Неожиданно на тропинку перед ним упала тень. Эта тень принадлежала господину Бреттшнейдеру, хозяину обувной мастерской в Санкт-Михаэле. Тень вынуждена была остановиться около Франтика, потому что этого захотел господин Бреттшнейдер. Вышло так, что господин Бреттшнейдер прямо наткнулся на носки тетушки Каролины.
Это было знаменательное событие, по крайней мере для господина Бреттшнейдера. Уже много лет он думал, где бы купить себе носки. Но, боже упаси, не о простых носках шла речь. Он мечтал приобрести такие носки, в которых тона дозревающего винограда сочетались бы с тонами зрелой пшеницы и альпийских лугов накануне покоса. Никто не умел вязать таких носков. И вдруг подобная пара лежит прямо перед ним, а вместе с ней еще пятьдесят девять пар, причем таких расцветок, какие ему и не снились.
Господин Бреттшнейдер засопел, протер глаза и, протянув к носкам узловатые пальцы, нетерпеливо схватил желанную вещь.
– Сколько тебе за них? – спросил он грубо на горноавстрийском диалекте.
– Ничего мне не надо, носки не продажные, – ответил Франтик еще более резко, сразу ощутив неприязнь к господину Бреттшнейдеру. Он почувствовал, что если бы носки перешли в волосатые жилистые руки этого человека, тетушке Каролине, которая вязала их с большой любовью, было бы нанесено оскорбление.
К сожалению, господин Бреттшнейдер не разделял такого взгляда. Природа наделила этого человека лишь примитивными инстинктами. Годами мечтал он о носках цвета радуги, и вот они перед ним! Не колеблясь ни минуты, без зазрения совести он сунул предмет своих вожделений в карман, бросил, не говоря ни слова, на крышку чемодана мелкую монету и торопливо зашагал по полевой тропинке. Прежде чем Франтик сообразил, что ему предпринять, господин Бреттшнейдер уже был далеко.
Франтик с досадой посмотрел на монету. Взяв ее в руки, он обнаружил, что это шиллинг. Лучшая, благороднейшая часть души Паржизека приказывала ему бросить эту мерзкую монету. Практическая же часть его души, наоборот, советовала заботливо спрятать ее в карман. Как раз когда Франтик решал эту дилемму, он поглядел в сторону Санкт-Михаэля.
Поглядел чисто случайно, но, как мы скоро увидим, взгляд этот немало способствовал тому, что в судьбе Франтика, на которой уже отразилась встреча с господином Бреттшнейдером, произошли непредвиденные изменения.
Над крышами красивых домиков Санкт-Михаэля вдруг взвился какой-то непонятный предмет. Он был похож на полумесяц, подвешенный на невидимых нитях рожками вверх, сверкал на солнце ослепительной белизной и переливался пурпуром. У Франтика сердце запрыгало от радости. Ведь каждый мальчишка, даже очень издалека, узнает лодку, на каких катаются в день храмового праздника, когда она стрелой взлетает ввысь, в поднебесье!
В тот же самый миг в воздухе разлился сладкий аромат марципана и турецкого меда и зазвонил колокольчик, возвещающий, что игры на воздухе кончились. Раздались звуки трубы и зычный голос глашатая, и перед глазами Франтика сразу возникли волнующие образы: лодочка с загнутыми концами, раскрашенная по спирали в цвета республики Эквадор, толстопузые силуэты солдат в тире, кувыркающиеся под непрерывную пальбу озорных подростков, кровожадные чудовища и исчадия ада, силач в черной маске со вздутыми бицепсами, человек-змея, умеющий пролезать через замочную скважину, – короче говоря, картина храмового гуляния в день святого Матфея во всей ее чудесной весенней красе.
Франтик быстро захлопнул чемодан. Он был голоден, взволнован, в кармане у него лежал шиллинг. Сразу три основания, чтобы из печального философа превратиться в энергичного мужчину. Не колеблясь ни секунды, он быстро побежал по направлению к Санкт-Михаэлю.
* * *
Казалось бы, путешественник, у которого уже двадцать четыре часа во рту не было ни крошки, ускорит свой шаг при виде колбасной лавки. Он не станет предаваться размышлениям на тему о благотворном влиянии волнений на человеческий организм, а прежде всего возьмется за ручку двери. В лавке он не будет открывать книгу стихов Вергилия, чтобы насладиться пленительными строфами, но зычным голосом потребует: «Три колбаски с луком!»
Именно это и готовился сделать Франтик, придя в местечко и заметив на краю площади, где происходило праздничное гулянье, вывеску: «Франц Варзечка, Колбасная лавка». Разыскивая в кармане шиллинг, Франтик резко стукнул чемоданом о землю. Это была оплошность. Сломанный замок чемодана щелкнул, и пятьдесят девять пар носков вывалились наружу.
