Вот как это случилось.
Про то, как Юсси покупал овцу, про кузнеца Сийла, про блины и про волшебную шкуру
Незадолго до знаменитой Шуньгской ярмарки во всех селах свои большие базары бывают.
А чем Пус-погост хуже других сел? Туда на базар со всех уголков округи народ приезжает.
И всё как на других карельских базарах: и съестные припасы, и столярные поделки, и меха, и сапоги. Хочешь — лодку покупай. Деньги есть — невод можешь себе подыскать; Скотина разная, хозяйственный припас — что душе угодно!
Базар —не ярмарка, но и на него торговые гости приезжают с моря, из Лапландии, даже из далекой варяжской земли.
Меха, пушнину здесь купить можно дешевле, чем на большом торге,— не у перекупщиков, а прямо у охотников. Ведь самим-то охотникам далеко ездить несподручно. А купцам от этих сделок выгода большая, вот и едут.
Ну, а торгашам карельским такие гости — прямой убыток. Когда они сами мех берут у охотников, сами на перепродаже выгадывают; если мех мимо рук идет — как наживешься?
Купец Тайпо—младший брат богатого хозяина-—хитро устроился: он еще с осени охотникам в долг давал и деньги, и ружья, и все, что нужно. Но за это они всё, что настреляли, к нему несли — рассчитывались. Ну, а младший брат богатого хозяина обсчитывал их, запутывал; пересчитывал так. .Что опять они у него в долгу оказывались.
Охотник Нийкой пятую осень не мог с этим Тайпо рассчитаться- все выходило мало, сколько шкурок ни добывай!
А рыбаки Мокки и Матти вот уже шестой год не могли никак за неводы свой долг выплатить младшему брату Тайно! Наважденье какое-то! Уж и жемчуга ему все отдавали, а разговор все один:
— Когда весь долг отдашь?
Кумоха на базар в Пус-погосте привел серого медведя.
Два дня весь базар ходил дивился на серого зверя, а потом богатый хозяин Тайпо его продал за хорошую цену и до того обрадовался, что даже Кумохе за помощь два пирожка с ягодой морошкой купил.
— Эх, сестренки Айно нет здесь!—пожалел Кумоха.— Она морошку любит.
— Если бы эта семейка Тайпо не обсчитывала нас,— сказал мрачно Нийкой,— то и у тебя и у меня в доме каждый день можно было бы пироги печь с чем хочешь.
Охотник только что сдал младшему Тайпо все богатые шкурки и был зол на себя, на белый свет, а больше всего на богатых хозяев.
— И еще грозит мне!- продолжал Нийкой.— Если, говорит, ты на следующий год мне столько лисиц принесешь, то я у тебя ружье отберу. Он с меня спускает шкуру, как волк с овцы!
—Кто знает,— невесело усмехнулся Матти,— может, волк прав: овца виновата? Если овца сама подставляет волку горло, туда ей и дорога.
— Что один Тайпо, что второй,— сказал Кумоха,— та же птица, только песня чуть-чуть другая. Старший хитрее, а молодой глупее. А мы сами виноваты—нельзя им спуску давать!
Кумоха на базаре купил соху, как взвалил ее на плечо, так и таскал.
— Что ж ты, чудак, ее на землю не поставишь? — удивлялись приятели, когда Кумоха останавливался возле какого-нибудь торговца, а соху с плеча не снимал.
A-а, потом опять поднимать!—отмахивался Кумоха.
Вдоль берега торговали рыбой — сигом, налимом, щукой, семгой.
На небольшом пригорке пахло медом — туески и кадушки, наполненные жидким золотом, сгрудились, как стадо.
Оленьи шкуры всех размеров, жемчуг и перламутр, ковры из медвежьего меха — чего только не было на базаре!
Торговцы берестяными изделиями постелили прямо на землю платки, расставили на них шкатулки, коробы, туески, разложили берестяные дудочки, свистульки, игрушки.
— Медовые пряники! Ешь и в мед обмакивай! — кричал задорный женский голос.— Попробуй — не пожалеешь!
— Если деньги есть, дальше не ходи, зря сапог не носи — .тут оставляй! Все равно лучше товара не найдешь!
