Отметим и следующее: слово у «типичных авангардистов» всегда — автономное, самодействующее: каждое слово само по себе должно быть чрезвычайно обострено, как самодовлеющие звук, линия и цвет в новейшей музыке и живописи.
Слово у Мазурина — не напряженное, а простое и мудрое (сильное светом единства этих двух качеств).
Но вот, — почему старый человек («уже при конце жизни»), с русско-православными интонациями в голосе, вдруг взял и заговорил в совершенно необычной, казалось бы, для него форме? Не лучше ли было бы ему выразить свою мысль традиционным языком, — таким, как у того же Филарета Чернова?
Мазурин оказался подлинным искателем. Ему нужна была новая форма. И отважиться заговорить по-новому ему помог Уолт Уитмен (его имя встречается в одном из стихотворений «В царстве жизни»). И здесь следует подчерккнуть, что общеевропейская авангардистская эпоха в поэзии, везде и всюду, в первую очередь, была связана с творчеством великого американского поэта-реформатора.
Русский поэт лишь оттолкнулся от Уитмена (в его книге лишь раза два встречаются отзвуки «Листьев травы»), не говоря уже о том, что он не мог не знать раскованную поэзию Маяковского, Хлебникова, Каменского.
Итак, как же соотнести Мазурина с новейшей русской поэзией, — при чем тут авангард?
Когда задумывалось и писалось «В царстве жизни», в воздухе все еще реяло ощущение свободы выражения. Это было главным творением авангарда. Коснулось оно и Мазурина, — вызвало к жизни его поэзию (и в нашей антологии мы не будем ограничиваться только представителями специфически-авангардных групп и школ, — постараемся быть внимательными и к тем авторам, которые, так или иначе, оказались причастными к новейшим видоизменениям языка русской поэзии).
Уникален мазуринский верлибр — очень естественный, очень русский (примеров такой русско-национальной самобытности верлибра, на сегодняшний день, чрезвычайно мало, несмотря на блестящие примеры Хлебникова и Игоря Терентьева, Гуро и Крученых). Закрываешь книгу Мазурина и будто слышишь некое народно-крестьянское пение, — без слов, без привычного «канона». Как это удается поэту? Это уже — тайна таланта.
Стихи, вошедшие в книгу «В царстве жизни», написаны в промежутке от 22 мая 1924 года до 12 сентября 1925 года. Сборник, судя по дарственной надписи Мазурина А. В. Ковалеву, вышел не позже января 1926 года. Поэт скончался ровно через год после выхода своей книги, пережившей его, ждущей «издательского воскрешения».
Из книги «В царстве жизни»
Предисловие
Я написал мои пьесы среди природы, — среди репьев, полыни, цикория, картофельных и хлебных полей; в лощинах и канавах подмосковной дороги, в старом парке, где на липах дремали совы и прыгали белки. Наконец, писал в мастерской, где я работал с детьми, и на улицах, когда шел на работу.
Писал я не потому, что хотел написать что-то, а потому, что не мог не писать. Мне хотелось выразить, и я выражал одну мысль:
Жизнь человеческая есть высочайшая радость сейчас, сию минуту, в этом мире, здесь на земле.
Радость доступна всякому человеку, во всякое время. От самого человека зависит быть счастливым или несчастным. Он может держать свой внутренний мир светлым или темным. Жить при жизни, или умереть при жизни.
Мысль о радости человеческой жизни была много раз выражена мудрецами и поэтами в древности и теперь, на Востоке и на Западе.
Я понял эту мысль вполне уже при конце моей жизни, и тем горячее мне хочется ее раскрыть: ведь нигде в мире нет радости счастья, если их нет в человеке. Радость приносит человека на землю, радость заставляет его цвести, и радость должна унести человека из этого мира.
В мире все прекрасно: воробей и крапива, орел и пальма — одинаково хороши. Все зависит от отношения самого человека к миру.
Чем человек хочет быть, то он и есть.
