Клару трясёт, но поверить в это оказывается легче, чем в безумие целого табора.
Она вспоминает тысячу моментов, которые это объясняет. Старые сказки, кое-где странные слова матери и её поведение, злость Марка, ведь он должен был следить за языком постоянно, жутковатый временами взгляд Вельвета...
— Но если всё так, — хмурится она, — и тебе нужен источник силы, то разве ты не делаешь себе хуже?
Её ставят на колени, рядом оказывается заплаканный, дрожащий Эрик.
Клара не смотрит на него, будто подсвинка для неё больше не существует.
Как и всех остальных ферсвинов.
Она говорит только с Полем.
Ведь лишь он всё решает здесь.
— Да, но тебя уже привели, и я не уверен, что смогу дождаться инициации. Если магия в тебе есть, она может открыться раньше, а может и нет, но это всё же внесёт изменения в силу табора, и мы сможем уехать.
— А если она есть, но прямо сейчас ты спугнул её во мне?
— Спугнул? А ты боишься?
— Нет, — мрачно усмехается Клара, — я злюсь.
— И это прекрасно.
У Клары сердце колотится в горле, но она убеждает себя, что найдёт выход в любом случае.
У Эрика подрагивают плечи, в мыслях всё ещё бьются её слова, такие твёрдые и острые, словно лезвия ножей.
Я не боюсь, а злюсь, я не боюсь, а злюсь, я не боюсь, а злюсь...
Почему он так не умеет?
Обряд начинается, ферсвинки танцуют, поют и смеются, ферсвины бьют в барабаны.
Клара ловит взгляд Лекса. Какой-то слишком открытый и ехидный для того, кто только что метался между шатрами, не зная где спрятаться от «чужаков».
Она прижмуривается и шипит, когда Поль оставляет на ладони глубокий порез.
Кровь эрлы Дагарда смешивается с кровью подсвинка Эрика.
И между ними всего на миг образуется золотистая цепь.
Клара впервые за обряд переводит взгляд на мальчишку и спрашивает:
— Тоже это чувствуешь?
Эрик несмело кивает.
Глава 17. Неправильное решение
Эрик чувствует, словно второе сердце бьётся в груди. Оно теплее, нежнее и больше. Слёзы льются ручьём, но с ними выходит и весь тот страх, что копился в нём с самого утра. Влажного, ничуть не холодного, по меркам Севера, куда табор заглядывал тоже. Небо было нежно-розовое, а лучи солума кроткими и дружелюбными. Его отпускали к Утёсу украсть важную для клана Харш вещь.
Но в замке что-то украли у него...
Или наоборот — подарили.
Эрик сглатывает.
В таборе все ферсвины связаны, их сила не похожа на ту, что достаётся людям, которые зовут себя магами.
Она общая, хотя и концентрируется в хозяине, Поле, его отце.
И Эрик больше... больше... её не чувствует.
Совершенно.
Вместо этого что-то новое ластится под кожей.
Поль ещё больше сереет и отступает на шаг. Верхняя губа приподнята, чёрные глаза сверкают гневом. Он сверлит Клару таким взглядом, что она понимает — мог бы убить, убил на месте.
— Какого дьявола ты натворила? — рычит он.
Клара глубоко дышит, будто пытаясь вытолкнуть из себя что-то инородное. Она бледная, и потемневшие полные губы перетягивают на себя всё внимание. Волосы чуть растрёпаны, в карих глазах мелькают золотые искорки.
Она догадывается, что произошло.
Не на уровне мыслей и ума, но на уровне предчувствия.
— Эрик, — голос дрожит, как бы она не пыталась приструнить его, — развяжи меня.
Все глядят внимательно, будто сами не до конца понимают, что происходит.
Он вздрагивает, морщится и рвано кивает.
Грубые ладони сами собой тянутся к ней. Спустя половину минуты Клара поднимается и окидывает табор властным, жгучим взглядом, от которого все будто бы становятся ниже.
Из горла вырывается клокочущий смех.
Бровь приподнимается.
Эрик уже видел это же выражение, когда она сидела в кресле и вязала игрушку на Урахад. Для него. Подумать только. Для воришки.
Она пугает его.
Чуть больше, чем обычно.
На каком-то совершенно ином уровне.
Но в то же время ему это нравится.
Х... Хоз... Хозяйка.
