— Я сплю? — почему-то проверить решила.
— Продолжай, мне в твоем сне все очень нравится, — пробормотал, носом в волосы мне зарываясь.
— Тебя просто не может здесь быть.
Но настойчивые, жадные, словно кусающие поцелуи явно твердили обратное. Шея, плечо, ниже, ниже. Огненной лавой разгоняется кровь. Ну и пусть. Не хочу просыпаться.
— Я соскучился.
Каково это, забывать совершенно себя от простого мужского прикосновения, полностью в нем растворяясь?
Я узнала.
И теперь забывать не хочу.
Он был рядом, опаляя горячими прикосновениями. Дыханием раскаляя сознание. Кожа к коже.
Сердце к сердцу.
Расплавлял меня плоскостью тела, заставляя вжиматься в себя, выгибаясь навстречу губам и рукам, таким важным и нужным.
Простительная моя слабость. Я мучительно жаждала её ощутить рядом с тем, чьей главной слабостью, кажется, стала сама.
Он накрывал меня жарким телом, а я так хотела почувствовать эту тяжесть. Быть прочно прижатой к постели и ощущать его груз. Всей собой, на себе и в себе. Хочу захлебнуться в нем, утонуть, лечь на самое дно этих чувств, как вечный камень.
И никогда больше из них не выныривать.
Обняла его, прижимаясь, скользнув ладонями по спине, покрытой рубцами.
Кот громко скрипнул зубами и с меня приподнялся, шипя.
И вот тут я проснулась.
Весь сон с меня будто бы сдернули, как пушистое одеяло, вылив при этом на голову ковшик холодной воды.
— Марк? — я почему-то осипла и отодвинулась, наконец попытавшись рассмотреть со мной лежавшего рядом.
Он громко вздохнул, потом фыркнул.
— Сфинкс. Но этот вопрос ты должна задать несколько раньше.
— Что ты... — хотела спросить, но мне снова не дали, сильной рукой сгребя под горячий и голый бок.
— Мне не спалось, — горячий поцелуй на плече, и мое дыхание снова сбилось.
Хочу так всю жизнь не отрываясь лежать и его просто чувствовать.
— А потом я вспомнил, что вообще-то у нас медовый месяц.
— Спина твоя, ты же... — и когда мне вот так рот закрывают, я против вообще ничего не имею.
Кот умел целоваться. Он так это делал, что весь мир вокруг нас тут же сворачивался в тугой узел его влажных и чувственных губ. Я ничего больше не видела. Только глаза его, мерцающие в темноте. Не осознавала вообще ничего, только странное, невероятно желание быть испитой до дна, как бутылка хмельного вина. Хочу, чтобы он был мной пьян.
— Я оборотень, — Кот прямо в губы мне прошептал.
И я вдруг поняла, изумившись.
Он шел сюда через весь ночной город, огромным и хищным котом. Бесстрашным хвостатым и голым.
Ко мне.
Для меня.
— А я люблю тебя, — громко зачем-то сказала. Хотелось об этом кричать на весь мир, чтобы Марк меня понял и чтобы услышал.
Он замер, дыша тяжело.
В этой комнате было темно: плотные шторы берегли жителей нашей квартиры от назойливых белых ночей. Я запоздало вдруг вспомнила, что, кажется, вырубилась прямо под дверью, в компании Лера. А теперь нагло лежу на кровати без трусов и вообще голышом. Хотя окончательно раздевал меня все-таки Кот, я успела запомнить. Трусы и футболка тут были.
Так. Я потом обо всем этом подумаю. Или даже не буду, не стоит.
Тем более, что мой изумительный муж, кажется, все еще сказанное мной переваривал.
— Коть, я тебе это уже говорила, — утешила, как могла.
— Один раз, — словно очнувшись, он быстро ответил, почему-то целуя меня в кончик носа. — И я честно подумал, что мне показалось.
Он серьезно сейчас? Правда-правда?
— Два вообще-то, — я во всем люблю точность, занудная баба досталась Коту — Правда, один раз... ему, кугуару.
— Это все не считается! — фыркнул и усмехнулся. — Люсь?
— Я тут, мой золотой, — отозвалась тихо у него из-под бока, с чувством полного женского удовлетворения бедром ощущая уже просто звенящее его возбуждение.
— Я, кажется, совершенно рехнулся, — снова в волосы мне простонал.