В. МАЗУРИН
15 ноября 1925 года
«Между двумя…»
Между двумяВеликими молчаньями, —Молчаньем до рожденьяИ молчаньем после смерти, —Дано сказать мне слово.Учусь сказатьЕго достойно.Ведь стоит:Только раз одинДано сказатьМне слово, —И вдруг испорчу!
22 мая 1924 г.
«Клен задремал…»
Клен задремал.На часах листок сторожевойРевниво сторожитПокой уснувших братьев,Качаясь бестолковоНа длинном стебельке.Чуть ветер,Клен шумитПо зову часового…Мой лист сторожевой —Трепетное сердце —Всегда доносит мнеО знойном ветре.Но жаль, — я просыпаюЕго началоИ частоПробуждаюсь в бурю.
27 июня [1924]
Косец
Спит косец,Прикрытый грезамиИз трав и цветовИ унесенный в голубое небоНежным ароматомИ песней жаворонка.А на постелиХрапит большое телоБеспомощное и жалкоеС красной шеейИ корявыми руками.Косцу нет делаДо дня и солнца:Он выпил на лугу утроИ пьян его красою дивной.Что может он сказать,Если сон продлится вечно?«Спасибо,Я заработалЗолотое царствоПостоянной радости!»
30 июня 24 г.
«Я не завидую…»
Я не завидуюТебе, солнце:Ты бросаешь лучи,Я подымаю их;Для тебя они —Упавшие волосы с головы,Для меня —Жизнь и красота.
18 июля [1924]
«Жатва еще не кончена…»
Жатва еще не кончена.Не время подсчитывать снопы.Идите же со мной, жнецы, —Дела много,Оглядываться некогда.Утонем с головойВ золоте хлеба.Так утонем,Чтоб идущие за намиВидели только хлебИ не видели нас.
22 июля [1924]
«Поднялся цветок на болоте…»
Поднялся цветок на болоте.Его затопила вода.Поплыли ужи и пиявкиНад бедной головкойИ тина ее затянула.В лачуге родилась малютка.Ее подхватила нуждаИ зарыла глубокоВ грязи подворотень…Перед смертью девочкеСнился цветок из болота:Росла у нее на грудиГолубая головкаС желтым глазкомИ ее целовалаВ холодные губы.
24 сентября [1924]
«Труд и песня!..»
Труд и песня!Он идет в глубь,К корню,Что питает,Она вверх,В лазурь,Что радует.Оба вместе —Прекрасное дерево.
«Женщины — лепестки…»
Женщины — лепесткиНа цветке мира.Им первым сужденоВстречать солнцеИ первымВспыхивать зорями.На высоте их держитЦеломудрие.Без этой подборкиОни «падшие»,«Идолопоклонницы»,И позор, и ужас:Мы, — мужи, —СторожаУ дорогого стебля,Мы-то его и ломаем.
15 марта 25
«Тень — прелестнее букета…»
Тень — прелестнее букета:Он — неподвижность,Она струится…Такова и поэзия:Она прекраснее поэта.
20 марта [1925]
«Страшен и прекрасен мир…»
Страшен и прекрасен мир.Куда возноситсяТворящая душа.Там вздрагивают молнииВ голубой лазури;Лучи чутьВыводят узорыТаинственной жизни.Там одиночество, созерцанье…И едва, едваНевидимой звезде-человекуЧудятся в глубоком отдаленьиТакие же светила-люди.
28 марта 25 г.
«Мне жаль цветов…»
Мне жаль цветов:Зачем сорвали их, —Они живые!Недостойно наслаждатьсяТрупом невесты.Зачем же принеслиГлаза невестНа мертвый столИ ставят рядомС трупом рыбыИ сладким пирогом?
15 апреля 25 г.
На улице
Мальчик в красной рубашкеСует кулачонками в воздухИ вспрыгивает босыми ножками. Он летит туда, Где забывают радость.Бородатый мужчинаГладит на тротуаре кошку, —Этот стараетсяПопасть туда,Где вспоминают радость.
4 июля [1925]
