Шок и агония бушуют в моих венах... Я гребаный мудак. Как только собираюсь извиниться, Деми обрывает меня:
― Не утруждайся, уже много лет прошло. Просто помни, что я тебя знала, а ты не удосужился даже выучить мое второе имя. ― С этими словами она встает из-за стола и поворачивается на каблуках. Секунду спустя она возвращается. Не говоря ни слова, бросает на стол несколько двадцатидолларовых купюр.
Это обжигает. Потому что эта женщина так низко обо мне думает, что даже не позволяет мне заплатить за ужин, чтобы компенсировать годы жестокого обращения, которое я заставил ее вынести.
ГЛАВА 11
ДЕМИ
Зачем я это сделала?
Восемь лет. Восемь прекрасных лет я прожила, не произнося его имени. Прошло, по меньшей мере, три года с тех пор, как мне перестало мерещиться его лицо хотя бы раз в день. Я была в порядке, была стабильна.
А потом мне пришлось стать мазохисткой, разделить с ним трапезу и таять, когда он говорил. Я чувствовала, что срываюсь прямо между нашими первыми блюдами и десертом. Вот почему мне было необходимо поставить его на место, чтобы вернуть себя в теперь уже привычное состояние. Потому что то, что я сказала, было правдой. Мне казалось важным собирать все сведения, что он готов был мне предоставить. Я знала его изнутри. А Пакстон не знал меня ни капли. Он был причиной, по которой я не могла влюбиться ни в кого другого, не тогда, когда меня так долго отвергал единственный мужчина, которого слепо любила. Даже когда кто-то искренне любил меня, со всеми моими недостатками, я не могла ответить взимностью. Сразу подумала о Закари... о том, чего давно не делала. Четыре года назад, когда моя назойливая мать не могла больше терпеть, что я никого не приводила на Хануку, она свела меня с сыном женщины из их синагоги. Он был евреем, высоким, смуглым и красивым, у него была хорошая работа в ресторанном секторе. Зак был обаятельным и внимательным, именно такой парень мне был нужен. Он открывал двери, готовил ужин, присылал мне цветы в офис. Поэтому, когда он сделал мне предложение через год после нашего знакомства, я ответила «да». Хотя мое сердце даже не дрогнуло, но разум понимал, что так будет правильно. Что Закари будет хорошим мужем, и мне не обязательно быть безумно влюбленной, чтобы быть счастливой.
Только... когда через две недели моя мама приехала со свадебными журналами, образцами фаты и номером лучшей пекарни в городе... то сразу пришло осознание, что ничего не получится. Мои стены все еще были подняты, я все еще ничего не чувствовала. И я не была таким ужасным человеком, как Пакстон Шоу, я бы никогда не хотела навсегда привязать к себе того, кого не любила. На своем опыте знала, какая это ужасная судьба.
Так почему же я пошла на ужин с Пакстоном вчера вечером? Ведь прекрасно понимала, что он за человек, и все же я была под его чарами. Все эти годы спустя.
Мы были не более чем мгновенной вспышкой. Несколько жарких часов умопомрачительного секса и разговоры в подушку. Пакстон заставлял меня дрожать так, как никто другой не мог и никогда не смог бы. Но в том-то и дело, что парень, который заставляет вас чувствовать себя как можно лучше, никогда не склонен к самоотверженности.
Все эти годы я жила в стабильности, но с Пакстоном я отбросила все условности. Видимо, как бы мне ни хотелось отрицать это, мое сердце хотело безумия.
Вот почему я сидела в этой чертовой коробке, высоко на стадионе «Гепардов», притворяясь, что не пытаюсь украдкой взглянуть на него, бегающему по поле.
― Попробуйте кокосовые креветки, они очень вкусные. ― Джина подходит с тарелкой, уставленной пальчиковой едой.
― Ты ― бездонная яма. Если бы я это съела, мне пришлось бы ходить на десять занятий по велоспорту. ― Фарра закатывает глаза и потягивает бокал Шардоне, который держит в руке.
