Вдалеке родители болеют за детей, играющих в игру Райана, и мы оглядываемся.
Взгляд Деми медленно возвращается ко мне, она берет стакан, который я поставил перед ней.
― Да, хотя ей понадобилось двадцать минут, чтобы сходить в туалет, прежде чем я могла бы ее придушить. Но, в то же время, она самая очаровательная вещь с тех пор, как нарезали хлеб, так что...
Я усмехаюсь.
― Не думал, что нарезанный хлеб был очаровательным.
Она закатывает глаза.
― Ты знаешь, что я имею в виду.
― Сколько ей лет? ― Я расставляю еду и рискую, напоняя ей тарелку. Должно быть, я выбрал правильный вариант, потому что Деми не делает язвительных комментариев и не закатывает глаза, а просто начинает есть то, что я ей дал. Внутри я ликую и мысленно ставлю на доске одну отметку в свою пользу.
Понятно, что Деми любит свою собаку, по тому, как загораются ее глаза, и маленькая улыбка трогает ее полные губы.
― Майе три года, золотистый ретривер, которая любит бутерброды с сыром на гриле и наблюдать за ливнем через мою раздвижную стеклянную дверь.
― Вау, звучит как моя идеальная пара на сайте знакомств. Она не замужем? ― Я кладу в рот оливку и понимаю, как голоден.
Я так нервничал, что, кажется, забыл позавтракать сегодня утром. И, возможно, поужинать вчера вечером. Что для спортсмена просто неслыханно. Обычно я потребляю около пяти тысяч калорий в день, и это строго рассчитанная диета из белка, углеводов и полезной зелени. Во время этого пикника я отошел от своего рациона, но эта еда была дорогой и вкусной. И я всю свою карьеру был хорошим, всегда следовал всему до мелочей, чтобы улучшить свои результаты. Теперь, когда приближался к концу, чувствовал, что оступаюсь.
Не только в диете и физических упражнениях, но и в личной жизни. Я чувствовал, что скатываюсь к нормальной жизни, спускаясь с горы чемпионов и звезд к смертному, который ходит на свидания, стрижет газон, учится готовить блины для своих детей в воскресенье утром. Я не мог дождаться этого. Как бы ни было горько от мысли, что это будет мой последний сезон, о чем я не говорил многим людям и не сообщал в СМИ, я был готов. Готов стать обычным парнем, живущим в пригороде, позволяя чему-то большему, чем спорт или слава, диктовать мою жизнь. Позволить любви, надеюсь, поглотить меня.
― Она спит с собаками, но даже ты слишком большой для нее. ― Деми улыбается, и я понимаю, что она шутит лишь наполовину. ― Итак, тебе нравится снова быть в Шарлотт?
Это первый вопрос, который она задала мне, без злобы, какой-то риторики, как будто Деми не волнует ответ.
Я смотрю на нее, действительно смотрю. И снова мне хочется мысленно ударить себя по яйцам. Не в реальности, потому что это чертовски больно, но я такой идиот, что относился к этой девушке так, как относился все эти годы назад.
Прочищаю горло, потому что понимаю, что Деми смотрит на меня, словно у меня три головы, и отрываю от нее свой взгляд, отвечая:
― Это взрыв из прошлого, причем не один. Я иду по улице или проезжаю через определенный район и вспоминаю, как пи́сал за кустом, который увидел на обочине. В молодости я делал здесь много глупых, пьяных вещей. Так что, думаю, это забавно вспоминать, но слишком странно для старика.
― Старика? Тебе тридцать, Пакс.
От моего прозвища, сорвавшегося с ее губ, у меня свело живот.
― В лиге это древний возраст. Думаю, играя в футбол, ты всегда считаешь себя старше, чем ты есть на самом деле. Эти молодые парни приходят туда, едва опустив свои яйца, и ведут себя так, будто владеют этой гребаной планетой. А я тем временем после каждого удара прикладываю к спине лед и принимаю поливитамины. Ты бы видела мой контейнер для таблеток, как будто я в доме престарелых.
Это заставляет ее смеяться, звук похож на полет ангелов, или лай щенков, или что-то столь же милое.
― Ну, я думаю, что старые собаки мудрее и могут быть более красивыми.
Наклонив голову, я придвигаюсь чуть ближе.
