– Лови его! – приказал Робинзон, которого вместе со всеми охватил азарт преследования.
Туземцы, наученные передовым методам охоты на диких коз, рассыпались цепью и организовали преследование – впрочем, непродолжительное, поскольку похититель оказался намного умнее и быстрее любой козы. Во-первых, во время бега этот туземец из соседнего племени не блеял наподобие козы, а убегал молча, чтобы преследователи не смогли определить его местонахождение. Во-вторых, воришка не метался из стороны в сторону, постоянно меняя направление, а убегал, если так можно выразиться, осознанно и целенаправленно, в результате чего быстро оторвался от преследовавших его деревенских жителей и растворился в тропических зарослях, только его видели.
Решив, что преследование бесполезно, Робинзон остановил погоню и приказал всем возвращаться в деревню.
– Сакон! Карабундо портико! – такими словами туземцы пытались донести до Робинзона переполнявшие их чувства.
Робинзон был с туземцами солидарен. В хлопотах о молодой туземной экономике он как-то упустил из виду, что на необитаемом острове может существовать не одно туземное поселение, а несколько – теперь, осознав свою ошибку, думал, как ее исправить.
– Куда этот негодяй побежал? Где прописан? – спросил Робинзон, с обидой поджав губы.
Продолжающие возмущенно жестикулировать туземцы проводили Робинзона на высокий холм, с которого открывался прекрасный обзор на весь необитаемый остров, такой одинокий посреди изумрудного, покрытого белыми бурунчиками океана. С северной стороны холма располагалась туземная деревушка его друзей, а чуть дальше – скалистая гряда, в которой Робинзон нашел себе убежище, тогда как с южной стороны открывался вид на тропический лес, простирающийся до самого побережья. Сквозь густую зелень Робинзону удалось рассмотреть несколько крыш таких же легких древесных хижин, из которых состояла и его деревня. Значит, на южной оконечности острова тоже жили люди – судя по нахальному, оставшемуся безнаказанным воришке, не слишком хорошие.
Робинзон бросил на своих спутников вопросительный взгляд. Те кивками подтвердили, что так оно и есть: людишки на южной стороне малоприятные, вороватые – дрянцо-людишки, говоря честно и непредвзято.
– Карабундо портико! Карабундо портико! – рассказывали туземцы Робинзону, торопясь и перебивая друг друга.
Это карабундо портико переворачивало политическую ситуацию с ног на голову. Наличие на необитаемом острове еще одного туземного поселения ставило под угрозу экономические достижения, которые Робинзон сумел внедрить за время своего знакомства с туземцами, в том числе главное – священное право «твое-мое-ваше-наше» на добытые туземцами продукты. Сегодня они спугнули одного воришку, но завтра сотня еще более бессовестных воришек могла посетить туземную деревню, и не только деревню, но и банановые плантации, которые жители намеревались высадить своими заботливыми руками. А что будет, если соседнее племя вздумает угнать прирученных коз, оставив жителей маленькой туземной деревни, включая престарелых туземцев и малолетних детей, без свежего молока?!
Они вернулись в деревню, мрачные и подавленные.
– Карабундо портико! Карабундо портико! – говорили вернувшиеся с Робинзоном туземцы каждому встречному-поперечному.
Встречные-поперечные, слыша такое, спадали с лица и мрачнели.
Карабундо портико! Эта роковая весть мигом разнеслась по деревне, и туземное население, оставив всякие мысли о несъеденных гусеницах, корешках и бананах, застыло в ожидании, чему их научит и чем утешит белый человек, которому они больше всего доверяли – творец туземной экономики Робинзон.
Оценив размер грозящей его друзьям опасности, Робинзон напрягся и приготовился действовать.
– Друзья! – произнес он, понимая: прежде чем вступить в борьбу с наглыми захватчиками чужого имущества, требуется сплотить жителей туземной деревни в единое целое. – Как вам уже известно, с нами случилось самое неприятное, что только могло случиться – Карабундо портико. Видит Бог, мы этого не хотели! Нам, как известно, чужого добра не нужно, но свое тоже отдавать не хочется. Однако бессовестный характер туземцев с Южной оконечности… Извините, друзья, мне сложно говорить: горло сдавлено негодованием от произошедшего. События вынуждают нас к решительным мерам, которые мы в самом скором времени предпримем, но предварительно нам надо решить, от чьего имени выступать. Необходимо сплотиться в едином лице, друзья, для чего провозгласить общенародное туземное образование. Предлагаю назвать его Северной оконечностью, поскольку оно находится на северной оконечности необитаемого острова.
