Естественно, они хлопают. Попробовал бы кто-нибудь этого не сделать. Господи, да они же боятся. Все, даже краса и гордость нью-йоркской полиции. Вон §н, машет ручищами. Смотри, ладони поотбиваешь, не сможешь в сортире молнию на штанах расстегнуть. А рожа-то! Провались я пропадом, половина из этих лизоблюдов расцеловала бы дона в задницу. Захоти он этого. Уроды.
Чарли все еще горячился и, наверное, преувеличивал. А виной тому была женщина. Как ему ни не хотелось признаваться себе в этом, но факт оставался фактом. Леди в лавандовом волновала Чарли куда больше, чем все сицилийки вместе взятые. И, черт его побери, если это было хорошо. Мало того, что он просто ничего не знал о ней, но она еще была американкой, а, как известно, в семьях не очень любят чужих. Такова жизнь, и от этого никуда не деться.
Троица на сцене остановилась у микрофона. Дымящий сигареткой дон — в центре, Доминик и Эдуардо — по бокам. Расплывшись в лучезарной улыбке, больше напоминающей оскал бульдога, Доминик поднял руки ладонями вперед, словно прикрываясь от идущих из толпы гостей волн любви и почтения.
Как бы не так, приятель, раздраженно подумал Чарли. О, боже, вы только посмотрите на него. Ну прямо Дик Никсон во время предвыборной кампании. Эй, ребята, когда этот парень станет доном, он снимет с вас последние штаны и пустит маршировать по Бродвею с голой задницей. Что, не верите? Подождите, придет время. А следом и мы пополним ваши ряды или сыграем в ящик по кое-чьей глупости. Как вам такая перспективка?
— О’кей, леди и джентльмены! — громогласно возвестил Доминик. — О’кей. Успокойтесь! — Аплодисменты начали стихать. — Итак, дамы и господа! Мы с братом Эдуардо хотим представить вас всех человеку, которого вам представлять не надо! Наш отец и ваш друг, легенда для всех нас, — он выдержал театральную паузу и эффектно объявил. — Дон Коррадо Прицци!!!
Чарли показалось, что потолок, не выдержав грома рукоплесканий, сейчас обрушится вниз, на головы слишком эмоциональных людей.
Да, усмешка вновь тронула его губы, Рахманинову в Карнеги-холл и то, наверное, аплодировали не с таким пылом.
Дон, улыбаясь своей приветливой улыбкой, внимательно обводил глазами гостиную. Рыбье лицо старика сморщилось, отчего острые скулы проступили сквозь желтую, болезненно-сухую кожу. Бескровные, синевато-серые губы изогнулись, и хищный клюв-нос еще отчетливей навис над худым подбородком. Он поманил пальцем Эдуардо и что-то зашептал ему на ухо. Зал замер. Отец новобрачной дослушал улыбаясь, а затем кивнул и сменил брата у микрофона.
— Отец приветствует вас всех по случаю семейного торжества, — со свойственным ему жаром возвестил Эдуардо. — И желает вам приятного времяпрепровождения, счастья жениху и невесте, а также… целую кучу детей новой семье!
Аплодисменты вспыхнули с новой силой. Коррадо Прицци вяло поднял руку, качнул ей и побрел с эстрадки старческой шаркающей походкой. За ним моментально устремились сыновья, подхватывая под тощие локти, а еще через мгновение со всех сторон вокруг троицы выросла охрана.
Нет, дон, конечно, доверяет гостям, но береженого, как всем известно, бережет Бог.
Медленно и осторожно они прошли через гостиную, провожаемые восхищенными взглядами, и скрылись за массивной дубовой дверью, ведущей в глубину особняка.
Чарли вздохнул, покачал головой и направился к лестнице, твердо решив для себя, что вот сейчас — благо, дань вежливости воздана — он выйдет на улицу и попросит Зинго, личного шофера и телохранителя отца, отвезти его домой. Позже Портено-младший не смог бы объяснить, какая именно сила заставила его бросить последний взгляд на кишащую, оживленную, словно разворошенный муравейник, гостиную. Наверное, это и называется наитие. Тем не менее Чарли посмотрел вниз с чувством художника, наносящего последний мазок на полотно, уже осознав, что картина не удалась.
Тут-то он и увидел ее.
Она сидела за шестым столиком в дальнем конце зала, почти у самых дверей в расцвеченный огнями гирлянд зимний сад. Приглушенное освещение придавало незнакомке еще более таинственный и загадочно-романтический вид, чем в соборе Святого Патрика. Лицо ее, благодаря мерцающим свечам, приобрело новое, утонченное очарование. С улыбкой на тонких губах леди в лавандовом наблюдала за танцующими — пятнадцатью секундами раньше поднявшийся на эстраду оркестрик заиграл что-то веселое — парами. Чарли отметил, что она явно не скучает, а, напротив, получает от всего происходящего искреннее удовольствие. Он воспринял ее улыбку, как увиденный запоздалым путником огонек в черно-синей чернильной ночи.
