Глаза наполняются непролитыми слезами.
— Как уложиться всего в четыре? Понимаешь? Я не ожидала... подумать не могла, что ты окажешься таким...
Лицо заливается краской, и я не могу больше выдерживать его взгляд. Меня убивает, что я не могу прочесть его, так что опускаю глаза на его горло, на его прекрасный, идеальный галстук.
— Я больше не собиралась писать статью. Сказала начальнице, что не стану, вот только Виктория... Я говорила тебе о ней, помнишь? Она... она та, кто, казалось, всегда справляется лучше меня. Она опубликовала свою статью, и я отчаянно хотела, чтобы ты выслушал мою версию.
Я прерывисто вздыхаю, глаза все еще горят.
— Мне невыносима мысль о том, что ты теперь думаешь обо мне, но ты должен мне поверить, когда я говорю, что ни одно мгновение с тобой не было ложью. Ни одно.
Я перестаю дышать, когда он медленно и осторожно встает с кресла, подходит к окну, поворачиваясь ко мне спиной.
Боже, что он только обо мне думает! Как сильно ненавидит. Считает, что я использовала его. Врала ему.
Я встаю, делаю несколько шагов, но замираю, когда слышу, как он делает четыре глубоких медленных вдоха. Это становится последней каплей и слезы градом текут по моим щекам.
— Малкольм, мне так жаль, — говорю я.
Быстро утираю слезы, прежде чем он увидит. Он все еще стоит лицом к окну, когда приглушенно произносит: «Черт меня дери», после чего прячет руки в карманы, и его гнев нависает в кабинете, как надвигающийся ураган. Кажется, все его силы уходят на сдерживание этой бушующей энергии. Никогда его таким не видела. Ни разу. Он держит все под контролем, но только снаружи, я это чувствую.
Наконец, он заговаривает, голос низкий, речь неспешная, так что мне становится страшно от того, какой силы гнев он сдерживает.
— Ты могла поговорить со мной. Когда целовала меня. Когда рассказывала о Виктории. Когда нуждалась в моем утешении, Рейчел. Когда умерла твоя соседка. Когда не могла лицом к лицу встретиться со своими друзьями и семьей. Ты пришла ко мне, когда тебе это было нужно. Ты пришла ко мне, когда мне это было нужно... ты, черт побери, могла поговорить со мной, довериться мне! — он разворачивается, и у меня перехватывает дыхание от напора его зеленых глаз. — Я так легко мог все это решить, — он щелкает пальцами. — Вот так. Одним звонком.
— Я боялась, что потеряю тебя, если ты узнаешь.
Разочарование отражается на его лице, пока он смотрит на меня зелеными глазами, способными расплавить сталь.
— Так что вместо этого ты продолжила мне врать.
Отшатнувшись, я опускаю взгляд на его горло.
Проходит целая вечность.
— Здесь для тебя больше ничего нет, Рейчел. Только работа. Прими ее, — он возвращается за стол и падает в кресло.
Я с трудом могу говорить.
— Ты здесь. Не отворачивайся от меня из-за того, что я совершила ошибку.
Пока возвращаюсь на свое место, я впервые за все время здесь ощущаю его взгляд на мне, как он изучает, во что я одета. Эта одежда должна была придать мне силы и уверенности, а я чувствую себя уязвимой, обнаженной, чувствую себя фальшивкой. Обманщицей. Наивно было думать, что одежда покажет меня в ином свете. Скроет истинную меня, со всеми недостатками.
Краснея, я снова сажусь, а Сент ничего не говорит. Он медленно водит пальцем по своей нижней губе, единственным движением во всем его теле.
— Рассмотри мое предложение о работе, — говорит он.
Я качаю головой.
— Не хочу, чтобы ты был моим начальником.
— Я справедливый начальник, Рейчел.
— Я не хочу, чтобы ты был моим начальником.
Я выжидаю пару мгновений. В его взгляде читается разочарование.
— Ты не должен нанимать меня, — выпаливаю я. — Я не такой уж и хороший журналист, Малкольм. Если хочешь знать, я утратила свой запал. Для тебя я бесполезна. Ты, скорее всего, никогда мне больше не доверишься.
Он поднимает голову, нахмурившись, будто заинтересовавшись таким поворотом событий.
— Подумай неделю. Даже две, — Сент наблюдает, как я подыскиваю нужные слова.
— Не хочу тебя задерживать...
