Остальные мои ребята еще не пристрелялись. Обычные заказы выполнять могут, но на серьезное дело их пока еще рано выпускать.
– Лысый? – нахмурился Захар. – Этот Лысый уже проштрафился... Впрочем, – как бы для себя добавил он, – может быть, он тут не причем. В любом случае – я даю ему возможность исправить положение.
– Он – нормальный пацан, – снова сказал Иван Александрович, – а что там у него с этой сучкой вышло – представить не могу.
– Я тоже, – сквозь зубы пробормотал Захар.
Несколько минут в кабинете повисла тишина.
– Ладно, – устало выговорил Захар, – можешь быть, свободен. Иди. Да и кстати. Пошли-ка Лысого снова по тому же адресу. Пусть выполнит, если понадобится... работу над ошибками. Понял?
– Ага, – кивнул Иван Александрович и поднялся.
Когда он вышел, Захар еще минуту сидел, задумавшись, потом открыл ящик своего письменного стола, порылся там и достал сотовый телефон. Мучительно кривясь от того, что его мысль, как не пытается, все-таки не может проникнуть под оболочку стоящей перед ним загадки, он набрал номер и проговорил в трубку:
– Дашку мне привезите. Быстро.
И отключил телефон.
* * *
Очень необычно для меня то, что, с тех пор, как я приехала в Москву, я веду, преимущественно ночной образ жизни, а спать мне приходится днем.
Вот и сейчас, как только ушел от меня подавленный и тихий Васик, я разобрала постель, приняла душ, надела на себя ночную рубашку, которую нашла в комоде Наташи, и улеглась спать, хотя времени было только начало девятого вечера.
Наташина ночная рубашка приятно облегала тело. Постельное белье я сменила и теперь могла вполне насладиться свежестью и чистотой своего одинокого ложа.
Но хоть я чувствовала себя ужасно разбитой и усталой, уснуть я не могла. Что-то мешало мне. Не давало закрыть глаза и придать мыслям соответствующее направление.
Я опасалась, конечно, того, что когда я усну, то вновь на меня нахлынут ужасные сновидения, но мне почему-то казалось, что слишком мало времени прошло с тех пор, когда я испытала последнее и вряд ли сегодня меня снова посетит подобное.
Некстати в моем памяти вдруг всплыло жуткое лицо Захара.
Господи, страшно подумать о том, что было бы, если бы милицейская облава не подоспела вовремя. Под действием наркотика я бы рассказала этому упырю про себя все.
Ну, и он бы принял соответствующие меры...
Так что милиция невольно помогла мне. Спасла он разоблачения. Если бы не суматоха, поднявшаяся на посвящении, я бы наговорила себе смерть.
Больше часа я ворочалась в постели, потом поднялась, прошла на кухню и закурила, опершись локтями на подоконник.
Смотрела на двор.
Малышей в песочнице уже не было, зато их место занимали два мужичка запущенного вида в армейских телогрейках. Мужички расположили на панели песочницы – там куда дети обычно выкладывают куличики – бутылку водки и нехитрую закуску, состоявшую, насколько я могла рассмотреть, из нескольких чахлых огурчиков и двух сосисок.
Мужички чокнулись, опрокинули по стакану и принялись неторопливо закусывать. Один из них откусил немного от огурчика и положил его обратно на панель, а второй – запихал в щербатый рот целиком одну из сосисок.
На любителя сосисок тут же накинулся его собутыльник и, размахивая руками, принялся ему что-то доказывать.
Очевидно, объяснял, что водки целая бутылка, а закуски мало – после второй нечем закусывать будет. Виноватый разводил руками.
Я вздохнула – мне бы ваши проблемы, ребята...
Сумерки в осеннем воздухе сгустились настолько, что можно было бы предположить, будто уже настала ночь. Я погасила в пепельнице сигарету, тут же закурила новую и прошла в прихожу посмотреть – который час.
Настенные часы в прихожей показывали – без пяти минут десять.
Да, почти ночь уже.
Новая мысль пришла мне в голову. Такая неожиданная, что я едва не выронила сигарету из пальцев:
– А какой сегодня день недели? – вслух произнесла я.
– Среда... четверг... Пятница! Сегодня же пятница!
Я машинально снова взглянула на часы – без четырех минут десять.
Так вот почему я не могла уснуть – долгое время – пока Наташа жила в Москве, мы уговорились с ней созваниваться каждую неделю – в пятницу в десять часов вечера – это чтобы каждая из нас наверняка была дома.
