Все это читатель найдет в предлагаемых стихах, для восприятия их необходимо только одно — доверие к поэту.
Универсализм Крученых… Его полудадаистическая опера «Победа над солнцем» (музыка Михаила Матюшина), поставленная в 1913 году одновременно с трагедией «Владимир Маяковский», может еще вспомниться, может стать театральным открытием сегодняшнего дня (кстати, эта пьеса-опера была поставлена в 1983 году на международном фестивале в Мюнхене). Когда стало слышно о зарождении звукового кино, Крученых издал книгу стихотворных кинорецензий и сценариев, — он усматривал уже возможность «кино-поэзии».
Крученых-критик. Хочется упомянуть лишь о его стиле: это острая блестящая проза, — соперником Крученых в этой области был только его любимый ученик — Игорь Терентьев.
Крученых-издатель. В истории отечественного книжного дела он произвел настоящую реформу со своими «писанными от руки книгами»: литографическими, гектографическими, даже — автографическими, — поэт работал рука об руку с Казимиром Малевичем, Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, Владимиром Татлиным, Ольгой Розановой (книжные наклейки-коллажи самого Крученых 1916–1917 годов — прекрасные образцы малевичианской школы в изоискусстве).
Столетие со дня рождения Алексея Крученых удалось отметить в 1986 году лишь в Херсоне, — благодаря большим усилиям литературоведа С. М. Сухопарова. В методической рекомендации, изданной по этому случаю, приведено в пересказе содержание моей телеграммы на адрес юбилейной комиссии: «Именно последние достижения в изучении творчества А. Крученых позволили поэту и переводчику Геннадию Айги поставить его имя в ряд выдающихся имен европейского искусства ХХ века — Хлебникова и Малевича, Маяковского и Аполлинера, Бретона и Пикассо». Это мое убеждение я повторяю и здесь.
Несколько слов — о предлагаемой подборке. В 1961–1967 годах я неоднократно записывал на магнитофон мастерское чтение Алексеем Крученых его стихотворений. Большинство из этих произведений, напечатанных полвека назад, Крученых продолжал перерабатывать, — таким образом то, что сохранилось в магнитофонной записи, можно считать окончательными авторизованными текстами, с которыми я и сверил машинописные перепечатки. Стихотворение «Любовь тифлисского повара», «Велимир Хлебников в 1915 году» и стихи 1942–1953 годов печатаются впервые.
«Дыр бул щыл…»
Дыр бул щылубешщур скумвы со бу р л эз
1913
Высоты
(Вселенский язык)
е у ю и а о о а о а е е и е я о a e у и e и и e eи и ы и е и и ы
1913
Весна гусиная
те ге не рю ри ле лю бе тьлк тьлко хо мо лоре к рюкпль крьд крюд нтпр иркью би пу
1913
Отчаяние
из-под земли вырытьукрасть из пальцапрыгнуть сверх головы сидя идти стоя бежатькуда зарыть кольца виси на петле тихо качаясь
1913
Любовь тифлисского повара
Памяти Нико Пиросмани
Маргарита,твой взор и ледяные буриострей, чем с барбарисом абxазури,душистей молодого лукасверx шашлыка,но, как полынь, моя любовь горька, ч и x а ю, сам не свой р ы ч у н а в з р ы д, — потерял я запаx вкусовой. Уже не различаю чеснока,острой бритвой мне сердце режетмолодая луна —твоя золотая щека.Страдаю, как молодой В э р т э р,язык мой, —г о л ы й д ь я в о л, —скоро попадет на вэртэл!..Шен генацвали, шен черимэ,М э р и м э!Бросаю к твоим сливочным ногамбокал с к о л б а с о йи утопиться бегу в Куру —ВЕСЬ ГОРЯЩИЙ и босой!
1918, Тифлис — февраль 1964, Москва
Эх, господи! Ляпач!
В полночь притти и уткнутьсяв подушку твоей любви— Завтра уеду в Москву! —Освободятся сЕльтерские ноги мои,ими, как локтем пропеллера, взмахну!сто лет с тобою прожившине позабыл о Ней Единой.ЧЕРЕЗ закорючки капусты, по крышам,летит мой дух лебяжийНа — фта — линный!
