правил текущей игры и начать диктовать собственные правила. Подобный процесс всегда болезненно даётся. В чистом виде традиционализм может быть воспринят холодно, зато его вариант в левом прочтении будет близок народу. Другая проблема кроется в том, что самостоятельно логически прийти к социал-евразийской модели может отнюдь не каждый. Проблема воспитания политических элит стоит на первом месте для восхождения контргегемонии. На государственном уровне она может быть решена только через сетевые технологии.
Здесь уместно вспомнить двухполярный мир времён пунических войн. «Карфаген должен быть разрушен!» – с такой фразы отмечена цивилизационная борьба Рима и Карфагена. Она актуальна и поныне. Как не трудно догадаться из этой фразы, на одном полюсе противостояния был Рим, который включал в себя кодифицированную систему права и аграрную экономику. А на другой Карфаген – цивилизацию торговцев, где деньги и статус преобладали над право, где армию составляли исключительно наёмники, где высшей ценностью был не триумф и доблесть, а богатство. Применительно к геополитике Карфаген являлся воплощением чистой цивилизацией моря, а Рим – сухопутной. Это можно увидеть, если посмотреть и на уклад жизни, религии (у римлян боги человечны, у финикийцев жрецы «баловались» массовыми кровавыми жертвами»). Уничтожать неприятеля сразу было невыгодно ни одной из сторон – слишком затратно. Поэтому воевали за землю, за новых рабов короткими операциями, а потом заключали мирные соглашения. Что показательно, все соглашения первым всегда разрывал Карфаген. Рим был вынужден отвечать взаимностью. Ни то, чтобы он это делал с таким уж отвращением, но здесь можно увидеть тонкую этическую грань. США сегодня и есть тот самый Карфаген, который необходимо уничтожить. Все его черты воплотило в себя это государство, а языческие культы трансформировались, остался лишь один – культ денег и прибыли, и ради него не жалко в любой точке мира в любое время развязывать войны во имя демократии (публично) и новых доходов (по умолчанию). Кто стал преемником Римской империи и Византии, мы знаем. Россия один на один сражается с мировым Карфагеном.
И в первой, и во второй чеченской войне прослеживается эта американская идеологема. Сепаратисты зачастую по незнанию воодушевлялись на войну с Москвой, олицетворяя себя великим Карфагеном, который сломит подлый и лживый Третий Рим. Однако такое сравнение при знании идеологических подоплёк было бы противно всем мусульманам, которые воюют за малый Джихад. Вся торгашеская культура Карфагена антагонистична исламской культуре. Уничтожая Рим, вы уничтожаете и Ислам. Это необходимо крепко запомнить всем новым воинам Джихада. В песнях Тимура Мицураева прослеживалась это неверное понимание Карфагена. Сегодня, когда былая вражда практически исчезла, всем евразийцам будет отрадно вспомнить о том, что пусть первый Рим и был уничтожен ордой горцев и кочевников, сама Россия, после исчезновения Монгольской империи, стала своеобразной ордой. Третий Рим не будет уничтожен ордой, ибо он сам Орда. Понимание этого в рамках идеологии положительно скажется на дальнейшем развитии государства.
Идеология должна включать в себя и общее мировоззрение, способствующее единомыслию государства и народа, и инструментарный набор передовых доктрин, которые позволят эффективно развивать государство. Если базисом у нас будет являться философия традиционализма (камень Христа), то для 4-х сфер общественной жизни нужны будут конкретные политические шаги. Избежать социальные потрясения нам поможет принцип гармоничного сосуществования методик. Как уже говорилось в других работах, для экономики идеально подходит социал-демократическая модель (неокейсианство+этатизм+элементы марксизма), которая в социальной сфере будет держаться на принципах русского народничества. В политике надобно избегать крайностей и подавление человека государством. Это не наш метод. Часть славянофильской либеральной интеллигенции может найти себя в принципах евразийской вольницы (никто не хочет нового обрезания правовых свобод). В функционале формы правления логично сочетать как элементы реальной демократии на местах, так и мобилизационный центризм и авторитаризм, ограниченный законом. Необходимо наконец наладить открытый диалог между монархистами и социалистами. Все кризисные проблемы по национальному вопросу отлично решаются в матрице евразийской дружбы народов. В культуре и духовной сфере можно также сочетать всё лучшее: от советского наследия, так и от религии, защищённой от всякого рода экуменизма, к которому склоняют нас глобалисты.
Таким образом, концепция социал-евразийства будет выступать внутри страны не против, а за многие прекрасные инициативы. Выступая «за» и неуклонно продолжая собственную стратегию, мы сможем достигнуть максимального уровня согласия народа. Благодаря этому мы создадим свою самобытную надстройку универсализма как альтернативу либеральному универсализму глобалистической гегемонии. Мы должны зациклиться не на отрицании самой гегемонии, а на преодолении её. Любая критика хороша, но бесполезна, если не подкреплена реальными шагами. Традиционалистская контргегемония, вооружившись этой простой схемой, не пойдёт по пути цезаризма, но может прагматично использовать весь инструментарий для свержения враждебной гегемонии мировых элит.
Весомое значении для контргегемонии играет Четвёртая политическая теория как поиск выхода из сложившегося тупика постлиберализма. Она атакует гегемона с позиций Духа и Традиции, заставляет человека двигаться не по земным траекториям, но по линии духовного восхождения, не оставаться малым существом земного ландшафта. 4ПТ опирается на примордиальную онтологию Платона, на христианское созерцание мира. Как пишет Александр Дугин: «Евразийская контргегемония апеллирует не к географии, и даже не к культуре или истории, а к геософии, к поиску Евразии во внутреннем измерении пространства души, точнее, к поиску внутреннего духовного континента Евразия, связанного с познанием Земли и её площадок как Ангелов места». Отсюда и стремление теории отринуть индивида-идиота, и учредить на его место человека-ангела, в котором сочетаются его тройственная природа: ангел имеет крылья как признак животного, он – дух, и при этом в телесном оформлении человек. Либеральный гуманизм отвергается лишь затем, чтобы утвердить «максимальный гуманизм» как вскрытие в человеке его светового измерения, ангельской природы. Настоящая контргегемония 4 ПТ может победить только при твёрдой ориентации на Дух, на теологические, экзистенциальные и феноменологические его проекты. Позитивным фактором является то, что евразийство объединяет в себе как левую, так и правую критику гегемона.
Постлиберальный гегемон виноват в коммерциализации культуры, которая приводит к торжеству низменного. Атомарный индивидуум – раздробленный и отчуждённый – стал целью идеологии прав человека, он давно потерял все варианты коллективной идентичности: народной, национальной, этнической. Перед нами красуется этакий гражданин мира без корней и Отечества. С навязыванием светского мировоззрения сегодня быстрыми темпами происходит обеднение культуры, её замещает культ вещей, финальный аккорд товарно-денежных отношений. Сколько бы ни было утверждаемых в ООН деклараций по правам ребёнка, всегда найдётся США, которые её не подпишут, а дети так и будут на себе испытывать социальное расслоение, ужасы войны и другие лишения.
На Донбассе так и будут гибнуть невинные дети, на которых наплевать мировой общественности и всем светским западным гуманистам. Для всего лживого Запада двойные стандарты – норма, а убийство
