изобретения лука и стрел до повсеместного их распространения, потребовалось несколько тысяч лет!
Стрела эскимоса насквозь пронзает северного оленя с расстояния в 100 метров.
Меткий индеец сбивает стрелой парящего в небе орла.
24. Что такое МОЕ, ТВОЕ, НАШЕ, ВАШЕ, ОБЩЕЕ, ЧУЖОЕ, НИЧЬЕ?..
Воздух, например, ничей. Его сколько угодно. Его нет необходимости добывать, за него не надо бороться. То же и Солнце. Пользуйтесь на здоровье. Даром!.. А Земля? С большого «3» — она наша общая. Мы ведь земляне!.. А с маленького? Каждый клочок земли уже поделен и кому-то принадлежит: такому-то государству, таким-то людям.
А. П. сказал: «Очки, которые я ношу, — мои. Они — моя личная собственность, потому что необходимы мне для работы. Я не могу без них. И пусть только кто попробует их у меня отнять. Я ему так дам!..»
Примерно так, как Ленкин дед относится к своим очкам, первобытный человек относился к своему каменному ножу или луку. Это была его личная собственность, которую он сам для себя сделал. Без этих орудий он не мог высунуть нос из пещеры.
Но, кроме личной собственности, у него была еще и другая — общая, принадлежавшая не одному отдельному человеку, а всему роду, состоящему из людей, которых связывало родство, занятия и жилище. Общей собственностью были огонь, земля, на которой род добывал себе пищу, лодки и сети для рыбной ловли, добыча…
По сути дела, если исключить личную собственность, МОЕ и НАШЕ в кругу одного рода совершенно не различались. Все равно как я говорю «наша квартира», «наша школа», «наша страна». Могу ведь сказать и «моя» — имею право!
Но так оставалось только до тех пор, пока всего было в обрез и никто не мог присвоить себе больше других. Никому и в голову такое не приходило — нечего было присваивать!.. И только когда такая возможность появилась, возник новый вид собственности — ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ, при которой один человек имеет избыток, а другой — шиш!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой мы встречается, наконец, с загадочным неандертальцем и узнаем кое-что о его жизни. Глава заканчивается на много тысячелетий позже и совершенно в другом месте
Поступок Кагена ужасно рассердил Александра Петровича.
— Ну и всыплю же я этому неслуху! — взбеленился ученый. — Пусть только попадется мне в руки!.. За ним!..
Мы надавили кнопки. День сменился поздними сумерками. В поле зрения возник лесистый обрыв. У его подножья чернела вытоптанная площадка. За нею, освещенный изнутри костром, виднелся пролом в скале. Это был вход в пещеру. Запах смолистого дыма приятно защекотал ноздри.
— Здесь! — прошептала Нкале.
Сильный ветер гнал по небу низкие облака, шумел в деревьях, взвивал пепел остывших кострищ. Повсюду валялись клочья шерсти, обглоданные кости, разбитые звериные черепа, Перед самым входом поблескивали острые осколки кремния.
— Здесь они изготавливают свои орудия, — сказал профессор, — каменные рубила, скребки, ножи. Такие находки часто попадаются при раскопках…
Людей на площадке не было. Но в глубине пролома, возле небольшого уютно-приветливого костра, сидели двое: взрослый неандерталец, которого мы видели со спины, и лицом к нему мальчик лет примерно восьми, совсем голый, перемазанный глиной и сажей. Длинные спутанные волосы почти совсем скрывали его и без того низкий, покатый лоб. Выступающие надбровья и сглаженная, почти что без подбородка, нижняя челюсть придавали его лицу довольно свирепый обезьяний облик. И все же это было настоящее человеческое лицо, к тому же искаженное болью.
На тыльной стороне его левой кисти вздувались мутные, водянистые пузыри. Там, где они лопались, кожа сходила клочьями, обнажая живое мясо. Казалось, мальчик вот-вот заплачет. Губы его кривились и вздрагивали, широкий, приплюснутый нос мучительно морщился. Но глубоко сидящие страдальческие глаза с каким-то удивлением и даже любопытством рассматривали страшный ожог.
В правой руке мальчик держал плоский костяной сосуд, очевидно, обломок чьего-то черепа. В этот «ковшик» по каплям стекал расплавленный костный мозг из длинной закопченной кости, которую поворачивал над огнем неандерталец, сидевший спиною к нам. Пряди седовато-бурых волос свисали с его затылка на короткую, напоминающую загривок буйвола, шею. Редкая рыжеватая шерсть покрывала могучую спину. Вокруг бедер была обернута шкура киика.
Мы крадучись подошли к пещере и заглянули сбоку. Под ободранной левой бровью неандертальца слезилась пустая глазница. Через всю щеку, левую сторону шеи и грудь тянулся длинный ряд глубоких бледных рубцов — давний след когтистой звериной лапы. Правое плечо заканчивалось обрубком…
— Шанидар! — прошептала Нкале, но тут же спохватилась. — А чего таиться? — Она смело шагнула в полосу света и задорно крикнула: — Привет неандертальцам! Вы нас видите?
Нет, конечно, они нас не видели, даже не повернулись.
— Несомненно, у них хорошо заживали раны, — разглядывая Шанидара, сказал Александр Петрович. — Но как этот человек сумел сохранить свою жизнь уже после того, как вылечился от ран? Как добывает пищу?..
Шанидар вытряхнул в ковшик последние капли жира и с силой отшвырнул кость. Нкале инстинктивно шарахнулась в сторону, но натолкнулась на меня. Просвистев сквозь Нкале, кость глухо шлепнулась на площадку.
— Это! — коротко сказал Шанидар, протянув руку к ковшику.
Оказывается Система позволяла понимать незнакомый язык без всякого перевода!.. И когда Шанидар заговорил, мы увидели его необычно стертые и разведенные в стороны передние зубы.
Поставив черепок на землю, Шанидар обхватил его пальцами ног. Затем взял несколько заранее приготовленных зеленых листьев, сунул в рот и, хорошо разжевав, сплюнул в сосуд. Перемешав пальцами жвачку с костным жиром, он поднял голову и снова сказал: «Это!..» Его взгляд указывал на больную руку мальчика.
Мальчик протянул руку. Шанидар осторожно наложил на ожог толстый слой своего целебного снадобья, прикрыл сверху свежим листом и ласково заурчал.
— Что он сказал? — не поняли мы.
— Очень многое, — ответил профессор. — У них еще совсем мало слов. Судя по интонации, это урчание должно означать сочувствие, уверенность, что все сделано правильно и рука скоро заживет, похвалу мальчику за его выдержку… Этот способ выражения мыслей ученые называют ЗВУКОВЫМ языком. Постепенно из звукового языка развился ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНЫЙ, в котором звуки образуют слова, а каждое
