Смысл причиненных страданий они видят в удовлетворении чувства справедливости членов общества и тем самым в достижении иных целей наказания. Мы исходим из того, что кара – не самоцель наказания. Ее роль значительно скромнее. Кара необходима лишь как средство, хотя и важное, для достижения предупреждения преступлений. Мнение, что наказание имеет целью кару, означает, что наказание является возмездием и имеет одной из своих целей причинение страдания за то, что сделано субъектом. Однако во многих случаях авторы, которые пишут, что наказание имеет целью кару, в действительности имеют в виду только то, что наказание должно устрашать, что, однако далеко не то же самое, что цель кары. Представление о возмездном характере наказания, укоренившееся в народном сознании, исторически возникло с давних пор, еще со времен кровной мести, и в течении многих веков прививалось религией. В Библии сказано: «Я взыщу кровь вашу за вас, от всякого зверя взыщу ее и от руки человека, от руки всякого брата его взыщу душу человека. Кто прольет человеческую кровь, того кровь прольется человеком». В Коране говорится: «Правоверные, закон возмездия установлен вами за убийство: свободный должен умереть за свободного, а слуга за слугу и т. д. Женщина за женщину». В основе индийской религии лежит учение о воздаянии – возмездии за все благие и дурные поступки (Карма).[76] В дальнейшем взгляд на наказание как возмездие был характерен для наиболее крупных представителей идеалистической философии (Кант, Гегель). Так, Гегель утверждал, что «с преступником должно быть поступлено так, как он сам поступил».[77]
Наказание не должно быть возмездием прежде всего потому, что возмездие бессмысленно. Месть и возмездие отвечают во многих случаях чувствам потерпевшего, а иногда определенных кругов общества, но как государственная попытка борьбы с преступностью они уже давно проявили свою бесплодность и отвергнуты наукой. Цель кары есть в конце концов не что иное, как более современная форма примитивной мести.
М. Д. Шаргородский совершенно верно отмечал: «Кара направлена в прошлое, и она в общественном отношении не имеет поэтому никакой ценности. Направленные в будущее теории, руководствующиеся осознанным процессом общественного развития, неминуемо должны отбросить кару как цель наказания».[78] Итак, наказание не имеет своей целью кару. Это видно из того, что наказание в праве никогда не применяется для причинения страдания. Однако нет наказания, которое не причиняло бы страдания, – такое наказание бессмысленно, да оно и не является наказанием. В этом смысле мы полностью согласны с Н. А. Беляевым: «Наказание – это кара за совершенное преступление, наказание обязательно должно причинять преступнику лишения и страдания, без карательных элементов мера, применяемая к правонарушителям, не есть наказание».[79] Из того, что причинение страдания является необходимым свойством наказания, что оно обладает в этом своем качестве свойством устрашать и предупреждать совершение преступлений, никак, конечно, не следует, что наказание имеет своей целью причинение страдания. Причинение страдания за вредное для общества деяние является одним из элементов содержания наказания, но не его целью.
Рассмотрим прежде всего взгляды тех ученых, которые отрицали самостоятельное значение исправительно-воспитательной цели наказания. В последние годы наиболее активным сторонником такого решения был М. Д. Шаргородский.[80] Свою позицию он мотивировал тем, что воспитать сознательного гражданина не всегда удается даже в нормальных условиях и тем более утопично «ставить подобную задачу перед мерами уголовного наказания, где речь идет о наиболее трудном для воспитания контингенте, где условия воспитания в таком широком нравственном отношении значительно более затруднены».[81]
Необходимость рассматривать исправительно-воспитательную цель в качестве самостоятельной и весьма важной цели наказания вытекает не только из аксиологических, но и конкретно-социологических соображений. Каким бы продолжительным не было наказание, связанное с лишением или ограничением свободы, рано или поздно осужденный возвращается в общество и должен включиться во все многообразие тех видов общественно полезной деятельности, которые вытекают из социального статуса гражданина.[82] Если в процессе отбытия наказания осужденный утратит имевшиеся у него ранее положительные навыки, не приобретет те качества, которых ему недоставало, не приблизится к тому уровню и характеру социализации (понимаемой не в узком, институциональном, а в более широком, социологическом смысле), которые, постоянно повышаясь и совершенствуясь, будут присущи нормальному типу личности к моменту освобождения его от наказания, то, естественно, возвращение такого человека к нормальной трудовой, общественной, семейной, духовной и т. д. жизни будет чрезвычайно затруднено. Иначе говоря, общественные интересы требуют, чтобы разрыв между социальным развитием лиц, подвергаемых уголовно-правовым санкциям, и остальным населением в результате применения наказания не увеличивалось, а сокращалось.
