Робинзон при виде такой картины, естественно, возмутился. С криком протеста он вырвал вырезку изо рта наглого младенца, а самого его ссадил с остальных кусков на землю, результатом чего стал отчаянный детский рев.
– Закон! Закон гласит, что «твое-мое-ваше-наше» неприкосновенно! – объявил он подбежавшим и подобострастно ему внимающим туземцам.
Встревоженная мать давно уже схватила и унесла подальше свое орущее чадо, а Робинзон еще долго рассказывал туземцам о том, чем при ведении современного хозяйства нельзя пренебрегать.
– Если кто-то сорвал банан, или подобрал морского моллюска, или построил хижину из древесной коры, – говорил он собравшимся вокруг туземцам, – то все сорванное, подобранное или построенное является безусловной «твое-мое-ваше-наше» этого человека, которого следует называть владельцем этого имущества. Владелец может делать со своим имуществом, что пожелает: сорванный банан съесть, подобранного моллюска тоже съесть, а в построенной хижине ночевать. И никто – вы слышите, никто! – не имеет права ему это запретить: отобрать у владельца сорванный банан, или подобранного моллюска, или выгнать владельца из построенной им хижины. Если, конечно, закон не предписывает иное. Вы меня понимаете?
Туземцы внимали докладчику с почтением.
– Но давайте поговорим о другом, – добавил Робинзон в конце своего доклада. – Насколько я понял, каждый из вас занимается всеми работами одновременно, то есть один и тот же человек собирает бананы, строит хижины, охотится на диких коз. Однако такой порядок работ неэффективен! Гораздо более эффективным будет другой порядок. Если кто-то, кто более приспособлен для сбора бананов – допустим, это туземец, хорошо лазающий по деревьям, – тогда этот туземец должен трудиться исключительно на сборе бананов, в то время как другой туземец, умеющий быстро и качественно строить древесные хижины, должен заняться исключительно строительством древесных хижин, а третий туземец, легкий на ногу, должен охотиться на диких животных. Таким способом вы добудете намного больше продуктов, чем раньше.
Толпа туземцев вопросительно загудела.
– Да, да, сейчас я вам все устрою! – закричал Робинзон, сам загоревшись этой, неожиданно пришедшей ему в голову идеей. – Кому из вас нравится собирать фрукты, шаг вперед. Те, кто намерен заняться строительством древесных хижин, два шага вперед, а любители поохотиться на диких животных остаются на месте!
Делать шаги вперед туземцы побоялись, так что Робинзону пришлось произвести отбор самому.
Наиболее длинноруких туземцев он отобрал для лазания по деревьям, рассудив: индивидуумы с такими длинными руками нарвут огромное количество самых спелых фруктов, до которых их короткоруким собратьям просто не дотянуться. В охотники за козами и другими дикими животными Робинзон, напротив, отобрал самых длинноногих, решив: охотникам, отлавливающим диких животных, приходится много бегать по труднодоступным участкам леса, поэтому длинные ноги – обязательное для всякого хорошего охотника условие.
Определенные трудности возникли с выбором туземцев, чьей профессией должно было стать строительство древесных хижин. Робинзон долго прикидывал, туземцев какого телосложения отобрать на роль строителей, пока не остановился на самых большеголовых – иначе говоря, головастых. Ведь для строительства какого-нибудь сооружения, даже простейшей древесной хижины из веток и листьев, необходима некоторая смекалка и расчет, а самыми расчетливыми и смекалистыми были, без сомнения, туземцы с самыми крупными головами. Головастые туземцы должны были обеспечить население необитаемого острова качественным и недорогим жильем, на что Робинзон очень рассчитывал.
В результате произведенного отбора образовались три группы туземцев: длинноруких, длинноногих и головастых, первым из которых надлежало заняться сбором дикорастущих фруктов, вторым – охотой на диких животных, а третьим – строительством хижин.
Так, сам того не ведая, Робинзон ввел на необитаемом острове специализацию.
Специализация, или, как ее еще называют, разделение труда – это когда одни люди занимаются сбором фруктов, другие – охотой на диких животных, а третьи – строительством хижин. Каждый занимается тем, что у него лучше получается. По этой причине фруктов при специализации собирается больше, диких животных отлавливается больше и древесных хижин строится тоже больше, в результате чего все становятся совершенно счастливы, поют песни и танцуют зажигательные народные танцы.
