Глава 5 — Остро-сладко
Большая перемена подходила к концу. Сытая толпа понемногу заполняла узкие коридоры учебного корпуса. Навстречу неслась компания старшекурсников. Низкорослый парень вёл товарищей вперёд, к знаниям, и что-то оживлённо рассказывал через плечо. Обернулся в самый неподходящий момент — мимо пароходом пёрла Тася. От вида её подпрыгнул и сматерился, подчеркнув испуг смехом. Остальные поддержали, ещё не зная причины. Забавно встрепенулся приятель. Можно весело потолкать в плечи и выдать из арсенала шуток первую попавшуюся по случаю.
У редких людей холодок не бежит по спине, если кто-то за этой самой спиной хохочет. Нужна высокая самооценка, чтоб не заподозрить шутку в самом себе. Как же нужно постараться, чтоб, не открывая рта, вызывать реакцию, кою матёрые юмористы добиваются кровью и потом? Однако сегодня эта ситуация со смешком некрасавицу нисколько не задела. Задевали разве что рюкзаки студентов, но и на них всё равно.
Минувшей ночью так и не посчастливилось заснуть. И ранним утром на работу Тася, вопреки всему, не заступила — буквально не нашлось сил встать с постели. По собственному желанию пропустила занятия, впервые в жизни. Соседка по комнате куролесила где-то — некому было читать нотации, мол, нельзя запивать валерьянку ромашковым чаем. Рассвет Тася встретила в коконе одеяла, сжимая пузатую кружку. Руки не тряслись, расплёскивая ароматный кипяток, но лучше бы тряслись. Солнце-жаворонок важно покуривало дымовыми трубами завода за пыльным окном общежития. В созерцании привычно грандиозного сознание преисполнялось и… кукожилось до размеров безмозглой мухи. Оно билось и билось о толстую прозрачную гладь, незаметно для себя погибая от истощения и сумятицы. Наблюдающая рождение нового дня студентка имела тот вид, когда стекленеет взгляд, припаявшись ни к чему, и будто выворачивается наизнанку. Схожим образом перезагружается рассудок. Только нет никакой перезагрузки. Да и безумия нет.
Надеяться малодушно. Это действительно произошло. Если отбросить помпезность с ребячеством и принять сверхъестественное как нечто нормальное? Как принять последний полёт зазевавшегося крановщика на том же заводе, или акт домашнего насилия двумя этажами ниже, например? Простые граждане на своих рабочих местах сосут кровь охотнее киношных упырей. Инфантильным порой кажется, лучше выдуманным вурдалакам на корм пойти, чем посетить тот же паспортный стол или ЖЭК. Да и люди по природе своей — всё те же вампиры, раз придумали их. В экологической нише у каждого пища своя: уважение, восхищение, зависть.
Отбросив лирику, в сухом остатке у Таси — обычный стресс, в самом безобидном проявлении. Тело, проклятый венец эволюции, слишком хочет жить, не спрашивая. Оно не позволит вдребезги разбиться о заплёванный, замусоренный бычками козырёк крыльца общежития. Не позволит, разочарованной, бездыханно уснуть, как любили убивать своих умных героев русские драматурги золотой эпохи отечественной литературы. Непостоянна человеческая природа. Кто с высоты роста упадёт — расшибётся, кто с обрыва — одёжку порвёт.
Такую одёжку, в самом деле, лучше на тряпки рвать. Чёрная толстовка оверсайз, растянутые на коленях брюки с бурыми брызгами на штанинах — всё первое попавшееся, потасканное. Жирные волосы в куцей косичке. От бессонницы отекло лицо, да и мешки под глазами припухли сильно, как при болезни почек. Не глядя на носки тяжёлых от грязи кроссовок старшей сестры, Тася, огибая студентов, без стука завалилась на кафедру. Кому ухоженность придаёт смелости, кому неряшливость — карт-бланш на свинство. Вчерашняя спасительница слишком поздно, где-то час назад, таки-допетрила до очевидного. Последний, важнейший этап оказания первой помощи — передать пострадавшего медикам. Оно касается даже мелочей. Что уж говорить о венозном кровотечении? Страх ответственности за чью-то жизнь, знакомый в своей сокрушительности, окатил утром Тасю волной кипятка, до панического вскрика. Знать, до сих пор не очерствела, не привыкла. Со всех сторон — какое лицемерие!
Второкурсница облегчённо выдохнула, приметив Грушу за компьютером. Та зыркнула на дверь едко, будто беззвучные шаги посетительницы причинили ей физическую боль. Не обращая внимания на попивающего кофе профессора и субординацию в принципе, студентка обратилась к жертве вурдалака.
— Здравствуйте! Что с вами? Вы поранились?
Тася указала на свежую повязку, не зная, что и думать. Остап обещал: «Будет как новенькая. Ничего не вспомнит». Про пьяную говорил. Вообще много кто что говорит, однако, правды в словах зачастую серединка на половинку. Сейчас жизненно необходима какая-то опора, нерушимая логика происходящего. Нечто однозначное. Лучше бы преподавательнице быть в полном порядке. Хотя, порядок — не порядок. Как девушка — маскот недосыпа, так женщина — адепт похмелья.
Спешно капитулируя, Груша подпёрла гудящую голову раненной рукой. Вечно стойкая и гордая, кое-как промямлила:
— А? А, да.
— Что случилось? Вам помочь?
Тася подступила к учительскому столу. Та не могла не глянуть на неё снизу вверх. Спасительница ожидала блеска узнавания в мутных глазах, какой-то подсказки для дальнейших действий. Была в шаге от того, чтобы запихнуть пальцы преподавательнице в рот — прощупать на наличие клыков. Груша лениво помотала головой, скривившись от головокружения. Непривычно любезная, заверила:
— Не, Тась, иди. Я к вам скоро приду.
Девушка постояла ещё немного и вышла, не прощаясь. У неё нет сейчас пары с их группой. Груша запуталась, а с ней окончательно запуталась и Тася. Обе в силу разных причин сегодня соображали туго.
С той же решительностью танка студентка дотопала до нужной аудитории. В закутке, в джунглях горшковых калатей, друг на друге сидели одногруппники, точили языки или копались в телефонах. Хороша картина, беспечна. Из своего камерного мира дружбы и жвачек двое махнули Тасе, один поздоровался. Аншлаг! Хотя, казалось бы, всего лишь лекция по философии. Это в самой большой аудитории университета каждому место найдётся. В душном коридоре же теснился весь поток из чуть ли не сотни человек. Не ВУЗ, а государственная поликлиника! В перекрестье путей Тася прижалась к свободному углу. Коснулась его виском и остолбенела.
Сцена завораживала. Подобным грешат мелодрамы с претензией на визуальное искусство. Любишь или не любишь «мыло», у экрана задержишься. Двое облокотились о стену расслабленно. Зеркалили друг друга в скудности жестов, в полуулыбочках и лености легкомысленных шепотков. Главная героиня так и пышет сексуальностью. Первородная страсть вшита красными нитями в ткань короткой юбочки, шёлковой блузочки. Главный герой сегодня одет до карикатурного смешно. Всё при нём, хорошо, но светлая майка, как мокрая, была явно не по размеру и обтягивала спортивную фигуру так сильно, что, право, от глубокого вдоха разойдётся по швам. Марина, ведомая своими женскими чарами, порывалась кокетливо дотронуться до руки Остапа. Задумывала зацепить длинными ноготками ворот мужской футболки,