Туземцы в знак одобрения захлопали в ладоши и застучали в там-тамы.
– А поскольку необходимой принадлежностью любого образования, в том числе образования Северной оконечности, является его Робинзон, – продолжал свою вдохновенную речь Робинзон, – нам необходимо избрать руководящего и направляющего Робинзона, в качестве какового я предлагаю самого себя. Другими словами, я самовыдвигаюсь.
– Наша Робин зона! Наша Робин зона! – принялись скандировать воспрянувшие духом туземцы.
Только Бузотер, непонятно каким образом затесавшийся в толпу, с еще не опавшей фиолетовой шишкой поперек лба, крикнул:
– Предлагаю другую кандидатуру!
Но Бузотера, о вредном характере которого туземцам было известно, конечно же, лучше Робинзона, никто слушать не стал: его попросту смяли и выпихнули из раскрашенной туземной толпы.
– Кто за то, чтобы я, известный вам Робинзон, возглавил образование Северной оконечности, став таким образом первым Робинзоном Северной оконечности нашего необитаемого острова?
Лес поднятых рук был ему ответом.
Так на необитаемом острове образовалось первое государство, потому что образование Северной оконечности было, конечно же, государственным образованием.
– Тогда за дело, друзья! – продолжал Робинзон свою вдохновенную речь. – Предлагаю не дожидаться, пока туземцы с Южной оконечности окончательно нас обворуют, а сплоченными рядами двинуться на неприятеля, смять его и уничтожить. Потому что туземцы с Южной оконечности никакие нам не приятели, а раз они нам не приятели, чего с ними церемониться?
Жители, возбужденно размахивая руками, еще повторяли сказанное, а Робинзон уже приступил формированию вооруженных сил Северной оконечности.
Первым делом он приказал сделать шаг вперед всем туземцам мужского пола от шестнадцати до шестидесяти лет, а когда те, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, подчинились, объявил их военнообязанными и не сходя с места произвел полную мобилизацию в войска Северной оконечности. Далее, отобранных в армию туземцев следовало вооружить, и Робинзон уже придумал, чем именно. Поскольку туземцы лучше всего управлялись с дубинками, Робинзон приказал, чтобы каждый туземный воин выломал себе в ближайшем подлеске хорошую и по возможности сучковатую дубину. Сучковатую, потому что удары по голове сучковатой дубиной гораздо более болезненны, чем удары гладкой дубиной.
Туземцы поспешно исполнили приказание и, вооруженные, выстроились в ряд перед своим главнокомандующим, а Робинзон уже размышлял, в какой пропорции разделить армию на пехоту и кавалерию. Количество коз было достаточным для того, чтобы посадить на них всех жителей туземной деревни, однако превращать в кавалеристов всех мобилизованных Робинзон не желал из опасения, что козы с тяжелыми всадниками на них не смогут преодолеть некоторые труднопроходимые участки дороги, которые, весьма вероятно, встретятся на пути к вражеской Южной оконечности.
После продолжительного раздумья Робинзон решил поделить туземцев надвое, половину войска превратив в пехоту, а другую половину – в кавалерию. Однако кого из туземцев приписать к пехоте, а кого к кавалерии?
Возможно, вы удивитесь, но Робинзон смог решить и этот сложнейший стратегический вопрос. Он отправил в кавалерию наиболее тщедушных туземцев – на том основании, что ездовым козам будет их легче возить, – а туземцев потяжелее приписал к пехоте, получив таким образом тяжелую пехоту и легкую кавалерию – войско, которое просто обязано было молниеносно разгромить вражескую армию Южной оконечности.
На этом предварительная подготовка была закончена.
Туземные кавалеристы, оседлав коз, которых они для скорости и маневренности передвижения колошматили сучковатыми дубинками по задницам, выехали в южном направлении. За кавалерией потянулась неторопливая, но более маневренная пехота. Робинзон, замывший воинское шествие, испытывал перед предстоящим сражением – как и остальные воины, несомненно, – сильный душевный подъем и непреходящую гордость на родную Северную оконечность, которая не смирилась с воровством национальных богатств со стороны Южной оконечности, а нашла в себе мужество ответить на враждебные происки.
