И слава богу, считал сэр Джек. Па-па-па-па, пум, пум, пум. Живи Бетховен в наше время, кем бы он сейчас был? Богатым и знаменитым пациентом лучших врачей. Какой бардак творился в тот декабрьский вечер в Вене. В 1808-м, если память не изменяет. Недоумки меценаты, тупая, дрожащая от холода публика. Музыкантам не дали времени для репетиций. А какой умник сообразил совместить премьеры Пятой и гениальной Пасторальной в один и тот же вечер? И приплюсовать Четвертый концерт. И добавить Хоральную фантазию. Четыре часа в неотапливаемом зале. И разумеется, провал. Теперь же, с толковым импресарио и шустрым директором, а еще лучше – с просвещенным спонсором, исключающим необходимость в хапугах, которым лишь бы свой процент сорвать... Со сведущим человеком, который проследит, чтобы вещь была как следует отрепетирована... Сэр Джек сочувствовал великому Людвигу, сочувствовал искренне. Па-па! Па-па-па-пум-дидди-ум.
Даже пешая прогулка – казалось бы, нет радости проще – и та сопряжена с самыми разными сложностями: техническими и правовыми, теоретически-философского и практически-гардеробного плана. Никто уже не «гуляет» просто так, не бродит, чтобы побродить, чтобы наполнить легкие свежим воздухом, доводя тело до ликующего визга. Впрочем, вполне возможно, и раньше никто никогда этого не делал, кроме кучки чудаков. Точно так же сэр Джек сомневался, что в старое время хоть кто-нибудь по-настоящему «путешествовал». Сэр Джек имел долю во множестве фирм, работающих в сфере досуга, и его уже тошнило от самозваных специалистов, заявляющих, будто вульгарный «туризм» вытеснил благородные «путешествия». Какие снобы и невежды – все эти плакальщики над прошлым. Или они воображают, будто их обожаемые стародавние путешественники были идеалистами? Что они «путешествовали» не по тем же мотивам, что и современные «туристы»? Чего они хотели: выбраться из Англии, побывать в чужих странах, погреться на солнышке, увидеть странные места и странных людей, накупить всякой всячины, обогатить свой эротический опыт, вернуться домой с сувенирами, воспоминаниями и хвастливыми байками, так ведь? Те же яйца, вид сбоку, заключал сэр Джек. Со времен «поездок на воды» изменилось лишь одно – путешествия демократизировались, и слава богу, как он постоянно твердил своим акционерам.
Сэр Джек любил бродить пешком по землям, которые ему не принадлежали. Он одобрительно махал палкой фанерным коровам на зеленых взгорках, могучим коням в брюках клеш, круглым стогам, похожим на брикеты сладкой ваты. Но он никогда не впадал в заблуждение, будто среди всего этого найдется хоть что-нибудь простое или естественное.
Он вошел в лес, кивнув встречным туристам – молодой паре. Кажется, они презрительно хмыкнули – или послышалось? Возможно, их удивили его твидовая тиролька, охотничья куртка, саржевые лосины, краги, ботинки ручной работы из оленьей кожи и палка болотного жителя. Все, разумеется, английского производства; сэр Джек даже в частной жизни был патриотом. Попавшиеся на его пути туристы были одеты в спортивные костюмы ядовитой, как промышленные отходы, расцветки. На ногах – кроссовки на резиновой подошве, на головах – бейсболки, на спинах – нейлоновые рюкзаки; один был с плеером и слушал, несомненно, вовсе не Пасторальную. Только не подумайте, будто сэр Джек был сноб. Несколько лет назад в Ассоциацию пеших странников поступило предложение провести закон о том, чтобы туристы носили исключительно одежду гармонирующих с природой цветов. Сэр Джек боролся с этим проектом руками и ногами, зубами и когтями. Он объявил его фантастическим, проэлитарным, неосуществимым и антидемократичным. Между прочим, производство спортивной одежды также входило в область его деловых интересов...
Лесная тропа – несколько поколений пружинистых березовых листьев – настоящий ковер из войлочных лоскутов. Многоярусные трутовики на гнилом бревне – макет спроектированных Корбюзье рабочих кварталов. Гениальность – это дар преображения: так соловей, перепел и кукушка стали флейтой, гобоем и кларнетом. Но ведь гениальность – это еще и умение видеть вещи, как в первый раз, глазами невинного ребенка. Так ведь?
Выйдя из леса, он поднялся на невысокий холм: открылся вид на волнистые поля, спускающиеся мимо рощицы к узкой речушке. Опершись о палку, он мрачно задумался о своем разговоре с Джерри Бэтсоном. Тоже мне, патриот, решил Джек. Какой-то он скользковатый. Не идет на честный мужской разговор, в глаза не смотрит – сидит, медитирует, хиппи галстучный! И все-таки Джерри подаст тебе руку помощи – в случае, если ты ее предварительно позолотишь. Время. Ты не старше и не моложе своего возраста. Идея банальная – до того банальная, что балансирует на грани мистики. Итак, определим возраст сэра Джека. Больше, чем по паспорту, это уж точно. Много ли времени ему осталось? Порой его посещают необъяснимые дурные предчувствия. Когда он восседает на порфирном унитазе в своем личном туалете в «Питмен-хаусе», его иногда обуревает чувство бренности. Что, если смерть захватит тебя врасплох, со спущенными штанами? Нет конца постыднее...