И ведь самое смешное, Портено отлично помнил, что прошел мимо этого самого столика раз десять, но женщины за ним не было. Хотя может ли это иметь какое-то значение сейчас?
Спускаясь вниз по изящной белой лестнице, он краем глаза заметил выходящих из дубовых дверей Доминика и Эдуардо, а через мгновение спешащего к ним отца. Энджело имел очень озабоченный вид. Такое случалось довольно часто, но не на праздниках, особенно таких. «Что-то случилось, % подумал Чарли. % 0тец не стал бы дергаться по пустякам. Что-то, недостаточно страшное, чтобы прерывать праздник, но и не пустяк. Надо будет позвонить ему, когда вернусь домой». Он сделал пометку в памяти и начал быстро пробираться через зал к шестому столику, за которsм видел незнакомку.
… Энджело Портено был, действительно, встревожен. Он вообще-то не принадлежал к разряду людей, которые нервничают по мелочам, но сейчас повод был, и достаточно серьезный.
Только что из Вегаса ему позвонили люди, отправленные за деньгами к Френки Палоу. Сообщение было коротким и неприятным: человек, укравший у них семьсот двадцать тысяч долларов, пропал. Исчез. Растворился в воздухе.
Мало того, квартира, в которой проживал Френки, оказалась опечатанной полицией. Таким образом, напрашивались два варианта: Палоу по какой-то причине арестован и деньги изъяты, либо Палоу также арестован, но деньги припрятаны в надежном месте.
Энджело предпочел бы второе, но ситуация не зависела от его желаний. Он отдал своим людям приказание попытаться выяснить, что именно случилось с Френки, но на всякий случай решил подключить к этому делу кого-нибудь из полицейских чинов. Возможно, если Палоу забрали за какое-то мелкое нарушение, им удастся вытащить его, уплатив залог. Если же деyьги конфискованы, то, скорее всего, о них придется забыть. Это не значит, что воровство сойдет Френки с рук безнаказанно, нет. В тюрьме ли, на свободе ли, Палоу все равно обречен. Жаль семьсот тысяч.
Сегодня уже, понятное дело, выяснить ничего не удастся, но можно попробовать сделать это с самого утра…
Так, кого подключить? Надо поговорить с доном Коррадо… У него есть неплохие друзья среди высших полицейских чинов. Информацию нужно добыть быстро.
Энджело подошел к Доминику и Эдуардо.
— Послушайте, сеньоры, у нас серьезные проблемы с Палоу, а соответственно, и с украденными из казино деньгами.
Щеки Доминика дернулись.
— Какого черта?! Что там случилось с этим ублюдком?…
… Оказавшись в гостиной, Чарли потерял незнакомку из виду и на мгновение испугался, что, когда дойдет до столика, ее там не окажется.
(Первый раз вижу женщину, способную исчезать с такой быстротой.)
Но все оказалось в порядке. Она по-прежнему сидела в белом плетеном кресле, откинувшись на спинку, и все с той же улыбкой рассматривала танцующих. В какой-то момент у Чарли появилось ощущение, что женщина не просто смотрит, а отыскивает кого-то взглядом. Было в ее необычайно стройной фигурке нечто, наводящее на подобную мысль. Нет, никаких признаков волнения, поза, скорее говорящая о раскованности, никакого напряжения в лице, однако чудесные голубовато-зеленые глаза словно выхватывали из праздничной толпы мужчин и тут же отбрасывали их прочь, перемещаясь к новой фигуре, чтобы через секунду проплыть дальше.
Чарли невольно оглянулся на танцующих, пытаясь понять, кто же привлек внимание женщины, но не заметил никого, достойного такого взгляда. Поправив алую гвоздику в петлице, он остановился у столика, в шаге от незнакомки. Вблизи она казалась даже более красивой. Само совершенство.
Леди не повернулась к нему, видимо, привыкнув, что мимо столика то и дело кто-нибудь проходит, и Чарли получил еще несколько секунд, в течение которых разглядывал ее профиль с плохо скрытым восхищением.
— Простите, мисс, — наконец нарушив паузу, сказал он, аккуратно коснувшись ладонью ее плеча. — Вы не согласились бы потанцевать со мной?
Женщина заинтересованно повернулась к нему, и лицо ее озарилось радостной — да, да, именно радостной, Чарли не мог ошибиться! — улыбкой.
И если до этой секунды она казалась бутоном розы, то сейчас этот бутон расцвел прекраснейшим цветком. Она кивнула, отчего светлые, цвета спелой ржи волосы всколыхнулись, рассыпавшись по плечам, и ответила:
