В 1782 г. владельцы села — дядья Николая Александровича Николай Петрович и Петр Петрович — обратились в Тверскую духовную консисторию за разрешением на сооружение каменной церкви. Разрешение было получено, и рядом с деревянной церковью Св. Николая чудотворца (были еще приделы Казанской иконы Божьей матери и Александра Свирского) стали строить новую. Старая церковь помнила многое: как в 1747 г. венчался Александр Петрович с Прасковьей Федоровной, как крестили Николая Александровича, помнила исповедальные речи и причитания об уходящих...
Строительство нового храма затянулось на девять лет. Церковь и колокольню поставили по оси восток — запад, вдоль усадебной дороги.
Характерный для Львова кубовидный объем храма с юга и с севера украшен шестиколонным греко-дорическим портиком, поставленным на площадке белокаменной лестницы. Каменные урны фланкировали лестничные входы. Барабан — неравносторонний восьмигранник, большие грани которого продолжают плоскость стены, завершен шаром с крестом. У ворот храма когда-то стояли небольшие мушки для стрельбы во время пасхальных утрень.[92]
Кубовидный храм и высокая четырехъярусная колокольня своеобразной формы, напоминающая маяк, находятся в архитектурном ансамблевом единстве.
Основание колокольни кубическое, с конусообразными опорами по углам, на нем поставлен цилиндрический объем, завершенный круговым балкончиком, следующий ярус — звонница с четырьмя арками, четвертый ярус — восьмерик с четырьмя круглыми окнами.
Интерьер храма воспринимался как ротондальный: углы основного объема архитектор “спрятал” за массивные пилоны, украшенные парными ионическими колоннами. Восьмерик барабана также решен в виде купольной ротонды.
Освящение храма состоялось 16 августа 1791 г.[93] На семейное торжество съехались все Львовы. Об этом празднестве на другой день Николай Александрович рассказал в письме к Петру Лукичу Вельяминову: “Вообрази себе и меня, сделавшегося архитектором нашествием Духа и в церкви своего произведения благословляющего силу Его; прибавь еще хор семи братов и трех сестер, согласно и краснопоющих Его славу и торжество правящего голосами их отца, строителя храма, доброго дяди моего”.[94]
По-львовски необычно был устроен иконостас храма: “Пальмы у меня поддерживают из их же ветвей сплетенную сквозную решетку, ... несколько херувимов с ваиями переплетенное их орудие защищают оный от рук недостойных, дозволяя, однако, глазу прелестью святыни приводить души их к покаянию... Представь себе, братец, небольшое число людей, собранных единодушно благодарностью, соединенные законом и родством, в темную ночь в лесу пальмовом, который освещен нарядными светильниками и накурен ароматами. Дым сей такие чудеса делал, виясь по полу и между зелени, что лица, на алтарной стене написанные, казались движущимися, а люди, ходящие по земле, — на воздухе. Херувимы на пальмах иконостасных поминутно умножались и уменьшались, выглядывая из тучек благовонных...”.[95]
Необычный пальмовый иконостас Львова простоял век. В 1891 г. его заменили новым, двухъярусным, полукруглой формы, с колоннами. По мнению А.Н. Греча, от старого иконостаса оставались живописные работы Боровиковского, часть которых была вмонтирована в новый иконостас. Это были иконы, выполненные гризайлью по красному фону — медальоны Царских Дверей с изображением Тайной Вечери, Благовещения и евангелистов и живопись на свитках, которые обвивали стволы деревьев. Наиболее интересными являются северные и южные двери, с символическим изображением старого закона и новой благодати.[96]
Через три года после освящения храма, в возрасте 53 лет, умер Петр Петрович.
Похоронили его на родовом кладбище Львовых, где покоились предки и старший брат его, Александр Петрович. Могилы их не сохранились. Но имеются некоторые сведения о надгробном памятнике отца архитектора А.П. Львова, поставленном Николаем Александровичем. После революции, когда крушили и растаскивали все, с надгробного памятника местные крестьяне сорвали четыре чугунных плиты. Они им “пригодились в хозяйстве”. Об этом рассказал в своем экспедиционном отчете 1926 г. исследователь Б.И. Коплан. Одну из плит он нашел замурованной в крестьянской печи, поэтому скопировать эпитафию не удалось. Другая плита служила подом печи в церковной сторожке, на ней исследователь обнаружил эпитафию М.Н. Муравьева.
Сей муж потщился век в законе Божьем быть,
И Бог ево в своем жилище успокоил,
Кто б ни был ты, чей взор сей камень удостоил,
Живи, чтоб и ты мог небо заслужить.
(Соч. друг сына его М. Муравьев.)