Нет, нет! Прочь эти мысли. Они недостойны ни карапуза Джеки Питмена, ни Веселого Джека, ни сэра Джека, ни будущего, к примеру, лорда Питмена – насчет своего следующего прозвания он еще точно не решил.
Нет, он должен двигаться дальше, действовать, не ждать подходящего времени – а схватить его за горло! Вперед, вперед! Ахнув палкой по густым кустам, он вспугнул фазана; птица, одетая в мешковатый аранский свитер, тяжело поднялась в воздух и шумно – авиамоделью с барахлящим моторчиком – улетела.
Чистый октябрьский ветерок все сильнее задувал в лицо сэру Джеку, пока он шел вдоль эскарпа. Ржавый ветряной насос изображал собой задорного петушка Пикассо. Вдали уже горела горстка ранних огней: деревушка, служащая дальним спальным пригородом Лондона, паб, чья аутентичность гарантирована всеанглийской сетью пивоварен. Его странствие подходило к концу слишком рано. Погодите, подумал сэр Джек, погодите! Иногда он чувствовал себя просто-таки братом старины Людвига, и не зря – в журнальных очерках о сэре Джеке часто употреблялось слово «гений». Правда, не всегда оно было окружено лестным контекстом, но, как он сам любил говорить, журналисты бывают только двух видов: те, кому платит он, и те, кому платят его завистливые конкуренты. И вообще, раз даже писакам приходит на ум именно это слово... Но где же его Девятая симфония? Может быть, идея, вызревающая сейчас в его голове, – это она и есть? Несомненно, умри Бетховен автором всего лишь восьми симфоний, мир все равно распознал бы в нем выдающегося человека. Но Девятая, Девятая!
Мимо пролетела сойка, рекламируя модные в этом сезоне цвета автомобилей. Березовый перелесок пылал, как антикоррозийная краска. Вот окунуться бы в нее... Muss es sein? Ответ знал любой бетховенианец – а сэр Джек считал себя таковым. Es muss sein[6]. Но только после Девятой.
Подняв и застегнув на специальные крючки воротник своей охотничьей куртки, чтобы защититься от ветра, он направился к прогалу в дальней живой изгороди. Двойной бренди в «Собаке и барсуке», чей бакенбардистый хозяин патриотично взмахнет в воздухе счетом – «Рад и польщен, как всегда, сэр Джек», – и лимузин умчит его назад в Лондон. Обычно он озвучивал салон Пасторальной, но сегодня, пожалуй, изменит привычке. Третью? Пятую? Хватит ли у него храбрости на Девятую? Когда он дошел до деревьев, навстречу «черным воронком» выпорхнула ворона.
* * *
– Есть люди, которым нравится окружать себя подхалимами, – сказал сэр Джек на собеседовании с Мартой Кокрейн, которая претендовала на пост Специального Консультанта. – Но я известен как ценитель «противошерстников» и «противошерстниц» – это мой термин. Солдат, которым стыдно стрелять в народ. Отрицателей. Верно, Марк? – Он махнул Менеджеру Проекта, молодому блондину с проказливой эльфийской мордашкой, чьи глаза так рьяно следили за каждым движением начальника, что порой буквально забегали вперед.
– Нет, – ответил Марк.
– Хо-хо, Марко. Уели вы меня. А с другой стороны, спасибо за наглядное доказательство.
Сэр Джек перегнулся через свой письменный стол двойной ширины, намереваясь побаловать Марту толикой благожелательного «фюрерконтакта». Марта выжидала. Она ждала, что ее попробуют выбить из колеи, и действительно, сильно опешила, узрев длинноворсовый уют сэра Джека – так вопиюще контрастировал его стиль с остальной частью «Питмен-хауса». Она чуть не подвернула ногу в этих шерстяных чащах.
– Вы заметите, мисс Кокрейн, что я специально избегаю обобщающих существительных мужского рода. Среди бизнесменов своего уровня я выделяюсь тем, что держу в штате больше женщин. Перед женщинами я преклоняюсь. Также я убежден, что женщины, когда они не бывают еще большими идеалистками, чем мужчины, циничнее их. Короче, я ищу особу на должность, так сказать, Штатного Циника. Не придворного шута – эта вакансия занята нашим юным Марком, – но человека, который не побоится высказать свое мнение, не побоится мне противостоять и в то же самое время не вздумает рассчитывать, что с его советами и мудростью непременно будут считаться. Мир – моя устрица, но в данный момент я ищу не жемчужину, а песчинку – песчинку, нужную мне как воздух. Скажите, вы согласны, что женщины циничнее, чем мужчины?