— Вы послушайте только, что с киндасовскими мужиками сегодня случилось,— громко, чтобы привлечь внимание покупателей, рассказывал один из торговцев.— Собралась их целая артель сюда, к нам на базар, ехать. Пять возов! Целый день. На ночь останавливаются в лесу ночевать. Один мужик, их старшой, говорит: «Возы нужно оглоблями в ту сторону повернуть, куда мы едем. К Пус-погосту, значит. А то, не ровен час, спутаемся — не в ту сторону утром поедем». Сделали, как старшой сказал. Спать полегли кто где. А с ними ехал один лесоруб с ближнего села. Ему от этого леса до дому — рукой подать. «Чего, думает, я буду тут ночевать? Пойду домой, рядом ведь, там пересплю, как человек, на печи». Он решил над киндасовцами посмеяться—взял, перед тем как уйти, да все оглобли-то в обратную сторону, в Киндасово, повернул. Так и ушел. Утром киндасовцы просыпаются, запрягли, поехали. Едут. «Вроде мост на наш, киндасовский, похож»,- говорит один. «Да что ты, скоро уж Пус-погост будет. А мосты, они все схожи». Едут дальше. «Чтой-то вроде село на наше похоже»,— опять кто-то говорит. А старшой смеется: «Да сёла-то все одно на другое смахивают, везде люди живут». Тут третий голос подает: «Смотрите, ну прямо моя изба!» А старшой свое: «Да все избы на один образ». Тут из избы выскакивает жена старшого, как закричит: «Черти окаянные! Чего же вы домой-то вернулись, раз дома вшрду схожи? Там бы и оставались!» Вот почему киндасовцы к нам не приехали!
Слушатели смеялись над глупыми киндасовцами, заодно раскупая товар смекалистого торговца, а рыбак Мокки погладил свою длинную бороду и сказал:
— Ругать нужно человека, а не село. У меня кум живет в Киндасове. Умный мужик этот кум. Вот.
Юркий коробейник из Олонца разложил на лотке завлекательный свой товар — ленты, зеркальца, бусы.
Семья смолокуров из лесной глуши, не привыкшая еще к
базарному шуму и многолюдью, осторожно приближалась к коробейнику.
— Что я, на медведя похож? — крикнул им коробейник.— Чего боитесь? Идите сюда — не пожалеете!
Смолокуры — отец с матерью и сын с молодой женой — робко подошли к коробейнику.
— Вот товар — всем товарам товар! — Коробейник протянул им круглое зеркальце.— Даром отдам: разве рубль —это деньги?
Судя по тому, с какой опаской брал смолокур блестящий кружок, он зеркало держал в руках первый раз в жизни.
Взял и протянул его молодухе:
— Смотри, что такое?
Молодуха положила зеркало на руку и заглянула в него, как в колодец.
— Ой! — только и сказала она.
— Что там? — нетерпеливо спросил молодой смолокур.
— Не нужно нам это! — внезапно посуровев, отвела руку с зеркалом молодуха.— Зачем в дом такую молодую да красивую брать? Я ему одна жена, другой не надобно.
Свекровь с любопытством выхватила из рук невестки зеркало и заглянула в него.
— Авой-вой! — покачала головой свекровь.— Некрасивая да старая она! Откуда ты взяла молодую да красивую? Глаз у тебя нет, что ли?
— Молодая, молодая…— повторила невестка.
— Покажите-ка мне! — произнес старый смолокур.
Он покосился на беззвучно смеющегося коробейника и бережно взял из рук жены сверкающий крут.
— Обе вы слепые! — веско сказал старик.— Вот уж правда про баб говорят: волос долог, а ум короток! Это ж дед с бородой! На черта нам в дом еще одного старика везти!
Сын заглянул через плечо отца в зеркало н удивленно проговорил:
Гляди, там и парень есть!
— Ох, медведи вы лесные! — вволю нахохотавшись, сказал коробейник.— В зеркало никогда не смотрели! Так вы же сами себя в нем и видите! Ты, борода, схвати себя за нос! Видишь? А-ха-ха! И ты, парень, скособочь рожу-то, скособочь! Признаешь себя теперь?
— Так как же признать, когда я сам себя никогда не видел,— смутился молодой смолокур.
Но отца-то ты видишь, признаешь?
— Признаю.
— Слава богу! Разобрались!
Молодуха выхватила зеркало из рук мужа, заулыбалась > вся, загорелась — очень сама себе понравилась.
— Два рубля — и с богом!—сказал разбитной коробейник. J
— Ты ж рубль называл? — запротестовал было смолокур.
— Всякое бывало! А теперь два рубля ему цена стала!
— Что ж ты над ними куражишься? — спросил Кумоха, делая шаг к коробейнику.—Сперва рублем заманил, а теперь два дерешь?
— Э-э, парень, иди своей дорогой,—усмехнулся, коробейник. -Я не таких, как ты, видывал, меня не испугаешь! Твое дело топором помахивать, мое дело — языком шевелить, товар продать. Товар мой, не краденый, и цена моя — что хочу, и то и ворочу. Иди-ка отсюда! Да соху не оброни—дружкам ноги отдавишь. Мы и без тебя сговоримся!
— Не связывайся ты с ним! — потянул Кумоху за рукав Нийкой.
Кумоха послушался, пошел дальше.
— Два рубля… За что? — сердито бормотал он.— Сколько смолы-то да дегтя на два рубля идет, а?
— Не ворчи ты, как дед старый,— добродушно сказал Матти, посасывая свою толстую трубку.— Купца только могила исправит, да и на том свете он еще с богом торговаться будет: кровь в них такая порченая, в купцах-то.:.
В окружении притихшей толпы маленький, словно скомканный, старичок пробовал, как звучит новенькое кантеле.
