Ферсвин улыбается и на удивление ловко забирается на Ворона.
Марк приближается, он выдыхает, заметив Клару:
— Успел...
Но слово оборачивается проклятием. В тот же миг его конь натыкается словно бы на невидимый барьер.
Он не может ехать дальше и рычит от отчаяния, бросая взгляд на строптивую, гордую, упрямую и такую... такую...
Сердце будто камнем проваливается вниз.
Её заслоняет снежный вихрь.
Вдалеке звучат песни ферсвинов.
Он не видит, но знает точно — они окружают её.
Глава 11. Не нравится жених? Есть хряк!
Марк стискивает пальцы в кулаке и даже не морщится, когда замечает багровые капли крови на снегу.
Стекающие с его руки.
Пробитой насквозь чёрными когтями.
Он отпускает коня, решая не тратить время на то, чтобы позвать на помощь. Белок вернётся, и едва ли Вельвету нужны будут какие-то пояснения.
Через барьер не пройти обыкновенному человеку. Но чему-то среднему позволено гораздо больше. Он, хоть и не свинья, но далеко не ушёл.
Клара не должна увидеть его таким. По крайней мере, не сейчас. Но что важнее — дурацкие традиции или её жизнь?
— Глупая, маленькая… — шепчет он, неотрывно глядя в ту сторону, где видел её в последний раз.
Ему нужно несколько мгновений, чтобы настроиться. Злость помогает, глаза сверкают серебром, длинные пальцы скользят по пуговицам рубашки.
На горячей коже мгновенно плавится снег.
Он скинул куртку и всё прочее, что успел.
Остальное разорвалось в клочья.
В одно болезненное и сладострастное мгновение.
Сломались и восстановились в нечто новое кости. Он стал выше, больше, сильнее. Но под когтистыми лапами не проваливается снег. Марк рычит и стрелой пересекает барьер.
«Маленькая, глупая, нежная… — мечется в мыслях. — Маленькая… моя…»
От ферсвинов можно ожидать чего угодно, но всё же в своём волнении он перегибает палку.
Прекрасно понимает это.
И не может остановиться.
***
Эрик вцепляется в подол платья Клары, стискивая зубы от досады. Не из-за того, что наверняка должен будет объясняться, но потому что его леди увидит…
Это.
Яркие шатры, которые внутри гораздо больше, чем кажется снаружи, повозки, костры, дымящаяся каша в котелке и… пляшущие ферсвинки, среди которых и его мать.
Клара впивается в каждую деталь острым взглядом и усмехается из-за того, что с подсвинком они, похоже, поменялись местами.
Теперь перед ней предстаёт его мир. Шумный, яркий и громкий.
Ведь эти… милые женщины ещё и поют.
Эрик столбенеет, заметив, что на лице молодой эрлы вместо отвращения и страха — восторг. Она наблюдает за всем с лукавым любопытством. Ей интересно.
Ей интересен его глупый, маленький мир!
К тому же, отвратительный, душный и опасный.
— Какие все дружелюбные, — шепчет Клара. — Или, — выгибает она бровь, — они поют о том, что с радостью обглодают мои косточки?
Эрик сглатывает.
— Нет, моя леди, гораздо хуже.
Ферсвинки вполне себе красивые, если она что-то в этом понимает. У всех длинные и густые, чёрные как смоль волосы, что едва заметно отливают благородным красным цветом. Глаза одинаковые, различаются только расположением. Рты тоже не особо разнообразны, но вот очаровательные пятачки блещут множеством форм и размеров.
Только так, признаться, Клара и может их различать.
Мелькают перед глазами бесконечные слои юбок, зудят и клубятся в воздухе песни, рождаются и умирают алые выкрики.
Голова начинает кружиться.
Сердце бьётся в такт почти неуловимого рассудком ритма.
— Что же может быть хуже? — отзывается Клара.
Она помнит о револьвере.
И о том, что и без него может за себя постоять.
— Может быть, скажем, что ты всё-таки украл подвеску?
— Хотите её мне отдать?
— Нет, ни за что. Её должен был застегнуть на мне отец… — отвечает, не сводя взгляда с самой бойкой ферсвинки. — Но я могу сказать, что ты её продал, а деньги спрятал…
Обычно серьёзный Эрик не выдерживает и фыркает.
— Что? Как это мне поможет?