— Это не так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
От того, как он всматривается в мои черты, у меня мурашки по всему телу. Я знаю этот взгляд. От него мое сердце пускается вскачь, потому что я знаю - он пытается прочесть меня.
— Что такого неприемлемого для тебя в работе со мной? — спрашивает он, щурясь.
Из меня вырывается смешок, когда я качаю головой. С чего же начать?
Я думаю о его ассистентках, половина из них влюблены в него или того хуже. Не хочу стать одной из них. Не хочу дожить до сорока, все еще будучи влюбленной в мужчину, которого никогда не заполучу. Когда дело касалось моих планов на карьеру, какими бы амбициозными они ни были, я хотя бы всегда представляла, что однажды смогу их воплотить в реальность. Но с ним? Он уже столь же недосягаем для меня, как все шестьдесят семь лун Юпитера.
— Даже решись я уйти из «Эджа», чего не стану делать, но даже, если бы стала, не взялась бы за работу, которую, как мне кажется, не смогла выполнить.
— У тебя все получится, — говорит он уверенно и спокойно.
— Говорю же тебе, нет! — горько ухмыльнувшись, я опускаю голову.
Его голос звучит отрезвляюще низко.
— Я перестану предлагать тебе работу, когда докажешь, что больше не можешь писать.
— Как же мне это сделать? Плохо написать о чем-то? — я хмурюсь в замешательстве.
Кажется, он на мгновение раздумывает над этим.
— Напиши одну из моих речей. На завтра. Ты знакома с Interface, с бизнес-моделью, целями, назначениями и культурологической зоной влияния.
Я задумываюсь.
— Если все окажется настолько плохо, как ты говоришь, я отступлю, — добавляет он снисходительно, как игрок с хорошими картами на руках.
Он сидит за столом, в глазах знакомый игривый блеск, он такой могущественный, загорелый, темноволосый, зеленые глаза и мужественность, от которой подгибаются пальцы на ногах, бросает мне вызов, подбивая принять условия сделки. Искушение столь велико, что приходится с ним бороться.
— Я ведь могу умышленно сделать эту речь настолько плохой, чтобы ты больше не захотел работать со мной.
— Но ты не станешь, — его глаза сияют, а от улыбки вся моя кровь устремляется вниз. — Я знаю, что не станешь.
Я сижу, раздумывая, оказавшись в сложном положении.
Я хочу видеть его. Хочу иметь предлог, чтобы видеть его.
— Это не значит, что я буду работать на тебя. Ты мне за это не заплатишь. Это лишь для того, чтобы ты сам убедился, как... тяжело мне дается писательство. Я не та, кто тебе нужен в «М4», Малкольм.
От улыбки, что появляется на его лице, внутри меня закручивается узел.
— Об этом позволь мне судить.
— Когда тебе нужна речь?
— Завтра утром.
— А само выступление в обед?
Сент медленно кивает, глаза поблескивают с вызовом.
— Пусть речь будет готова к десяти.
— Мистер Сент, посетитель на два тридцать здесь, — доносится женский голос из-за двери.
Я встаю, когда Малкольм поднимается со своего кресла. Он засовывает руки в рукава своего новенького пиджака.
— Возьми у Кэтрин инструкции, над которыми работали другие спичрайтеры, — застегнув пуговицы, он останавливается. — Я ожидаю увидеть твое письмо.
— Малкольм, — начинаю я, но останавливаюсь. Спустя мгновение, я шепчу, к своему же удивлению. — Увидишь.
Пока я наблюдаю за тем, как он идет к двери, адреналин проносится по венам, заставляя дрожать все тело, но только не мою уверенность.
Вернувшись в «Эдж», я иду к своему столу, словно лошадь в шорах, избегая всех встречных. Распечатав некоторый материал для речи, я направляюсь домой. Я не говорила Джине, что встречаюсь с ним, не говорила маме, или Уинн, или Хелен. Он мой секрет, так вышло, что для меня он слишком ценен, чтобы им делиться, надежда слишком слаба, она не переживет всех последующих расспросов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не желаю слышать, что то, чем я занимаюсь, опасно. Неправильно. Или правильно. Я делаю это, потому что должна (мне это нужно), потому что он попросил меня, и теперь это единственная возможность, быть к нему ближе. Да, я могла принять его предложение о работе и быть ближе намного дольше, но тогда я навсегда стану только лишь его сотрудником. Не таких отношений с ним я хочу.
