Зайдя в квартиру, Андрей обнаружил, что за время его отсутствия все сильно поменялось. По всему полу были разбросаны изрисованные листы бумаги. Несколько листов даже оказались приклеенными к стенам. Кровать была передвинута в другой угол, над ней появились многочисленные полочки, на которых также лежали рисунки. — Девочка научилась пользоваться эластичными элементами, — не без удивления отметил про себя Андрей. Часть книг в раскрытом виде лежали на кровати. На столе стоял тазик, в который, похоже, переложили все содержимое холодильника — свежие огурцы, две консервы (в железных банках), кукуруза, замороженные сосиски, тюбик с кетчупом и большой кусок сыра. Все было щедро полито молоком. Диван был перевернут. И посреди этого хаоса, на полу, рядом с очередным рисунком лежала девочка. На рисунке было изображено два человека. Меньший был в платье и с рыжими волосами, у большего был рюкзак за спиной. Почувствовав свет на лице, девочка открыла глаза, потянулась, и, заметив Андрея, кинулась к нему навстречу. Странное тепло разлилось по всему телу, подарило нежность и спокойствие, притупило чувство тревоги. Андрей даже не злился на устроенный девочкой погром. Она разжала объятия, деловито подошла к столу и, взяв тазик, протянула его Андрею. — Ты приготовила мне ужин, — улыбнулся он. — Очень кстати, я зверски проголодался. — Выловив из тазика огурец и кусок сыра, Андрей устроился за столом и начал есть, слушая как урчит изголодавшийся желудок. Девочка внимательно наблюдала. Справившись с едой, Андрей уложил девочку на кровать и накрыл ее одеялом. — Пора спать, — проверив оставленный дома коммутатор (как и ожидалось, никто не звонил), он вдруг почувствовал навалившуюся на него усталость, перевернул диван и провалился в беспокойный сон.
Ему снились события, случившиеся за прошедший день. Они принимали гротескный характер. Вот он убегает от кошки размером с десятиэтажный дом. Шерсть ее торчит дыбом, а каждый волосок толщиной с большой палец заканчивается пером. Она фырчит и шипит и смотрит в спину Андрею. Он бежит как в замедленной съемке, как в вязкой воде. И в следующий момент уже нет кошки, и нет воды, а есть легкость и полет. Уши отрываются, и слух исчезает, а следом глаза покидают тело, вытекают из глазниц. Вот и рук нет, и ног. Остается только сознание. Он идет по пещере, а впереди кто-то бежит: человек или зверь. Рядом с ним бежит крыса. И еще одна. И еще. Вот уже целая стая. И снова кошка, и крысы бросаются врассыпную. Кошка лежит на шляпке гигантского светло синего гриба, покачиваясь в такт волнам, пробегающим по ее поверхности. Андрей отламывает кусочек шляпки, ест его и кошка становится крошечной, или это Андрей становится большим? Он лежит на спине и смотри в ночное небо. Звезды зажигаются и гаснут, пульсируя в такт сердцу. Рядом лежит рыжеволосая девочка.
Глава 3
Встав на следующее утро, покормив девочку и собравшись, он отправился на базу — работу никто не отменял, и нужно было узнать, как обстоят дела с материалами и другими нарядами. К тому же, надо было отрабатывать полученные вчера зацепки — Алекс был очень общительным и знал большое количество полезных людей, в том числе несколько инженеров-биологов. Добравшись до метро, он сел в инженерный вагон и, глядя на проплывающие за окном небоскребы, стал рассуждать о предстоящих сегодня делах.
— Надо будет попросить Алекса познакомить меня с каким-нибудь толковым биологом. Надеюсь, он прольет свет на свойства собранных мною грибов и их возможной причастности к галлюцинациям. И на животных со светящимися следами.
— А если он проболтается?
— Алекс точно не проболтается.
— А биолог?
— Значит нужно попросить Алекса, чтобы он познакомил меня с биологом, умеющим держать язык за зубами.
— А что делать с орнаментом?
— Здесь мог бы помочь лингвист или историк, но где их взять — это очень редкие профессии.
— Значит, придется самому попробовать расшифровать перерисованные символы.