Хозяйка сильная.
Это хорошо.
— Итак, что мы имеем на данный момент? — улыбается Клара. — Я знаю, ферсвинам и ферам в принципе закон не писан, а? Вы думаете, что можете топтать наши земли, воровать вещи и людей, и это никак не аукнется. Ну что ж... Справедливость существует, если вы засомневаетесь в этом, вспомните, пожалуйста, этот день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эрик... — подбегает к сыну Марта. — Сынок, как же так? Как же так? Ведьма, — переводит взгляд на ту, которой хотела стать второй матерью, и едва не кидается на неё. — Что ты сделала? Что ты натворила?
— Не трожь её, — шепчет Поль. Устало, безразлично, будто проигран и бой, и война, и мир. — Если она пострадает, это скажется и на нём. Если умрёт — он долго не протянет.
— Она должна была стать одной из нас, а не забирать нашего мальчика!
Клара даёт волю смеху. Злому жестокому и совершенно очаровательному.
Поль едва заметно вздрагивает. Повадки её отца. Смотреть противно.
— Что, может быть, кто-то ещё хочет обручиться со мной? Я не против нескольких фамильяров!
— Это невозможно! — возражает Беливер.
— Я бы так не сказал, — выдыхает Поль. — Собираемся.
— А как же наш мальчик? А как же ты поедешь? — причитает Марта.
Старший сын обнимает её.
Хозяин табора ничего не отвечает, он бросает странный взгляд на Эрика, словно винит его в произошедшем.
Тот икает.
Разве ферсвин может быть фамиляром? Он ведь не животное!
И что, теперь ему не уехать с семьёй?
Он принадлежит Кларе Харш?
— В-вы... дадите им уйти? — шепчет, боясь поднять на неё глаза.
— Не знаю, — отзывается она. — Пока я не могу им помешать. Не хочу, чтобы они решили избавиться от нас обоих.
— Они... не такие.
— Давай, — улыбается она, — защищай их.
Эрик вжимает голову в плечи. Он начинает привыкать к хозяйке.
И к мысли о том, что она не будет относиться к ошибкам с лёгкостью.
Марту оттаскиваю подальше, передвижная деревенька укладывается в повозки за несколько минут.
Ещё немного, и табор исчезнет.
Словно его никогда здесь и не было.
Клара дует на замёрзшие пальцы и вздрагивает, когда к одному из оставшихся шатров подбирается огромный, пепельный волк, глаза которого сверкают в свете солума.
— Марк?
Глава 18. Причины не обнимать волка
Что-то подсказывает Кларе, что она не ошибается.
Хочется выдохнуть от облегчения, что с Марком всё в порядке, а затем достать револьвер и опустошить барабан, ведь он в то же время громадный, опасный зверь на мягких лапах. Или так только о кошках говорят?
Неосознанно эрла Дагарда отступает на шаг. Затем прочищает горло, но не находит слов, чтобы провести их сквозь него.
Он снова возвращается к месту великого противостояния маленькой леди и кучи ферсвинов. Снова сверлит её тяжёлым взглядом. Снова всё ясно без слов.
Хотя нет, не ясно.
— Он... — шепчет Эрик, помня о том, что она знает о магическом мире мало, — ну это... оборотень.
Клара хмыкает.
— Правда? — вскидывается. — А я думала, что тролль. Ему бы очень пошло.
— Тролль... — тянет подсвинок глухо и щурится, чтобы вглядеться. — Ну, может быть, но они обычно из клапанов не выходят... Нет, он всё-таки оборотень. Кажется, оборотень-маг.
Клара вздыхает.
— Что ещё расскажешь?
Ей кажется, что чёртов Марк Харш ухмыляется своей клыкастой пастью.
Зато как она была справедлива, мелькает в голове мысль, когда называла его щенком.
Теперь будет что ответить, если он станет вспоминать это свиной случай.
«Идиотка... О чём ты думаешь?»
— Ну он... — отвечает Эрик на вопрос. — Он осознанный. Иногда бывает так, что они не контролируют себя, но мне кажется, что... стрелять не нужно. Но как хотите, конечно. Это ваше дело, хозяйка.
— Конечно, — тут же соглашается, — вот только, во-первых, не хозяйка, а госпожа — ты не к деревенской девке нанялся. А во вторых, я ещё не решила, что с тобой делать.