Зрелище было поистине великолепное! Санкт-михаэльские граждане отродясь не видали такой пестроты, они так и замерли на месте. Возможно, в эту минуту одни из них спешили домой, к своим ребятишкам. Другие, наоборот, направлялись к торговке, чтобы купить для своих возлюбленных подарок на память о богомолье: пряничное сердечко с сахарной глазурью. А может статься, кто-нибудь торопился к лекарю или каменотесу заказать памятник на могилу скончавшегося дядюшки. Словом, какие бы у кого ни были намерения, все остановились как вкопанные. И Франтик, присевший на ступеньку перед лавкой, чтобы собрать носки, увидел неожиданно, что окружен толпой мужчин и женщин, глаза которых устремлены в одну точку – на рукоделья тетушки Каролины.
Толпа не была настроена угрожающе. Она просто изумилась. Словно люди прожили долгое время в темноте и вдруг перед ними внезапно открылся чудесный, красочный мир. Франтику же показалось, что вокруг него сплошные бреттшнейдеры. Мужчины, которые без церемонии залезут в чемодан своими огромными ручищами и, захватив добычу, кинутся наутек. Правда, господин Бреттшнейдер швырнул на крышку чемодана сверкающую монету. Может быть, так собираются поступить и эти люди?
Напряжение достигло предела. Вдруг сзади кто-то запыхтел и сделал шаг вперед. Очень вероятно, что, если бы Франтик поднял глаза повыше, он увидел бы веселые, улыбающиеся лица, говорившие о том, что их владельцы попросту жаждут вступить с ним в торговую сделку. К сожалению, сидевший на нижней ступеньке Франтик смотрел прямо перед собой. А поэтому видел только лес человеческих ног.
Одни только ноги, которые отнюдь не вселяли в его душу благодатного мира и покоя. Их не закрывали ни полосатая парусина, ни полотно, ни вельвет, ни еще какая-либо недорогая ткань, как это водится у порядочных людей. Все эти ноги, голые выше колен, обросли светлыми волосами, сквозь которые выпирали узлы сухожилий и мышц. Ноги были обуты в добротные башмаки, подбитые гвоздями, и вдоль них, спускаясь откуда-то сверху, висели суковатые палки с железными наконечниками.
Вид множества кривых мускулистых ног так устрашающе подействовал на Франтика, что он на какую-то долю секунды утратил свое паржизековское спокойствие. Но вот среди густого леса волосатых конечностей показалась прогалина. Схватив чемодан и наклонив голову, как бычок, Франтик бросился в нее.
Его быстрые и решительные действия возымели должный результат. В массе человеческих ног поднялась паника. Нестройный хор голосов призывал бога, искусно сочетая его имя с названиями различных зверей, явлений природы и частей человеческого тела. Свирепее всех ругался господин Бреттшнейдер, которому углом чемодана разорвало штанину. Если бы Франтик пожелал изучить некоторые особо тонкие оттенки немецкого языка, служащие для выражения стремительно возникающих мыслей, вряд ли он нашел бы более подходящий случай, чем тот, когда он пробивался сквозь окружавшую его толпу. И все же он совершенно правильно решил, что не стоит пользоваться этой возможностью для углубления своих знаний горноавстрийского диалекта. Наоборот, надо улепетывать, пока не поздно.
– Держите его! Держите вора! – заорала толпа, как только увидела, что полосатые носки уплывают из ее рук. И это было вполне естественно, мы не можем упрекать этих добрых людей за подобное суждение. Ведь солидному торговцу никогда не придет в голову убегать. Он обворовывает клиентов, спокойно стоя за прилавком и приветливо улыбаясь. А раз данный субъект поступает иначе и бросается наутек, это вызывает подозрения, значит, тут дело нечисто.
Франтик мчался без оглядки прямо вперед. Из геометрии известно, что это наиболее короткий путь, каким можно спастись от преследования. Но он вел в самый центр праздничного гулянья в Санкт-Михаэле.
Крик «Держите вора!» смешался с ревом труб, визгом девушек в нарядных костюмах. Дело приняло плохой оборот. Произошло смятение. Вдова местного почтмейстера, решив, что вспыхнула новая мировая война и объявлена воздушная тревога, сгоряча набросилась на торговца турецким медом, сорвала с него феску и закричала: «Азия – азиатам, нечего вам здесь делать!» От этого переполох еще усилился. Человек-змея застрял в замочной скважине, а таинственный силач в черном сбросил маску и принялся топтать ее ногами. Потеряв всякий стыд, он отчаянно вопил: «Я не Нана-сагиб! Я мясник Вошаглик из Нусле и желаю умереть по-христиански!»