— Простите, это вы со мной разговариваете? — спросил сидящий рядом с Андреем мужчина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, нет, извините, просто мысли вслух, — ответил Андрей; он не заметил, как стал вести внутренний диалог в полный голос. Диалог… Этот голос в его голове. Когда он появился? В детстве? В юности? — Андрей не помнил. И кто он? Какой из голосов принадлежал Андрею, а какой был чужим — нет, оба принадлежали ему, оба выражали его мысли, оба знали все, что знает Андрей, и не знали то, чего он не знает, оба голоса были Андреем, что не мешало им иногда спорить друг с другом. Но они всегда приходили к консенсусу. Один из голосов иногда отыгрывал роль другого человека и вдвоем они репетировали предстоящий с этим человеком разговор. Впрочем, эти репетиции почти никогда не угадывали настоящий ход диалога — Андрей не мог разобраться в своей голове, куда уж ему разобраться в чужой. Однако внутренний диалог был полезен для решения технических задач — один голос зачастую не соглашался с другим, предлагая другие пути решения, контраргумент на аргумент, теза и антитеза, и в результате спора рождался оптимальный вариант. Андрей видел, что некоторые инженеры тоже что-то беззвучно обсуждают сами с собой, еле шевеля губами, и надеялся, что он не один такой, что это особенности профессии, но так ни у кого об этом и не спросил.
Достаточно порефлексировав о собственной уникальности, Андрей вернулся к прежним думам. Историки встречались только среди касты правителей, они имели доступ к засекреченным архивам и рьяно защищали свои знания. Впрочем, никто ими и не интересовался, все жили сегодняшним днем, прошлое было туманно и непредсказуемо. Единственное, о чем все знали, так это то, что доблестные предки спасли всю планету от абсолютного зла, защитив другие страны. А зло это было то ли большой войной, то ли природным катаклизмом. Другие же страны приписывали этот подвиг себе, на почве чего постоянно возникали дипломатические войны. Лингвистов же было мало, так как все языки давно перемешались, породив общий надязык, правила упростились, написания слов стали произвольными, древние языки забылись (а именно к ним мог принадлежать найденный орнамент) и окончательно умерли, не оставив не только людей, которые бы на них говорили, но и тех, кто хотя бы понимал. Не осталось и книг, написанных на этих языках. Единственный язык, сохранившийся с древних времен и чьи правила были строгими и неизменными, назывался «математика».
— Математика! Возможно, она поможет расшифровать этот орнамент.
— Да, других возможностей я пока не вижу.
Поезд приехал на нужную станцию, Андрей вышел из вагона и пошел в сторону промышленных зданий.
— Привет, Андрей. Говорят, вы с Алексом обнаружили порчу в полискрине, — окликнул его на проходной охранник.
— Здравствуй, Алексей Петрович. Да, обнаружили.
— А что это за порча? — охраннику явно было скучно весь день сидеть на привязи, он был рад воспользоваться подвернувшимся случаем расспросить Андрея.
— Да я даже не знаю — какие-то червячки, — попробовал прекратить разговор Андрей.
— А я слышал, что такие червячки в посольство Миродара привозят, — не сдавался Петрович.
— Не знаю, — буркнул Андрей, проходя турникет. Охранник остался поджидать следующую жертву.
Войдя внутрь, Андрей оказался в большом высоком помещении. Это была вотчина инженеров-художников — «сборочный цех». Назывался он так потому, что в нем собирались инженеры перед тем, как отправиться на объекты, а по праздникам собирались с целью отметить торжественное событие. По периметру стояли пронумерованные шкафы и столы, закрепленные за работниками. По центру располагались различные станки и инструменты. Большая часть станков стояла нетронутая, так как вся основная работа проходила на выезде, а станки использовались для создания редких, нестандартных деталей, заказать которые могла лишь очень небольшая часть важных людей. Столы использовались чаще, и не только в качестве места для поедания обедов, но и для внесения правок в чертежи. И хотя чертежи проводки всех коммуникаций составлялись другим отделом — проектировщиками, художники как люди, работающие в поле и знающие на практике особенности монтажа, могли, а иногда были вынуждены исправлять ошибки в чертежах. Но чаще всего, конечно, использовались инструменты — это были продолжения рук инженеров-художников, без них не было смысла выезжать на объект. В этот раз почти все инженеры были в цеху, однако никто не работал. То там, то тут группировались инженеры, обсуждая интересующие их проблемы. Оставив вещи в своем шкафчике, Андрей пошел разыскивать Алекса, переходя от одной группы переговаривающихся людей к другой.