— Ну, смотри… Они решат, что ты бы им не сказал о том, что получилось специально, чтобы прикарманить деньги себе. Получается, ты украл не только у меня, но ещё и у них, понимаешь? Это ведь двойная кража. Разве тебя не похвалят? Или ещё можно сказать… Ну, например, что та игрушка, которую я тебе подарила — самая ценная штука клана Харш, передающаяся из поколения в поколение и тогда…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Откуда вы знаете? — шепчет Эрик каким-то странным, подавленным голосом.
— Знаю что?
— Что это бы помогло?
— Да я ведь просто… — Клара всё ещё не отводит взгляд, хотя и понимает, что ещё немного и грохнется в обморок из-за всей этой пестрящей атаки. — Развлекаюсь, чтобы скрасить томительное ожидание момента, когда эти дамы, наконец, прекратят меня… — тонкая, очаровательная усмешка, — нервировать.
— Нет, — качает головой Эрик, будто не слыша её. — Вы знали, вы предлагаете, потому что знаете, что они… они…
Клара всё-таки сдаётся и отводит взгляд от безудержной пляски.
Потому что Эрик важнее.
И потому что ещё минута промедления грозила бы тошнотой со всеми её последствиями.
Если бы тут был Вельвет, он бы умер на месте, заподозрив самое ужасное, что может быть с девушкой её положения.
Такой уж он, её отчим. Общается с противоположным полом так, будто это совершенно другие существа, неземные и даже слишком земные одновременно. Пытается угодить и каждый раз ставит этим её и себя в неловкое положение.
«Клара, ты бледная, у тебя что… начинается? Позвать врача? Не начинается? Клара, как ты могла!»
Она фыркает и всё же возвращает внимание подсвинку, который, наконец, договаривает свою мысль:
— Они тупые.
— Что? — она на миг теряется.
— Они бы правда повелись на ваш обман, моя леди.
— Да?
— Ага, и теперь вы будете думать, что и я…
За всем этим она не сразу замечает, что ферсвинки больше не пляшут, но медленно, тихонько подступают всё ближе.
— Ах, какие у эрлы волосы! — проговаривает одна из них.
— Ах, какие у неё глаза, какие пальчики…
— Они точно, — заключает Клара, — хотят меня сожрать.
Звучит это так восторженно, что Эрику хочется отвесить ей подзатыльник!
— Нет, я же говорю, хуже…
— Дорогой, ты отлично прошёл инициацию! — улыбается самая полная, громкая и подвижная ферсвинка. — Как только узнал, что мы и сами собирались это сделать?
— О чём она говорит? — тут восторги эрлы сразу сходят на нет, она цедит слова сквозь зубы и будто сдерживается, чтобы не присовокупить «тварь».
— Они пели приветственную песнь невесте, — выдыхает Эрик.
— А?
— Ах, какая тоненькая шейка! — сбивает Клару с мысли какая-то девушка позади.
— Просто… — мнётся Эрик.
— Ну, знакомься, Клэра, вот твой… — тянет полная ферсвинка, подступая еще ближе, будто желая отхватить от гостьи кусочек или впитать в себя её реакцию на…
Из шатра выходит огромный… хряк.
Иначе его язык не поворачивается назвать, хотя это и неполиткорректно. Наверное.
Он ухмыляется, облизывает рот и хрипло произносит:
— Я Беливер, детка. Твой будущий муж.
Глава 12. Мешает ли страсти посторонний предмет?
— Бе... Бе... — впервые во время общения с ферсвинами Клара позволяет себе поморщиться и отступить на шаг. — В общем, — шепчет она, — Бе, — этим вполне себе выражая все чувства по поводу «нового жениха». — Беливер... а разве... разве он не должен быть старше тебя всего на год, Эрик?
Он говорил, что инициацию принято проходить в двенадцать лет.
И если его брат прошёл в прошлом году, значит, ему тринадцать.
Тринадцать, а не тридцать!
На Беливре кожаные тёмные штаны, из которых вываливается огромный такой живот. Она так и представляет, сколько времени пришлось потратить, чтобы натянуть их на себя. Или они ему уже как вторая шкура? Судя по засаленности так и есть. Красная рубаха полурасстёгнута, должно быть, это кажется ему... как это слово? Будоражащим, в общем. Клара так не считает. Но к сожалению ферсвины не шибко боятся холода, а потому могут себе позволить и большее.