― Деми Розен, ты флиртуешь со мной?
Она не отстраняется, ее длинные ресницы медленно моргают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
― Должно быть, я забыла принять лекарства сегодня утром.
― Наверное, ― пробормотал я, проводя пальцем по ее щеке.
Деми не убегает, но я вижу страх в ее глазах. Я должен сделать все правильно, стереть из ее мозга все воспоминания о том, каким подонком я был. Знаю, что на ее сердце вытатуированы сожаление и боль, и это сделал я. Поэтому не могу взять ничего, если она не отдает. Не могу давить на нее, я должен позволить ей самой решать, что делать в этот раз.
Ее зубы впиваются в нижнюю губу, и я знаю, что это рефлекс... что-то, что она не может контролировать. Я видел, как она делала это сотни раз раньше, в моей постели, в шкафу на вечеринке, в тени деревьев, просто вне поля зрения.
В парке раздаются звуки послеобеденных спортивных игр, музыка, болтовня и птицы заполняют любое оставшееся воздушное пространство.
Я наклоняюсь еще ближе и слышу, как поверхностно дышит и она, а я вторю ее дыханию.
― Я хочу поцеловать тебя прямо сейчас. Поверь мне, нет ничего, чего бы я хотел больше. Но я не собираюсь этого делать. Когда поцелую тебя впервые за долгое время, я хочу, чтобы ты дала мне разрешение. Хочу, чтобы ты была полностью уверена в своем решении. Итак, Деми, можно я тебя поцелую?
Мы в трансе, в нашем собственном пузыре, окруженные сотнями людей, которые занимаются своими делами.
― Нет. ― Слово произносится с придыханием, шепотом, но ее глаза говорят «да».
Я тут же убираю руку от ее лица.
― Как скажешь.
Мы не можем перестать смотреть друг на друга, и, хотя эта животная потребность завладеть ее ртом бушует во мне, я не буду этого делать.
Нет, пока она не скажет, что могу.
ГЛАВА 16
ДЕМИ
Забавно, но некоторые моменты кажутся мне такими знакомыми, а некоторые ― такими новыми, и это сбивает меня с толку.
После обеда на пикнике и почти поцелуя Пакстон собирает все пустые контейнеры и одеяло в рюкзак, который он принес, и закидывает его на спину.
― Пойдем, прогуляемся. ― Он поднимает свое большое, худое тело и предлагает мне руку, как только встает.
Разве плохо, что мой живот вздрагивает, когда Пакстон тянет меня вверх так легко, будто я вешу около двух килограммов? Это напоминает о том, как мы занимались сексом, как он прижимал меня к стене и врезался...
― Ты в порядке? ― Пакс смотрит на меня, его взгляд лучится счастьем.
Я не могу не покраснеть. Думаете, он знает, о чем я только что подумала?
― Да, я в порядке.
Мой голос немного высоковат, но мы начинаем идти. Между нами возникло напряжение с тех пор, как я сказала ему, что он не может меня поцеловать, но он, похоже, воспринял это как крупицу соли и прошел мимо. Пакстон просто отстранился и держал руки при себе ― чисто джентльменский поступок. Я не привыкла к такому, не от Пакстона Шоу.
Я также не привыкла к тому, что он хочет поцеловать меня средь бела дня, на глазах у людей. Меня приучили ожидать украденных взглядов, полуночных смс, чего угодно, только не нежностей и просьб о разрешении. Этот сдержанный, вежливый мужчина ― новая версия человека, которого я раньше ненавидела... могла ли теперь ненавидеть его, как раньше?
Я была в таком противоречии, что почти не заметила, как Пакстон остановился на середине пути и задал мне вопрос:
― Хочешь? ― Пакс указывает на продавца итальянского льда, и я киваю, всегда в настроении для сладкого лакомства.
Мы вместе идем туда, стоим в очереди за милой семьей с маленькой дочкой, вишневый лед стекает по подбородку девочки, пока мама пытается ее накормить.
― Мне, пожалуйста, черничный, а даме?.. ― Пакс делает паузу, его бумажник открыт, пока он ждет моего ответа.
― Я буду вишневый, спасибо.
Мы берем лед и продолжаем идти, сладость охлаждает меня после жаркого момента, когда этот мужчина почти поцеловал меня.