Вряд ли можно согласиться и с тем, что исправление и перевоспитание осужденных не обеспечено материальными гарантиями, а потому постановка перед наказанием такой задачи утопична. В этой связи можно отметить следующие обстоятельства.
Во-первых, из того, что осужденные – наиболее трудный для воспитания контингент, вовсе не вытекает необходимость отказа от их исправления и перевоспитания. Наоборот, трудновоспитуемость данного контингента как раз и требует создания оптимальных и, естественно, специфических условий для сокращения и ликвидации их социально-педагогической запущенности.
Во-вторых, нет оснований считать, что объективные предпосылки для воспитания в исправительно-трудовых учреждениях и других органах, ведающих исполнением наказаний, во всех отношениях хуже, чем в «нормальной» обстановке. В обычных условиях человек в значительной мере свободен в выборе формирующей микросреды (трудовой коллектив, круг общения в нерабочее время и т. д.), источников воспитательного воздействия (образование, литература, средства массовой информации и пр.), образа жизни, включая проведение свободного времени и его личность по достижении определенного возраста формируется преимущественно в процессе самовоспитания. А в учреждениях по исполнению наказаний и при отбытии других видов наказания, связанных с исправительно-трудовым воздействием, он становится объектом целенаправленного, специализированного и индивидуализированного воспитательного воздействия, которое имеет обязательный характер и включает в себя лишь позитивные элементы (если отвлечься, конечно, от возможных отрицательных влияний со стороны других осужденных).
Таким образом, в нашем обществе уголовное наказание не только может, но и должно выполнять в отношении осужденных как предупредительную, так и исправительно-воспитательную функцию. Причем следует исходить из того, что «эффективность правового регулирования возрастает по мере преобладания в нем воспитательного момента».[83] Поэтому система уголовной юстиции должна отчитываться перед обществом не только за предупреждение преступлений, но и за отвечающие аксиологическим и социологическим требованиям исправление и перевоспитание осужденных.
Однако новый УК Азербайджанской Республики пересмотрел вопрос о целях наказания и закрепил норму, по своему содержанию существенно отличающуюся от аналогичных уголовно-правовых норм советского законодательства. Статья 41.2 УК Азербайджанской Республики гласит: наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и другими лицами. Таким образом, новый уголовный закон перед уголовным наказанием ставит три цели: 1) восстановление социальной справедливости; 2) исправление осужденного; 3) предупреждение совершения новых поступлений. Причем последняя цель наказания включает частное и общее предупреждение.
Предусмотрение названных целей означает, что законодатель всей системой уголовных наказаний преследует достижение именно этих целей. Юридическая обязательность и социальная необходимость наказаний определяются в первую очередь стремлением осуществить цели, названные в ст. 41.2 УК Азербайджанской Республики.
Но закрепление этих целей в нормативном порядке еще не означает, что они будут полностью достигнуты. «Юридическая обязательность и социальная необходимость подчинять наказание целям, сформулированным в данной статье, не подрывается их неосуществимостью в отдельных случаях. Закон направляет наказание на достижение целей, но не может полностью гарантировать их достижение».[84]