Фарра была помешана на тренировках. В то время как я наслаждалась хорошей пробежкой, она проводила каждое утро на самых интенсивных тренировках, которые предлагал город. А еще была Джина, которая весила девяносто фунтов и могла съесть все, что захочет. Я была где-то посередине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я до сих пор не уверена, почему согласилась прийти на эту игру, хотя было бы невежливо отказываться от билетов, которые генеральный менеджер «Гепардов» прислал лично после всей хорошей прессы, которую мы принесли команде благодаря желанию Райана Гюнтера. И мне хотелось доказать себе, что наличие моего бывшего увлечения, потому что он никогда не позволял мне называть его бойфрендом, в моем городе не ограничит меня в том, куда я могу пойти.
В третьей четверти «Гепарды» выигрывали со счетом 14:3, а я всю игру попеременно потягивала бокал восхитительного «Каберне» из бесплатного бара и пыталась казаться незаинтересованной происходящим на поле.
Но это было трудно. Наблюдать за Пакстоном на поле было сродни произведению искусства. Хотя… он уже не был так грациозен в движениях, как раньше. Забавно, прошло много лет с тех пор, как я видела его на футбольном поле, и все же замечала, что что-то не так. Не поймите меня неправильно, Пакстон все еще очень талантлив... но часть того блеска, который он привносил, словно сгорел.
― Я удивлена, что он вообще играет в этом году. Он такой старый, и после разрыва мениска все говорили, что он не вернется, ― Джина откровенничает, когда садится рядом со мной с новой тарелкой.
― Он порвал мениск? ― Как уже говорила ― я вообще не следила за его карьерой.
Фарра наклоняет голову в сторону.
― Это была самая громкая история в спорте в прошлом сезоне.
Я пожимаю плечами, пытаясь изобразить неведение.
― Вы, ребята, знаете, что я не большой любитель спорта. Думаю, что в последний раз включала ESPN, чтобы посмотреть, как Тим Тебоу бегает без рубашки по тренировочному лагерю.
― Боже, он был таким сексуальным. Довольно плотный, но такой сексуальный, ― Фарра вздыхает.
― Ты футбольный сноб. Развивайся, открой для себя мир обнаженных фотографий Брайса Харпера для выпуска «Body Issue». ― Джина насмехается над нашей черноволосой коллегой.
― Эй, нагота есть нагота, и меня все это устраивает. ― Фарра прижимает свой бокал к моему, хотя я не участвую в этой нелепой дискуссии.
― Но в любом случае, да, порвал его на две части. Его, плачущего, пришлось увезти с поля. Единственный раз, когда фанаты видели его таким эмоциональным, это когда он забил тот тачдаун на следующий день после того, как его родители погибли в той аварии. Это было ужасно, но на следующий день он сыграл свою лучшую игру. ― Джина качает головой, в ее глазах печаль.
― Что? ― Шок парализует меня. ― Его родители погибли?
Фарра кивает.
― О, это было ужасно, я помню фотографии с похорон по ESPN. Они погибли на своей парусной лодке во время неожиданного шторма недалеко от их дома. Они умерли в субботу, и было так много предположений, будет ли Пакстон играть на следующий день... тем более что игра имела значение для плей-офф. Но он это сделал. В итоге забил три тачдауна. После игры отказался от интервью с прессой, но его видели стоящим на коленях и плачущим в конечной зоне, когда все ушли в раздевалку.
По моей коже пробегают мурашки. Как я могла не знать, что его родители умерли? Конечно, он никогда не позволял мне встречаться с ними, но я видела фотографии, слышала, как он иногда говорил о них. Черт, мы были связаны в течение двух лет, и я знала о его семье. Сразу же почувствовала себя ужасным человеком. Сглатывая комок желчи в горле, стараюсь сохранять нейтралитет.
― Как давно это было?
Джина обдумывает это, приложив палец к подбородку.
― Около пяти лет? Да, должно быть, так и было, потому что я смотрела игру с каким-то придурком из братства, который в итоге спросил, можем ли мы заняться сексом втроем той ночью.
Фарра хихикает.
― Ах, какая скромница. Тебе следовало бы взять его на вооружение. Три лучше, чем два.
― Спасибо, доктор Сексоголик. ― Джина закатывает глаза. ― Но да, с тех пор он никогда не был прежним. Люди говорят, что он стал лучшим спортсменом, но он как машина. В нем больше нет страсти.