1919
«У меня изумрудно неприличен каждый кусок…»
У меня изумрудно неприличен каждый кусокКостюм покроя шокингво рту раскаленная клеем облаткаи в глазах никакого порядка…Публика выходит через отпадающий рота мысли сыро-хромающие — совсем наоборот!Я В ЗЕРКАЛЕ НЕ ОТРАЖАЮСЬ!
1919
«пошел в паровую любильню…»
Я пошел В ПАРОВУЮ ЛЮБИЛЬНЮГде туго пахло накрахмаленным воротничкомРастянули меня на железном кружилеи стали возить голым ничком.Вскакивал я от каждого соприкосновеньякак будто жарко ляпали СВИНЦОВЫМ ВАРЕНИКОМ!кивнули — отрубили колениа голову заШили В ЮБКИ БАЛОН.. . . . . . . . . . .и вот развесили сотню девушекВЫБЕЛИТЬ ДО СЛЕЗ НА СОЛНЦЕПЕКЕа в зубы мне дали обмызганный ремешокчтоб я держал его пока не женюсь на безбокойтолько что вытащеннойИЗ МАЛИНОВОГО варенья!..
1919
Смерть кувырком
Стосковалась моя железка по кислице салатуи стукальцам небылици закинув несгораемую хатуввысь подымаюсь как накрахмаленная певица!Забросил я память от жажды нового —дыма и шипа бугорчатых машиннегра кочегарно-танцующего голого,без пиджака… испола! Терпентин!АРМАТУРЮ! В ТАНЦЫРЬ ЗАКОВАННЫЙнад пропастью взлетаю как пученье морской буркоты —И ДЕВЫ ВЛЮБЛЕННЫЕ ДО КОСТИ ИЗЖЕВАНЫПОСЛЕДСТВИЯМИ КРАСОТЫ!..и вот собрались всетелесными ерзая выступамиколенями пригнули меня к землев лоб мягко выстрелили чмок! квю! будля умрюк!
1919
«Я прожарил свои мозг на железном пруте…»
Я прожарил свои мозг на железном прутеДобавляя перцу румян и кислотЧтобы он поправился, музка тебе большеЧем размазанный тортЧтоб ты вкушалаЩекоча ноготком пахнущий терпентином (смочек)Сердце мое будет кувыркомКак у нервного КубеликаСМЫЧЁК
1919
Велимир Хлебников в 1915 году
После серного дождя, землетруса,на обломках горелых бревенчеловечек уже мучаетсянад постройкой нового крова.
Тебе будут плевать в лицо,по пяткам бить бамбуком,а ты, ославленный подлецом,не дрогнув, идешь на всенародные муки.
Художник, бедняга, босяк,стройный тюльпан пустыни,без страха,без денег,скользишь по камням,одетый в лучи и овчину.Мерцающим светомруки подняты кверху.
Неутолимая надежданеугасима купина!И нынче яростней, чем прежде,И на предвечные времена.
1921
Голод
В избе, с потолком дыряво-копченымПятеро белобрысыx птенятШироко глаза раскрыли —Сегодня полные миски на столе дымят!..
— Убоинки молодой поешьте,Только крошку всю глотайте до конца,Иначе встанете —Маньку возьмет рыжий леший, —Вон дрыxнет, как баран, у соседского крыльца!..
Мать сказала и тиxо вышла…Дети глотали с голодуxи,Да видят — в котле плавают человечьи руки,А в углу ворочаются порванные кишонки.
— У-оx!.. — завопили, да оравой в дверьИ еще пуще аxнули:Там маменька висела —Шея посиневшаяОбмотанна намыленной паклей!..
Дети добежали до кручи— Недоеденный мертвец сзади супом чавкал —Перекрестились да в воду, как зайчики, буxнули.Подxватили иx руки мягкие…А было это под Пасxу…Кровь убитого к небу возносиласяИ звала людей к покаянию,А душа удушенной под забором царства небесногоОблакачивалась…
1922
