– Савва, быстро хватай и грузи этих пидоров в вагон, – услышал я голос Валеры и, ничего не соображая, стал делать то, что он велел. Через минуту мы погрузили в вагон всех трех наших противников: Валера поднимал и кидал их наверх, в проем двери, словно кули с мукой, мы вязали им руки веревками и собственной одеждой, в рот вставляли кляп и затаскивали в отсек. Закончив это дело, мы заперлись в купе и, даже не разговаривая друг с другом, стали, приводя себя в порядок, дожидаться отправления. Я выпил не менее чем литр воды из-под крана, не замечая что она имела затхлый и ржавый вкус, Валера с Володей тоже по пару раз прикладывались к кружкам. Прошло около часа, показавшегося нам вечностью, пока в шлангах зашипел воздух, затем прогудел гудок и состав наконец отправился; лишь тогда мы успокоенно вздохнули. На глухие стоны, доносившиеся из отсека, мы внимания не обращали. Из нас троих я пострадал более остальных: обе губы чудовищно распухли, левым глазом я то и дело прижимался ко всем металлическим деталям вагона, но душа моя ликовала: я был жив и почти невредим.
– Ну что сказать тебе, Савва, симпатичный ты конечно парень, но жрать ты теперь неделю не сможешь, только сосать, – сказал Валера грубовато и, видя, что я готов броситься на него с кулаками, дружески хлопнул меня по плечу: – Да ты не обижайся, по собственному опыту тебе говорю. Зато суп, манную кашу и пюре жрать можно.
Я, поглядев на него, усмехнулся: у него самого расплывались под глазами два крупных синяка.
На покрывале кучей валялись вещи, вытащенные из карманов наших арестантов. Два паспорта, один студенческий билет, две связки ключей, деньги – чуть больше тысячи рублей разномастными купюрами, и блокнот со всевозможными записями и телефонами, а также оружие – кастет, складной нож и нунчаки.
– И какого черта им было надо? Грабить что ли, они нас собрались? – с сомнением в голосе спросил ни к кому не обращаясь Валера.
Володя, сделав мне знак молчать, взял деньги и пододвинул Валере:
– Забери бабки себе, – сказал он. – Ты у нас будешь за пахана. – И обращаясь ко мне, спросил: – Ты как, не против, Савва?
Я кивнул. Я был не против.
– С завтрашнего дня, Савва, ты начнешь меня учить, как пользоваться этими палочками, – сказал Володя, взвешивая в руке нунчаки, принадлежавшие одному из нападавших. – А то нож, как я вижу, против них – ничто.
Я взял из его руки нунчаки. Они были из какого-то плотного дерева, при этом не слишком тяжелые, шестигранные, желтый жгут соединял два стержня; на каждой грани ближе к связке были изображены умильные китайские рожицы, причем гримасы на них были разные. Володя долго всматривался в эти изображения, затем спросил:
– Они что ли как будто смеются здесь, китаезы долбаные?
– Нет, это изображены фазы страха, – объяснил я. – Каждый удар ведь ранит по-разному, и фазы страха, естественно, в каждом случае разные, по нарастающей: вот тут, – я показал, – просто ушиб, затем – немного больно, потом больнее, – у такого человека резко повышается способность к сопротивлению – значит, тот, кто наносит удар, должен быть осторожен, ну, а это последняя фаза – соперник почти при смерти, он теряет возможность к сопротивлению.
– А-а! Да-а?! Ну ты ваще даешь! – раскрыв рты, удивленным дуэтом пропели мои коллеги.
Я глубокомысленно закивал.
– Кажется, пора проведать наших друзей, – жестко сказал Валера минутой позже. – А ну-ка, Савва, волоки сюда одного из них, только осторожно, чтобы не развязался.
Подсвечивая себе фонариком, я стал вытаскивать из отсека ближайшего ко мне арестанта, им оказался верзила, который в процессе драки два раза сбил Валеру с ног.
– Каратист долбанный, – незлобиво сказал Валера, встряхивая его словно куль с картошкой и бросая грудью на топчан. Рот верзилы был занят кляпом, голова дергалась, карие глаза бешено вращались. Володя ловким и быстрым движением приставил к его глазу нож, отчего верзила тут же успокоился, а из глаза, неотрывно следившего за лезвием, выкатилась слеза. Валера тем временем проверил, хорошо ли связаны руки и ноги, подтянул узлы и стал стаскивать с верзилы спортивные штаны вместе с трусами.
– В карате у тебя классно получается, посмотрим сейчас, как ты в очко играешь, – сказал он, приспуская свои брюки. Я отвернулся.
– Извини, чувак, вазелина мы не припасли, – послышался голос Валеры. – Не знали, что такой гость у нас будет. Да ты не расстраивайся так, один раз – не педераст; а мы ребята скромные, никому не расскажем. – И сразу, вслед за этим: – Савва, ты будешь?
