— Релаксация? — встревожилась девушка. — Чем она грозит?
— Извините, это значит — ослабление напряжения. — И тут только я разглядел ее. Эффектна! — Как вас зовут?
— Матрена… — прошептала она.
Я чуть не выронил баул. Хоть убей, не подходило это имя к соломенно-волосой, сероглазой, причудливо одетой девушке в новейшей суперсинтетике.
Тут гудронированное шоссе кончилось, дальше была грунтовая глинистая дорога. Я поспешно повернул назад.
Гудронированное шоссе исчезло.
— Кажется, мы попали в переплет, дорогая Матрена!
— Чем он опасен? — озабоченно поинтересовалась она, тряхнув соломенными волосами. И — восхищенно: — Как вы можете без отдыха нести такой тяжелый груз? Руку еще не вывернули? У вас в Трансмигранте все — такие силачи?
Вот тут я почувствовал тяжесть баула, пальцы бессильно разжались. Как будто ветровая энергия, побуждающая к движению, иссякла. Матрена хихикнула. Я вытер платком вспотевший лоб.
Похолодало. Пошел мелкий снег.
— Послушайте, откуда вы знаете, что я работаю в Трансмигранте? Впрочем, это уже не важно. Скажите ваше настоящее имя! — Хотя я уже знал, кто это.
— А вы не догадались? — она стерла с лица грим и сняла парик.
Нина. Однако! На Вокзал Времени, допустим, проходим по спецразрешению, но на полосу, чего ради ее потянуло?
— Я не могла смотреть, как вы, Николай Борисович, мешали работать Васе. Все сманивали на какую-то Сплюснутую Галактику. Вася стал сам не свой. И я решилась — освободить его от вас. Сберечь для общества великий математический талант моего брата.
— Ерунда! Через день — два мы вернемся к себе, я уже бывал в таких переделках. Опыт у меня есть.
— О нет! Теперь ничто вам не поможет! — Она показала на баул.
— Вы хотите сказать… — “Спокойствие, выдержка”, — говорил я себе. Так и есть: портативный хроноскоп, академический. Но стрелка индикатора на нуле.
— Я за вами следила. Когда вы подбежали ко мне, я рванула ручку куда-то далеко в прошлое, а потом вернула на нуль.
— Потрясающе! — “Спокойствие”, — убеждал я себя.
— Я даже не знаю, в какое время мы попали, забыла посмотреть! — Она разрыдалась. Слезы смывали тушь с ресниц и траурными полосами прочерчивали лицо. — Это все из-за вас забыла посмотреть. От злости!
И смех и грех. А у меня даже злости на нее не было: устал, таская баул. Вот женская логика: сама совершила глупость, а обвиняет меня. Выход, конечно, был, я никогда не расставался с личным микрохроноскопом. Только нужно точно установить время, в которое мы попали: век, год, месяц.
— Хорошо хоть Васеньку от вас оградила…
Хоть мне и жаль было ее, я не удержался от парфянской стрелы:
— Хлопоты ваши, дорогая Нина, напрасны. И жертва — бесполезна. Подписал Вася Христоперский контракт!
— Господи! — Она закрыла лицо ладонями. Как будто по стеклу ногтем скребнула — опять старомодный оборот.
По заданию Трансмигранта несколько раз путешествовал я в прошлое, но всегда в четко установленное время и после специальной подготовки. Сейчас я чувствовал себя несколько не в своей тарелке. А каково Нине? Мне, в общем, все-таки привычно.
Наступила темнота, снег прекратился, усиливался мороз.
— Идемте, Нина! Надо искать жилье. Замерзнуть можно.
Мы пробирались через лес, сыпался с веток снег. На опушке леса осмотрелись. Неподалеку было селение.
— Я схожу в поселок, Нина, разузнаю, а вы пока спрячьтесь вон там в кустах.
Не успел я отойти и ста шагов, как Нина закричала:
— Николай Борисович!
Увязая в снегу, я побежал назад.
Несколько человек в красных кафтанах окружили Нину, она вырывалась и звала меня на помощь.
Сзади хрустнула ветка, меня ударили по голове, и я упал.
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Тысячелетия существовало человечество, и тысячелетия не знал человек своего организма. Человек постиг механическое свойства своего тела и на их основе создал сотни приспособлений, облегчающих труд, начиная от рычага и кончая подъемным краном. Но он даже не подозревал о могучих возможностях, которые подспудно таились в нем: в его собственном мозгу.
Физиологи установили, что природа при создании человека шла по пути чрезвычайной экономии, приспособив для выполнения различных функций одни и те же органы. К примеру, она совместила органы деторождения с органами отброса почечной деятельности. Очень экономно! Тогда почему природа оказалась вдруг безумно щедрой, задействовав для работы всего десять пятнадцать процентов мозговых клеток, а остальные обрекла на безделье. Запас? Но для чего нужен такой огромный, не функционирующий запас?
Подспудно таящиеся возможности человека, оказалось, и были связаны с этими запасом. Еще задолго до нашей эры, в мистическом созерцании, пыталась реализовать эти возможности буддийская йога, и не без успеха. Йога добилась сохранения жизнеспособности человека при крайнем дефиците жизненных средств и при чрезвычайных, катастрофических нагрузках на его нервную, эндокринную и дыхательную системы. Это были зачатки управления организмом посредством психики.
В школу Трансмигранта подбор учеников как раз и осуществлялся на основе умения руководить и перестраивать свое тело через психику. Из каждого набора в двести — триста человек к концу десятилетнего обучения выходило десять — двадцать специалистов, которых забирала служба Трансмигранта. Эти умели манипулировать своим телом. Остальные распределялись в сфере образования, здравоохранения, бытового обслуживания преподавателями, психологами, консультантами.
Они тоже были мастерами своего дела. Я попал в число тех, кого природа одарила более щедро.
Когда меня ударили сзади по голове, я упал, только на миг потеряв сознание. Очнувшись, я сохранил, как нас учили в школе, состояние “живой смерти”: ни пульса, ни дыхания.
Кто-то меня приподнял, ощупал.
— Готов он, Прошка! Ну и трахнул ты его!
— Брось его! Готов, так готов!
— Да одежда, глянь-ко какая! Небось, немец? Жалко бросать такую одежду. Сыму я!
— Брось, кому сказано!
Их было человек пять, понесли сопротивляющуюся Нину, скрылись за холмом, раздались крики, свист.
Прежде всего нужно было вернуть себе силы, затем установить времяпребывание. Только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу, можно было подумать об освобождении Нины. Задала она мне внеплановую работенку!
Честное слово, сначала я даже позлорадствовал: вот, сама втравила, теперь прочувствуй! За неделю я думал управиться.
Восстановив нормальное кровообращение и сердцебиение, я встал, пощупал ноющий затылок: вздулась огромная шишка.
Пришлось сосредоточиться, чтобы шишка рассосалась.
За холмом была дорога, по следам саней я и зашагал к деревне.
Дождавшись, когда совсем стемнело, прокрался кустами к крайнему дому. Я должен узнать время, в которое попал.
Время! Какой век? Без этого знания ничего не сделаешь. Мне, в общем-то привычному к таким трансмиграциям, было очень неуютно, нехорошо. А каково Нине?
Я постучал в слюдяное окошко избы. Мужской голос спросил, что мне надо. Я объяснил, что — немец, что дорогой ограблен. Мой русский далекого будущего, видимо, очень смахивал на произношение иностранца.
В избе, в углу, отгороженном двумя досками, стояла корова и облизывала теленка. Несколько детей, мал-мала меньше, играли в другом углу, под иконами.
Я попросился у мужика переночевать, предупредив, что заплатить нечем.
Мужик махнул рукой:
— В беде нехристь не поможет! Жена вот у меня померла, если б не соседи, хоть об стенку. С детьми!
На мой вопрос, что это за деревня, он ответил: “Россохватка”.
— Вечером, еще не стемнело, боярин Россохватский в Москву отъехал. Да и немку какую-то с собой повез. Одежда, вот как у тебя. Как бы не его людишки тебя и пограбили?
На другой день, обрядившись в тряпье, которое смог дать мне сердобольный мужик (свою одежду я спрятал в котомку слишком необычной она была), я пристроился к большому обозу продовольствия и фуража, отправляемого к Россохватскому в Москву.
Дней шесть тянулся обоз к Москве. Я узнал, что ныне царствует царь Федор Иванович, а правителем у него — Борис Годунов.
Волею случая я попал на такое перепутье русской жизни, которое было определено в истории как пора Смутного Времени.
БОЯРИН РОССОХВАТСКИЙ
Аксиомой Трансмигранта было: начинать активные действия, только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу. В Москве мне пришлось начать рассыльным в Посольском приказе. Я подолгу отирался возле голландского посольства, руководимого Ван-Кулем. После языковых выкрутас Сплюснутой Галактики все земные языки стали для меня чуть ли не родными.