— Какое забавное совпадение, — засмеялась счастливая я, совершенно бессовестно руку протягивая к подтверждению его слов. Пальцы сомкнуть на нем не получилось. Мой самый любимый формат и размер. Зато вся махина горячая рядом со мной содрогнулась, вытягиваясь в струну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тихий стон был мне ответом.
Действительно, страшно соскучился. Очень... красноречивое доказательство его слов я держала в руках. Весомый свидетель желания быть со мной. Красноречивее только его темный взгляд. Ни на секунду он от меня не отрывался. Кот словно не мог насмотреться.
А я? Я мучительно осознавала сама: нас теперь уже двое. Неразрывная единица, монолитная, целая бесконечность. Никакие магические ритуалы не могут так крепко соединить двух различных людей в одно целое. Даже самые древние и неразрушимые.
Ничего, кроме любви.
Одним нетерпеливым движением не сговариваясь мы потянулись друг к другу.
Молча.
Словам здесь больше не было места.
Слияние губ. Переплетение в крепкий узел. Одно дыхание на двоих. Одно синхронное сердцебиение. Растворение двух человек в общем целом.
Взаимное проникновение. Мы впитывали друг друга, мы друг другом дышали, разрывая все мыслимые оболочки, разрушая границы,
Не видя, не слыша, лишь чувствуя.
Движения страсти, вечные, как сама эта Вселенная. Упоительные, глубокие, вымывающие на поверхность все самые тайные грезы и мысли. Бурлящий, искристый поток, в котором нет места для фальши и лжи.
Все понятно без слов.
Мы открылись друг другу. На вкус почувствовали эту новую правду: нам больше иначе не жить .
Никак. Задохнемся, иссякнем, и высохнем. Наша любовь, как болезнь, как зависимость, от которой нет средств.
Всепоглощающее наслаждение этой взаимностью. Мы оба бы словно сорвались с самых прочных цепей.
Стоны как исповедь. Крики, как самая страшная клятва.
Никто из нас никогда еще не был так честен и смел.
Между нами теперь не осталось секретов, и ничего своего не осталось.
Вместе.
Странно.
Правильно.
Искренне...
— Пить хочешь? — мою сладкую дрему прервал тихий голос.
Кажется, я заснула. Совершенно определенно во рту пересохло. И даже дышать трудно было.
— Лучше сдохну, — совершенно искренне прошептала в ответ. — Какое там встать, я глаза открыть не могу.
— Пей с закрытыми.
Поцелуй нежный в лоб, мою голову приподняли, к губам прижался прохладный край чашки. Только на третьем глотке я поняла: кажется, это шампанское. Полусладкое, с легким привкусом земляники, все именно так, как я очень люблю.
— Ты меня спаиваешь? Шампанское по утрам... — допила и упала опять на подушку. Игристые пузырьки чуть взбодрили.
— Раскрыла все мои коварные планы. Прозорливая ты моя.
Чашка стукнула о твердую поверхность где-то рядом, а тяжелая тушка мужчины пружинисто на крепкий матрас приземлилась под мой бок. Судя по тому, как ходуном заходила кровать, — очень крепкий матрас. Откуда силы-то в нем еще столько, в моем новом муже?
Мы всю ночь их усиленно тратили, эти самые силы. Кажется, даже ресницы у меня ощутимо болели теперь. Пальчиком не пошевелить.
Только лежать, колыхаясь как студень.
— Прекрати, — в ответ на нежные прикосновения я прошипела, все же пытаясь на край отползти. — Изверг, я сейчас просто разрушусь.
— М? — он громко фыркнул, но ни капельки не изменилось. Даже больше: к рукам опять присоединились и губы. — Голова снова болит? Что, так быстро? Мы неделю женаты всего, моя милая женушка.
— Пять дней, — я вяло брыкнула ногой, с ужасом ощущая, что совершенно не против его этих поползновений.
— У меня свой отсчет... Отнести тебя в ванну? — он на секунду остановился, и я отчетливо поняла, что альтернатив у меня не так много: сначала супружеский долг, а потом эта самая ванна, или сначала водные процедуры, а потом уж супружеский долг. От перемены мест слагаемых, как известно, сумма все также не радует.
— Неси! — милостиво разрешила.
А потом мы долго и тщательно мылись, с трудом отрываясь друг от друга, чтобы намылиться и смыть. А потом снова... намылить. В конце этих всех процедур я уже просто свернулась калачиком на дне ванны и твердо решила остаться тут до грядущего вечера.