Прошло почти 80 лет, Алла Петровна Львова занялась поисками этих плит.[97] И труд ее был вознагражден: в 2004 г. в Арпачёве она отыскала три чугунные плиты с памятника А.П. Львова: с эпитафиями М. Муравьева, (приведенная выше) и И.И. Хемницера:[98]
Под сей гробницею лежит скончавший век
Монарху верный раб, согражданин полезный,
Достойнейший отец, друг, кротостью любезный,
И добродетелью почтенный человек.
(Соч. друг сына его И. Хемнитцер)
На третьей плите надпись:
"Зделана 1777 году на олонце при александровском заводе и здесь поставлена в том же году ”.
В 1777 году, в начале августа, вернувшийся из длительного путешествия по Европе 26-летний Николай Львов поставил надгробный памятник на могиле отца. Почему плиты эти изготавливались в Олонецком крае? Горнозаводскую службу России возглавлял в те годы (1771—1781) Михаил Федорович Соймонов, который приходился двоюродным дядей Н.А. Львову. Александровский чугуноплавильный пушечный завод строился под руководством Аникиты Сергеевича Ярцова (1737—1819), в те годы он был начальником олонецких заводов. Ярцов был женат на сестре Н.А. Львова — Надежде Александровне (1747—1829).[99]
Была еще плита с эпитафией Г.Р. Державина. Может статься, отыщется и она?
Мы не знаем, каким был памятник. Возможно, пирамидальным: в XVIII в. прочно утвердилось значение пирамиды как символа вечности, незыблемости, добродетели. Пирамида была одной из излюбленных архитектурных форм Н.А. Львова. У Державина были даже стихи в форме пирамиды.
Зрю
Зарю
Лучами
Как свещами
Во мраке блестящу
В восторг все души приводящу
Но что? — От солнца в ней толь милое блистанье
Нет! — Пирамида - дел благих воспоминанье.
Арпачёвский некрополь семьи Львовых практически полностью уничтожен. В последние годы были обнаружены несколько надгробных плит (как и плиты с памятника отца Н.А. Львова, их отыскали в разрушенных домах с. Арпачёва). Они находятся на хранении в храмах Казанском (с. Арпачёво) и Петропавловском (с. Красное). На одной из плит — имя славного кавалериста, генерал-лейтенанта Петра Николаевича Львова.
В наши дни ведутся работы по реставрации Казанского храма. Рядом стоит обветшалая колокольня, ждет своего часа возобновления, на ее крыше свили гнездо аисты.
Знаменское-Раёк
Вкус Львова обнаруживается в колоннах и ротондах...
(Д.П. Бутурлин)
Шедевром архитектурного творчества Львова называют усадьбу Знаменское-Раёк. Эти земли были вотчиной дворян Глебовых, предок их рода, “муж честной Облагине” прибыл в Россию из Швеции при Дмитрии Донском. Известно, что со второй пол. XVIII в. там, где речка Десенка впадает в Осугу, была старая усадьба Глебовых: деревянный барский дом с флигелем, хозяйственные постройки и конный завод. Невдалеке от усадьбы (в 2-х верстах) находился погост Рай с деревянной Знаменской церковью. Иван Федорович Глебов построил в 1764—1772 гг. каменный храм рядом с деревянным. Закончив строительство храма, он решил отойти от дел и произвел раздел имущества между четырьмя сыновьями. Возможно, это было связано с уходом его супруги Прасковьи Ивановны в монастырь и женитьбой старшего сына Федора, которому, по общему согласию, досталось село Знаменское с деревнями.[100]
В 1772 году 48-летний генерал-майор Федор Иванович, будучи вдовцом, обвенчался с Елизаветой Стрешневой, которой исполнился 21 год. Она была представительницей знатного боярского рода, к которому принадлежала Евдокия Лукьяновна Стрешнева, супруга царя Михаила Романова. Отец Елизаветы Петр Иванович Стрешнев, генерал-аншеф, киевский губернатор, мог в жизни многое, но, казалось, не в его силах одно — иметь наследников: он похоронил восьмерых детей, после рождения девятого умерла жена, оставив дочь Лизоньку. Маленькая дочка не знала слова “нет”. Отец “не отказывал самым глупым моим капризам”, — вспоминала Елизавета Петровна. Перед ее любимой куклой Катериной Ивановной гости должны были почтительно расшаркиваться, а в праздничные дни для куклы закладывали парадную карету и катали ее по улицам Киева. Для любимой дочери приглашались лучшие гувернеры и учителя. Когда Ф.И. Глебов попросил руки Елизаветы, Стрешнев отказал, но вскоре он занемог и перед смертью благословил выбор дочери.[101]
