вы ничего не боитесь.
— Я боюсь.
— Неправда! — вскинулась Серебрянка. — Вот я, например, я бы ни за что не полезла за Юга в кокон, а ты даже не думал.
— Я думал, — обиделся пастух.
— И тебе было страшно?
