Там, в библиотеке, не успел Лорк рассмотреть, что схватил. Не достало выдержки спокойно поглядеть да разобраться. Сунул за пазуху и чуть не бегом прочь бросился.
И у себя-то в келье не сразу вынуть решился, все оглядывался, как будто воочию ожидал за плечом левобережного духа увидеть. Теперь уже не крошечного, а в полный рост, такого точно, какими их на поучительных картинках рисуют, со зверской харей, с рогами, косоглазого...
Но не было и духа. Никого не было. Достал Лорк книгу, начал читать. "Ложные философские и религиозные учения, заблудшими народами Востока и Юга измышленные и исповедуемые" - это название. Марвен Путешественник - автор.
Тут уж не задуматься нельзя: почему во внутренний зал поместили эту книгу? Написано ведь: "ложные учения". Чего плохого от того, что братья, даже младшие, как он, Лорк, прочтут и узнают: вот эти вот учения - ложные? Все равно известно всем, что у народов, в пустыне Алнааре и дальше, за ней, живущих, и у тех, которые на Южном континенте - другие верования. Но подсказало внутреннее чутье, в чем тут дело. Уж больно подробно в книжке все эти учения описаны. Не опасаются ли первый и вторые священники, что, вот, прочтут младшие братья и решат, будто эти учения правильные, а ложная - как раз двухбережная вера? Нелепая, смешная даже мысль - но чем иначе объяснить?..
Смешная мысль. Но и страшная. От нее Лорка холод пробрал, и такие угрызения мучать начали, что сейчас же хотел в библиотеку бежать и покаяться в своем грехе. Библиотекарь Скейс - человек добрый... Но следом еще худший страх ворвался в душу: добрый-то добрый, но что если не посмеет такое "покаяние" скрыть, расскажет отцу Воллету? Что будет тогда?..
Так, терзаясь виной, книгу и прочел. Быстро, за две ночи. А дальше - надо на место возвращать. Стал в библиотеку бегать, как только свободное время между учеными занятиями, которые все младшие братья посещать обязаны, да общими молитвами выдастся. Книгу под одеждой таскал, привязанную веревкой и локтем прижатую - того и гляди заметят... Но, к счастью, не очень толстый труд Марвен Путешественник написал, а ряса двухбережного брата свободная, широкая.
И вот - неужели, наконец, нужный момент? Неужели опять никого, и вышел библиотекарь, дверь не заперев, на строгий запрет, братьям внушаемый, понадеясь? Но запрет запретом, а если бы надолго вышел, все равно запер бы. Значит, вот-вот вернется. Как в прошлый раз. В прошлый - едва от дверей библиотеки на несколько шагов отошел Лорк, по лестнице стал спускаться - библиотекарь ему навстречу. Задержался бы Лорк между книжных полок, отец Скейес его там и застал бы... Вот и теперь немедля действовать нужно. Хоть куда книгу сунуть, пусть не на то самое место, где брал - потому что не вспомнить в точности, где. Пускай потом доискиваются, кто переставил. Его, Лорка, вину никто не докажет тогда.
На цыпочках, не дыша, но быстрым шагом прошел Лорк из внешнего зала во внутренний. Дрожащими руками книгу из-под рясы вытащил, стал между другими совать - не лезет, пошире надо освободить место... Бросилось вдруг в глаза название соседнего тома: "Житие святого Ферранонта". Уж не того ли это Ферранонта из Верэры, которого сперва как святого почитали, а потом еретиком сочли и из списков святых вычеркнули? А это житие тогда еще написано, когда он в списках числился? Словно против воли потянулся Лорк к этой книге, сочинения Марвена еще не поставив, и обе на пол полетели. И - шум ли этот помешал, или не в шуме дело, а в том, что умеют некоторые люди беззвучно ступать...
Голос из-за спины. Как гром с ясного неба? Нет, что там гром. Хуже. Хотя негромкий совсем. Но такой резкий, жесткий, железный, стальной голос:
- Лорк?..
Узнал он этот голос. Как не узнать... Узнал, и не страх, не ужас, а высшее, потустороннее чувство какое-то Лорка к месту пригвоздило. Точно молния небесная ударила, от макушки до пяток пронзив, только незримая молния. Так и застыл лицом к полке.
- Лорк, посмотри на меня.
Повернулся. Как же первому священнику обители не подчиниться?
Глаза отца Воллета из-под низко надвинутого капюшона, из тени смотрели без гнева и даже как будто с сожалением.
- Разве тебе не известно, что во внутренний зал библиотеки входить нельзя?
- Известно, отец Воллет... - Лорк сам удивился, как смог это произнести. Как смог произнести хотя бы что-то. Казалось, вмиг пересохший язык прилип к небу и никогда уже не пошевелится.
- Нельзя никому, кроме узкого круга доверенных братьев, которые наверняка могут отличить добро от зла, - продолжал Воллет, как бы не расслышав слов Лорка. - А ты к этому доверенному кругу никак не относишься.
Воллет возвысил голос - не до крика, а до какого-то металлического звона. Он был единственным известным Лорку человеком, которому удавалось говорить вот так. Лорк невольно сделал шаг назад и уперся спиной в книжные полки. Дальше отступать было некуда.
- Таким как ты меньше всего дозволено бывать здесь, - тихо и проникновенно громыхал голос Воллета. Да, именно так - "тихо громыхал". Умел Воллет и "тихо громыхать", и громко, если надо. - Или ты забыл, кто ты есть? - в этой фразе прозвучало неподдельное изумление, которому не поверить было нельзя. Лорк почувствовал, что если раскаяние способно убивать, его оно вот-вот убьет. - Забыл, чей ты сын? Как опозорила себя твоя несчастная заблудшая мать? Неужели ты не в состоянии представить себе, каких душевных мучений стоил мне этот выбор - свершить праведный суд над тобой, сыном духа-искусителя, или проявить милосердие и постараться спасти тебя, очистить твою несчастную душу, придать ей человеческий облик? Я выбрал второе, Лорк. Я выбрал милосердие. И вот уже двадцать лет стараюсь смыть с тебя грех твоей неразумной матери. Двадцать лет пытаюсь внушить тебе смирение и благочестие, вырвать все семена зла из твоей души, чтобы они не дали всходов. И чем ты отвечаешь мне? Я понимаю, в твоей природе зла и коварства больше, чем у любого из нас, но неужели ты не в состоянии проявить ни капли твердости? Неужели совсем не можешь противостоять своим низменным позывам? Неужели ложь, притворство и обман так притягивают тебя? Неужели мои молитвы и мой труд, затраченный на твое воспитание, настолько бесполезны, что в тебе нет ни малейшей стойкости перед искушением?
"Неужели, неужели, неужели..." Слова Воллета подобно множеству раскаленных игл вонзались в ничем не защищенный разум Лорка. Он почувствовал, как по его щекам текут слезы и, словно подкошенный, упал на колени и закрыл ладонями лицо.
- Простите... простите меня, отец Воллет... - все, что смог выдохнуть он, с трудом подавляя душившие его рыдания.
- Встань, - почти бесстрастно приказал Воллет. - Идем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
