Полагаю, что он прожил в довольстве на принад
лежащих ему землях (нищие редко оставляют
следы в истории) и в назначенный час был похо
ронен в своем приходе под звуки торжественной
мессы. Известно, что он удачно женил двух сыно
вей — в кругу буржуа-патрициев и мелкой знати,
к которому мой предок, видимо, принадлежал, это
означало — без мезальянса как для жениха, так и
для невесты. Известно также, что родом он был
из Кастра, местечка, расположенного между Кас-
селем и Байёлем, нынче это всего лишь жалкий
городишка, но в чудное утро Возрождения Кастр
принимал участие в активной жизни небольших
городов испанской Фландрии: в нем было отделе
ние Мальтийского ордена *, одна или несколько
приходских церквей, собственное «правосудие»,
55
украсившее пейзаж виселицей, сохранились там,
безусловно, и остатки римского поселения, дав
шего название местности. Была в Кастре и Камера
Риторов, члены которой собирались вместе и риф
мовали баллады или рондо, готовили «празднич
ные выходы» важных персон, сопровождавшиеся
стихотворными комплиментами, ставили пьесы из
Священной истории или фарсы. Позже, в Байёле,
один из моих предков станет «принцем, юным
сердцем» местной Камеры Риторов. Кленверк в
10-х годах XVI века, должно быть, тоже участво
вал в забавах буржуазии, которая еще умела ве
селиться сама, тогда как ее потомки развлекаются
тем, что смотрят, как движутся на экране заранее
изготовленные тени.
Имена невесток порою уточняют положение
или особенности этих прочных и незнатных се
мей. Старший из сыновей упомянутого Кленверка,
Никола, как и отец, женился на Маргарите де
Бернаст, я потомок именно этой семьи. Младший
взял в жены Екатерину Ван Кастр, из ее семейст
ва, кажется, пошла ветвь, обосновавшаяся в Тур
не, п о з ж е она дала Жаклину Ван Кастр де
Рубенс *, в безвкусном, затканном золотом наряде
она угрюмо смотрит на нас с посмертного портре
та. От второго брака мужа этой самой Жаклины,
Мишеля де Корда, который исполнял важные обя
занности при эрцгерцогах, происходят предки
первой жены моего отца. Сын Никола-старшего в
свою очередь женился на некоей Маргарите Ван
Кастр. Я привожу эти факты для того, чтобы с са
мого начала показать, как сложно переплетались
56
имена, кровь и имущество, как три десятка семей,
в течение трех веков переженившиеся между со
бой, соткали густую человеческую сеть.
Потомки первого Никола вступили в брак кто
с Пьером де Виком, шталмейстером, кто с Екате
риной Дамман из старинной судейской семьи, кто
с Ж а к о м Ван дер Валле, казначеем города Дюн
керка, выходцем из обширного рода, чье имя пе
реводится на французский как Де Голль, кто с
Филиппом Бургундским, шталмейстером, кто с
Ж а к о м де Бавелар де Биренхоф, «благородного
происхождения», а кто с Жанеттой Фоконье, с
Ж а к о м Ван Белле, с Праделем Ван Пальмартом,
их имена я вольно раздала героям «Философского
камня» *. Мой предок Мишель — он первым носил
имя, которое затем непременно давали в семье
старшему сыну, — в 1601 году взял в жены
Маргариту де Варнейс. Их отпрыск, Матьё, бальи
в Кастре, сочетался браком с Полиной Лаурейнс
де Годсвельде, дочерью Жозины Ван Дикеле.
Следующий Мишель, тоже бальи в Кастре, ж е
нился на Марианне Ле Ге де Робек, владелице Фо-
рестеля, дочери королевского советника и дамы
Байенгем из Вирквейна, чей отец был королев
ским наместником в окружном суде в Сент-Оме-
ре. Остановимся на этом. В этих незнакомцах
привлекает только поэтичность их фламандских
имен, кое-где пересыпанных французскими фами
лиями. Когда я перечисляю их, мне кажется, я
провожу рукой по равнинам, ложбинам и холмам
страны, которая часто меняла господ, но где проч
ность человеческих уз, по крайней мере до сума-
57
тохи двух великих войн нашего века, удивляет со
временного наблюдателя.