– Спасибо, не надо, – кисло отозвался я.
Через некоторое время настала очередь возвращать первого и вытаскивать второго пленника. Это был крепыш-боксер. Также тщательно проверив все узлы, стягивающие его конечности, затем поставив его на колени, Володя освободил тому рот от кляпа и спросил:
– Ну-ка расскажи нам, пес, вас кто-нибудь послал вслед за нами, или сами такие грамотные оказались?
– Ты, муфлон, скорее развяжи и отпусти меня, – хриплым голосом потребовал крепыш. – Ты не знаешь, лох, с кем связался, наши пацаны вот-вот вас найдут и всех убьют.
Валера коротко, без замаха ударил его кулаком в ухо, отчего тот скорчился от боли.
– Чересчур наглый козел, – хладнокровно констатировал Володя и, схватив ложку, стал совать ее между зубов крепыша. – Счас ты у меня вафлей наглотаешься, спортсмен херов.
– Валера, что дальше делать с ними будем? – вздрагивая от неприятного предчувствия, спросил я равнодушно взиравшего на происходящее пахана.
– Как что. Грохнем и выбросим на пути, – спокойно ответил он.
Я похолодел.
– Зачем же убивать? – спросил я осторожно. – Давай просто выкинем их из вагона, да и хрен с ними. Тогда это убийством считаться не будет.
– Ага, а они потом нас найдут и точняк убьют. Тут одно из двух: либо они нас, либо мы их.
Я опустил голову. Он был прав, и против фактов не попрешь.
– Этот, – небрежно кивнул Валера в сторону крепыша, – вообще непонятно откуда: то ли мент, то ли из Конторы.
– А чего ты так решил, в ксивы его смотрел, что ли? – поневоле перешел и я на блатную феню.
– Да вот что я у него нашел, – усмехнулся он, доставая из-под лавки и протягивая мне пистолет в изящной кобуре. Я вытаращил глаза: «Макаров». Новенький. Я взял его и взвесил в ладони. Еще с запахом масла. Видать, совсем недавно смазывали. Затем взвел затвор, и патрон оказался в стволе.
– Эй-эй, осторожно, ты в нас сдуру не стрельни, – забеспокоился Валера.
– Я с этими штучками умею обращаться, – сказал я, затем выщелкнув обойму, наклонил пистолет в сторону, откатил затвор и патрон, тускло блеснув, лег мне на ладонь.
– Ну, если умеешь, то он тебе, наверное, и достанется. Не сейчас, через месячишко, когда весь этот шум угомонится. Нам, ворам, он ни к чему, штучка эта слишком шумная, да и статья за него… Мы по привычке свои дела решаем с помощью ножа.
– Слушай, а чего он в нас не стрелял? – спросил я, спустив курок, а затем тщательно протирая пистолет о тряпку.
– Думал, что без него справится, – ответил Валера, забирая из моих рук пистолет.
– Отпечатки… – напомнил я ему. – Отпечатки не оставляй, протри и в тряпку какую-нибудь заверни.
Володя тем временем загнал пинками крепыша в отсек и вернулся в купе.
– А этот, рыжий, что с ним? – спросил его Валера.
– Подыхает, сука, у него ж дырка в брюхе, – ответил Володя, и от его слов у меня потемнело в глазах.
– Через часок-другой, когда отъедем отсюда подальше, надо будет освободиться от них, опасно ездить с этим дерьмом, – сказал Валера.
– Давайте сделаем так, – неожиданно для самого себя предложил я. – Сунем им в карманы понемножку денег, документы, нунчаки, ножик вон и сбросим под откос. (Я и сам еще совсем недавно прыгал на ходу из вагона и знал, что при этом можно остаться живым). В таком случае, если кто и сдохнет, что весьма вероятно, потом следствию трудно будет на нас выйти, тут за час проходит с десяток поездов.
– Да я их сам порежу, всех троих, мать их… – обозлился Володя. – Тебе что, непонятно, они же нас не ругать и не бить, они ведь валить собирались.
– Насчет порезать – это подождет, Захар, – сказал Валера скривившись. – Сделаем, как Савва говорит. Этих двоих выбросим ночью под откос, вряд ли кто-то из них до утра доживет: холод доделает за нас остальное. А рыжего надо будет на каком-нибудь полустанке на рельсы уложить. – Заметив наши удивленные взгляды, пояснил: – У него же ножевая рана, что вам непонятно? А так попадет он под колеса вагона, там уже не разобрать будет, что да как.
Мы с Вовкой молча закивали: нам было все понятно.
Часом позже мы принялись за дело. Приготовили первого, верзилу, который, впрочем, в эту минуту уже не казался таким крупным и выглядел совсем не грозным. Открыли дверь пошире, и в купе, выметая последнее тепло, ворвались струи ледяного воздуха.
