чеснок надежды и того меньше, а осиновый кол будет долго ехать, если заказывать на «Ozon»5.
Лекция прошла спокойно, как, впрочем, и следующая. Остап держался подальше — не хотел смущать эйфорией. Как влюблённая школьница, еле мог усидеть на месте. Верно философские трактаты, доносимые гнусавым монотонным монологом профессора, приводили в настоящий экстаз. Царапал руки и шею, пружинил на стуле. Будь он лампочкой — у всех бы в аудитории глаза вытекли. Неустанно хвалил себя, что украл с бельевой верёвки вчера именно эту обтягивающую футболку. Угадал. Угадал! Если толстушка действительно падкая на подтянутый торс, готов податься в нудисты!
На контрасте с красавцем — человек-овощ, человек-пень, человек-жижа в костюме неряхи. Сидит, поникшая, ни на что не реагирует. Уже и преподаватель обратил на неё внимание, предложил покинуть аудиторию, коли не интересно, а она головы не поднимает. Не выговор, не шутки за спиной, не бумажный ком, прилетевший в висок — ничего не разбудило живой труп.
Тася столкнулась с Остапом на крыльце университета. Тот сидел на перилах, как хулиганы делают. Пил воду из пластиковой бутылки. Хотел произвести впечатление загадочного и крутого, да не сдержался. Узнав усыпанное акне угрюмое лицо, расцвёл, выпрямился. Наполовину опустошённая бутылка трёхочковым отправилась в урну. Девушка в который раз подметила стиль перемещения новенького. То исчезал из виду, то возникал, внезапно, прямо под боком. Логику мельтешения искать бессмысленно. И без того хватало загадок. Телепортации Тася бы не… хотя, всё-таки удивилась бы. Прямо таки охр*нела бы, если цитатой и цензурно.
Остап спрыгнул с перил. Его остановили:
— Подожди. Пососу хоть.
Вопросительно выгнул бровь, когда девушка облокотилась на столб, подпирающий козырёк. Парень наблюдал за её манипуляциями жадно. Как достала из рюкзака чёрную гладкую коробочку с коротеньким свисточком. Как прижала свисточек к губам и через три секунды выдохнула молочный пар. Знать, не свисток. Те, которые Остап видел раз при жизни, выдавали только громкий плоский звук, без дымовых завес.
Остап сокрушённо опустил плечи, про себя обозвал пу́гало развратной девкой. Каждая неоднозначная формулировка из уст Таси виделась провокацией или издёвкой. Играть с ним — смертельно опасно. Хотя ему до мурашек нравится обманываться своей особой и самим собой в едва контролируемых желаниях. Едва-едва контролируемых.
Невозмутимая курильщица изучала обстановку в университетском дворе. Трусиха, до последнего ждала, что кто-нибудь из коллег по табаку, кто угодно, пристанет со своим: «Девушка, всё в порядке? Этот молодой человек вас не обижает?». Припомнились жуткие истории из недр интернета. В англоязычных странах случалось — похищали девушек. Держали в плену в роли живых кукол. Годы спустя даже выпускали жертв на волю — гулять и работать, словно всё под контролем. И невольницы делали вид, будто действительно в порядке. Осознавали, помнили себя, но в их головах намешался такой винегрет — поди разберись. Лишь случайность и бдительность неравнодушных спасала несчастных.
Сильнее всего в этих историях сердце Таси отозвалось не на описание пыток и форм изощрённого насилия, а на очевидность личной трагедии. Бок о бок по Земле бродят немые люди, чьи души стенают, зовут на помощь. Но пока не скажешь сам — не услышат, не увидят. А говорить порой не можешь — в силу обстоятельств язык прикусил. Парадоксально и ни капли не смешно. Участь сродни утоплению в луже.
— Можно попробовать? — отвлёк от невесёлых размышлений Остап.
Золотое правило заложника: не злить. Заткнув за пояс брезгливость, наперво — к самой себе, та нехотя протянула вейп. Остап повертел электронное устройство в руке, повторил последовательность действий, как запомнил. Густой, плотный воздух ворвался в лёгкие, задавил изнутри. Заструился через рот и нос. Любопытные зелёные глаза проводили тающие клубы пара.
— А в чём суть?
Тася смотрела на него прямо и открыто.
— В смысле?
— Дышать тяжелее, да и всё. Зачем? Секс-игрушка мазохистов?
Она аж на шаг отступила. Нарастающее смущение делало её лицо ещё более некрасивым.
— При чём тут..? — сообразив, что бессмертный из другой эпохи и, вероятно, ещё не видел вейпа, пояснила. — Ну, это просто вкусно. Печенье. Не почувствовал?
Тася уже задалась вопросом, могут ли вампиры болеть коронавирусом, но Остап избавил:
— Не различаю вкусов и запахов, — огляделся в поиске случайных слушателей, понизил голос. — А вот кровь… вот она да. Остро-сладко.
Язык тела девушки выдавал опаску, когда забирала вейп обратно. Чтоб не обидеть, продолжила курить. Взгляд более не отводила. Иногда интерес сильнее.
— Только кровью питаешься?
— Ещё воду пью. Особенно в жару много.
Задумчиво выпятила губы.
— А если съешь что-нибудь обычное, человеческое? Плохо не станет?
— Нет, Тася, меня не убить, — самодовольно улыбнулся вампир. — Не траться на чеснок.
Та хихикнула, скрывая правдивость догадки вкупе с заблуждением. В улыбке зуб к зубу, даже пар не просочится. На фоне их белоснежных он кажется грязным.
— Только на чеснок и хватает.
— Помнишь — говорил, могу дать денег?
— Помнишь — говорила, мне нечем платить?
— Набиваешь себе цену? Типа не купить? — облокотился на поручни. — В прошлый раз мне так не показалось.
Курильщица закашлялась. Идеальные черты исказил такой испуг, что девушка в успокаивающем жесте вскинула руку. Похлопала себя по груди, прочистила горло. Как сказанул! Ещё бы бездомного в жадности обвинил, что последним куском хлеба не поделился. И в эту самую секунду ни с того ни с сего в голове её что-то щёлкнуло. В области солнечного сплетения беспокойным лисёнком завертелось до ужасного редкое чувство. Тася лукаво сделикатничала:
— Мне уйти?
Остап напрягся. Наконец, наконец заступает на проторенную им дорожку! Искры защекотали каждую его косточку. Ведь с ним уже играли в манипуляции девчонки из прошлого. С лёгкостью получали доступ к его телу и лихим деньгам. Будто этот проходимец, щедрый на выпивку, такси и хороший номер в гостинице, от сотворения мира уже принадлежал им. Они были куда изобретательнее и остроумнее этой дурнушки, но именно её слова вызывали в нем столь противоречивые страсти. Будто заряжался, привязанный электрическими проводами. Персональное проклятие с недавних пор придало смысл его и без того счастливой беззаботной жизни.
— Какая ты… — протянул поклонник с намёком на комплимент.
Тася трактовала неправильно. Тут же набрала про себя ворох подходящих прилагательных, впала в уныние от омерзения к собственной персоне. Пихнула вейп в карман. Молча сошла на ступеньку вниз. Неотрывно глядя куда-то перед собой, судорожно схватилась за перила. Ещё через секунду задним ходом вспрыгнула обратно — повыше. Не дышала, не моргала.
Остап, первый заинтересованный в здоровом цвете щёк своей крали, забеспокоился. Скорее проследив за её оленьим взглядом, в который раз явил простую человеческую эмоцию — плохо скрываемое