Мы с Наташей свято соблюдали этот обычай – и ни одного из традиционных пятничных телефонных разговоров не пропустили.
Поэтому я и не могла уснуть – у меня уже выработалось что-то вроде условного рефлекса, как у собаки Павлова, – пятница десять часов – я не должна спать.
Должна ждать звонка.
Я горько усмехнулась, затянулась сигаретой и снова проследовала к кухонному подоконнику. Теперь мне ждать нечего – мне никто не позвонит. Моя сестра мертва, а кто ее убил и за что – мне неизвестно.
Выпивающие мужички, которых уже едва было видно в наступивших сумерках, забыли о своих разногласиях и допивали по последней. На закуску у них оставалось еще по целому огурчику и половина сосиски.
Я положила уже потухший окурок в пепельницу и повернулась, чтобы уходить из кухни.
В прихожей раздался телефонный звонок.
* * *
Тишина в трубке была мертвой. Такой, какой никогда не бывает в трубке исправного телефонного аппарата.
Но ведь телефон не отключен. Только что он надрывно разрывался, три звонка прогремели в прихожей, прежде, чем я осмелилась поднять трубку.
Я сглотнула и выговорила:
– Алло.
Ничего я не услышала в ответ – ни гудков, ни сигналов, ни...
«Ничего телефон не звонил, – вздохнув с облегчением, подумала я, – просто мне почудилось. А телефон отключен.
Наверное, Наташа забыла заплатить за него, и его отключили – очень просто».
– Всего-навсего у меня взвинчены нервы, – сказала вслух, – мне почудилось.
Я положила трубку и закурила снова, отметив, что руки у меня довольно сильно тряслись.
Потом закусила губу, минуту постояла в задумчивости в прихожей, а после принесенным из кухни ножом перерезала телефонный провод. И для верности вырвала к чертовой матери кабель из розетки и из соответствующего гнезда в телефонном аппарате.
Теперь все.
Недокуренную сигаретку я выбросила в раковину. Потом снова поднялась с места и прошла по всей квартире, в каждой комнате включая свет.
Под лучами электрической лампочки особенно отчетливо выделялись бурые следы страшного пятна на полу прихожей под полочкой для телефона.
«Лучше бы Васик остался со мной, – подумала я, – не было бы так жутко... Черт возьми... Это, это...»
Мысли мои путались, липкий пот покрывал все тело, как мокрая паутина страха.
Телефон зазвонил снова.
Я остановилась как вкопанная там, где врасплох застал меня этот внезапный звонок – на выходе из гостиной, на самом пороге комнаты.
– Этого не может быть, – громко сказала я сама себе.
Сделав два нетвердых шага, я опустилась на колени и посмотрела под телефонную полочку. Да, так и есть – кусок обрезанного мною телефонного кабеля лежал у стены.
А телефон зазвонил снова, хотя по всем законам здравого смысла, никак не мог зазвонить.
Еще один звонок.
Собравшись с силами, шагнула к телефону и рывком сняла трубку.
– Алло!! – крикнула я что было мочи.
Ответом была мне все та же мертвая тишина, потом – как будто где-то далеко-далеко ветер загудел в телефонных проводах – и я услышала из трубки:
– Оля...
Надеясь, что ослышалась, я снова повторила внезапно охрипшим голосом:
– Алло!
– Оля... – вновь донеслось из трубки и, не выдержав, я разрыдалась, потому что узнала голос, дважды произнесший мое имя.
Это был голос моей покойной сестры Натальи.
* * *
Истерика моя была непродолжительна, хотя довольно бурна. Сначала я подумала, что это была чья-то злая шутка – кто-то записал на магнитофон голос моей сестры и теперь передавал его мне по телефонной связи, но потом я вспомнила, что несколько минут назад собственной рукой перерезала провода и кабель.
Когда мои рыдания немного утихли, в трубке снова прозвучал так хорошо знакомый мне голос:
– Оля, это ты?
– Да, – нашла в себе силы ответить я.
– Ты меня слышишь?
Я снова ответила утвердительно.
– Ты поняла, кто с тобой разговаривает?
– Но как? – снова плача, спросила я. – Ведь этого не может быть... Ведь это...
Трубка какое-то время молчала, потом моя покойная сестра вновь заговорила – глухо и едва слышно – будто ее голос не передавался по проводам (что, судя по всему, так и было), а летел, несомый ветром, откуда-то издалека.
– У меня слишком много осталось дел на этой земле, чтобы сгинуть бесследно... Все случилось... так неожиданно, да еще в такой момент, когда мне нельзя было уйти так просто...