Когда туземцы поняли, какое светлое экономическое будущее их ожидает, они устроили Робинзону настоящую овацию.
– Наша Робин зона! Наша Робин зона! – закричали они восторженно и принялись вытаскивать из хижин, что у кого было.
Разложив что у кого было на пальмовых листьях, туземцы пригласили гостя на пиршество.
Отказавшись от грязных корешков и мохнатых гусениц – съедобных, как уверяли хозяева, – Робинзон угостился бананами и некоторыми другими фруктами. Хотя фруктов было немного. По примеру примитивных нецивилизованных народностей, туземцы жили в бедности, перебиваясь, что называется, с корешков на гусеницы, а с гусениц на корешки. Чего в туземной деревне было вволю, так дружелюбных улыбок и народных танцев под звуки деревянного там-тама.
Когда, до упаду наулыбавшись и натанцевавшись с молоденькими туземками – короче, нагостившись, – Робинзон совсем уже собрался уходить, он стал свидетелем примечательной сценки.
Какая-то туземная женщина взяла в хижине деревянный гребешок причесаться. Но, как выяснилось, это была не ее хижина и не ее гребешок, поэтому другая туземная женщина, владелица гребешка, вцепилась в волосы первой туземной женщины с воплем:
– Саммамудо корбато!
Сцепившиеся из-за гребешка женщины покатились по земле, царапая друг друга ногтями и вырывая друг у друга космы, а Робинзон покинул туземную деревню в прекрасном настроении, мысля о том, как быстро, несмотря на примитивность своего развития, туземцы обучаются. Если так продолжится дальше, туземная цивилизация не задержится в экономическом развитии, а в самые сжатые сроки создаст на необитаемом острове условия, необходимые для комфортного существования цивилизованного человека.
Дойдя до домашней пещеры, Робинзон – поскольку дело близилось к вечеру и в лесу на глазах темнело, – не стал откладывать изготовление одеяла, а сейчас же сплел его из мягкого, найденного на ближайшей опушке тростника. Одеяло вышло роскошным: пружинистым и мягким, словно перина в каюте океанского лайнера. Свою долю козлятины, которую Робинзон не забыл принести из туземной деревни, он положил в самый дальний и холодный угол пещеры, и из предосторожности укрыл мясо козьей шкурой – на том и покончил с текущими делами.
Полностью удовлетворенный произошедшими за день событиями, Робинзон поудобней устроился на надувном матрасе и заснул.
День третий
Обустройство в пещере. – Разногласия при экономическом обмене. – Робинзон вводит денежное обращение. – Банановое и молочно-мясное направление. – Соседский воришка. – Введение государственности и всеобщая мобилизация. – Южная оконечность покорена. – Историческая справка о рабовладении.
Утро следующего дня Робинзон посвятил хозяйственному обустройству.
Первым дело он решил приготовить козлятину, в опасении, как бы мясо в жарком и влажном тропическом климате не испортилось. Однако на чем приготовить – вот в чем вопрос? У Робинзона не было не только кухонной плиты, но и простых спичек, чтобы зажечь огонь: в момент кораблекрушения ему было не до спасения с корабельного камбуза кухонной плиты, сами понимаете. Единственное, что у него сохранилось с кораблекрушения – бокал и соломенная трубочка из-под коктейля, не считая, конечно, надувного матраса, на котором Робинзон ночевал, но они для приготовления козлятины категорически не подходили. Можно было засушить козлятину на солнце, благо солнце в тропическом климате палящее, но помозговав, Робинзон решил добыть огонь.
На полу своей домашней пещеры он подобрал несколько камней кремниевых пород и принялся стучать ими друг о друга, высекая искры – и искры действительно посыпались. Тогда Робинзон сложил в центре своей пещеры довольно-таки уютный очаг из камней побольше, выдернул из своей лежанки пучок тростника и изо всех сил ударил друг о друга камнями. Искры упали на сухой тростник, который сразу же загорелся.
Через минуту он уже разводил огонь, подкидывая в него принесенные с ближайшей опушки дрова, а через час было готово прекрасное жаркое из козлятины – без приправ и гарнира, но замечательно прожаренное. Перед тем, как кинуть мясо на раскаленные камни, Робинзон вовремя вспомнил о слюнявых младенческих челюстях и промыл мясо в ручье, но даже воспоминание о туземном малыше, вознамерившемся изжевать его нормальную отбивную, не испортило настроения. Короче, жаркое получилось выдающимся.