Кто были эти Кленверки? Фамилия их, которую
они удлинили только в начале XVIII века, значит ли
бо «маленькая работа» в смысле «маленького зара
ботка», либо «не утруждай себя», что более
живописно. Английская фамилия Дулитл, которую
Бернард Шоу в «Пигмалионе» дал мусорщику, про
изведенному в философы, является почти точным
ее эквивалентом, не существующим во француз
ском языке. Так что я могу представить, как в эпо
ху, когда фамилии стали входить в обиход, то есть
в XII или XIII веках, мои предки упорно трудились
на маленькой ферме, прилежно занимались каким-
нибудь ремеслом или скромной торговлей, быть
может, даже торговали вразнос, бродя из деревни
в деревню, подобно прелестному маленькому про
давцу из стихотворения Карла Орлеанского («Ма
ленький галантерейщик с маленькой корзинкой, я
собираю грошик к грошу; Мне далеко до венециан
ских богачей») *, поправляя плечом корзину за спи
ной и порой страдая от нападения сторожевых
собак. Или ж е , если мне захочется, я могу предста
вить себе красивых парней, осушающих кружки
пива в увитой зеленью беседке и твердо решивших
не убиваться на работе.
В то время, когда мы встречаемся с Кленвер-
ками, они, кажется, принадлежат к весьма много
численному во Фландрии классу Heeren 1, мелких
1 Господа ( флам. ) .
58
земельных владельцев, потихоньку прирезающих
себе старинные феодальные владения и захваты
вающих крестьянские наделы. Современные исто
рики считают, что эти Heeren были преуспевшими
купцами, так оно и было в некоторых городах, ко
торые станут затем бельгийскими, — Антверпене,
Генте или Брюгге. Это справедливо также в отно
шении Арраса, где импортеры вина и кожевники
издавна пополняли патрициат. Но в Касселе не
было ни процветающих банков, ни крупной тор
говли. Среди моих предков я нахожу только од
ного богатого торговца, Даниеля Фаурмента,
купца с княжескими замашками, но он был выход
цем из торгового Антверпена. Я бы предположила
скорее, что крупный достаток Кленверков созда
вался постепенно, шаг за шагом, благодаря покуп
ке земель и ссудам, которые выдавались ими
через подставных лиц, подобно тому, как во
Франции для благородного Монлюка этим занима
лись евреи-посредники. Управление собственно
стью церкви или крупных сеньоров в то время
тоже было способом обогатиться, и порою даже
честно. Следует также помнить о долговых обяза
тельствах городов, об участии в прибылях сель
ских фабрик или о спекуляции на больших
ярмарках, об аренде городских домов, из всего
этого складывались доходы крупной буржуазии
эпохи у ж е весьма беспощадного капитализма Ре
нессанса.
Байёль, где обосновались мои предки, в сред
ние века имел представительство в Лондоне вместе с
восемнадцатью другими городами фламандской ган-
59
зы: его корабли, торгуя полотнами, добирались до
Новгорода. Возможно, что Кленверки извлекали
выгоду из выращивания льна и выделки льняных
тканей в мастерских, где работали крестьяне, про
изводя тонкое или грубое полотно, шедшее на ру
башки для богачей и бедняков, на простыни,
служившие сну и любовным утехам, наконец, на
саваны. В наше время, когда белье делается из син
тетики, культура льна становится все более ре
дкой: я с наслаждением вспоминаю, как несколько
лет назад шагала по полю, голубому, словно небо и
море, в окрестностях какой-то андалузской дере
вушки, теперь мне это кажется скорее сном, чем
реальностью. Мне было бы приятно, если бы не
слишком поэтичным Кленверкам первые экю при
нес бы лен в цвету, лен, замоченный в каналах
Фландрии, белоснежный лен, явившийся на свет
из бурой клейкой оболочки.
У всех, о ком я рассказываю, был герб, порой
пожалованный каким-нибудь фламандским графом
или бургундским герцогом. П о з ж е испанские ко
роли не скупились на дворянские грамоты и гербы
тем, кто поспешествовал правому делу, то есть сво
им сторонникам. Убийца Вильгельма Оранского *
получил дворянство посмертно. Однако в большин
стве своем гербы присваивались самочинно, как о
том свидетельствуют геральдические трактаты то
го времени. Малоизвестно и то, что правовой поря
док в геральдике был наведен гораздо позже и что
в конце средних веков во Фландрии, пожалуй, ча
ще, чем где бы то ни было, каждое мало-мальски
значительное семейство придумывало себе гербы
