Вот и все. Я не боюсь смерти, но мне тяжело умереть далеко от тебя, не увидев тебя в последний раз. Прощай навсегда, я люблю тебя!»…
До него дошли подробности дуэли на Крестовском острове. Стрелялись на револьверах в тридцати шагах. По данному сигналу Николай выстрелил в воздух, стрелявший следом и промахнувшийся конногвардеец потребовал сократить расстояние до пятнадцати шагов. По второму разу брат вновь разрядил револьвер в воздух, Мантейфель выстрелил в упор…
Идучи в один из поминальных дней по безлюдному парку, он остановился, смотрел неотрывно на построенный дедом, светившийся в лучах солнца величавый дворец. Наполненный сокровищами искусства – картинами великих мастеров, старинной мебелью, каретами, тысячами томов бесценных книг.
«Все это будет когда-нибудь моим, – думалось. – Малая толика уготованных мне судьбой богатств. Отныне я наследник»…
Бросило в жар – он торопливо расстегнул пуговицы на воротнике. Вспомнилось почему-то, как мальчишкой забирался тайком в домашний театр, воображал себя вельможей екатерининских времен. Возлежал в мавританском зале на шитых золотой нитью подушках нацепив матушкины бриллианты, смотрел на танцы полуобнаженных невольниц, курил кальян.
«Роскошь, богатство – вот жизнь, – думал поднимаясь по парадной лестнице среди высоких зеркал. – Поступать как хочется, без оглядки на окружающих. Не выходит получить – купить за деньги…Боже! – спохватился. – О чем это я, что со мной? Коленьку только похоронили… один… в усыпальнице!»
Проходя через гостиную, остановился у собственного портрета – с полотна на него смотрел холодно-равнодушно, не узнавая, юноша с мопсом на руках.
«Вот он я на самом деле! – пронеслась мысль. – Подлинный! Серов меня раскусил. Гордый, тщеславный, с ледяным сердцем. Не изменила меня даже смерть брата. Из всех живущих на земле я люблю только себя!»
Бросился, переступив порог, в спальню на подушку – ни слезинки успокоения. Смотрел в вечереющее окно, думал бесстрастно о завтрашнем дне.
4.
– Всякий уважающий себя мужчина вашего круга обязан служить в армии. Или быть придворным. Разве не так, Феликс?
Царица пристально смотрела на него – в строгом закрытом платье, с высокой прической.
– Ваше величество, ну что делать, если армия меня не прельщает? И в придворные я не гожусь, – он улыбался. – Брякну что-нибудь не так.
– Не комикуйте, прошу вас! – повысила она голос. – Вы давно не ребенок, и пригласила я вас не на светскую болтовню. Мы дружим семьями, у нас доверительные отношения с вашей матушкой и отцом. Я и государь желаем вам только добра. Юсуповы во все времена были примером служения отечеству, будьте и вы, наследник рода, достойны этого предназначения!
В будуаре царицы с бледно-лиловой мебелью жарко натоплено, стена того же цвета над ее креслом сплошь в образах. Изъясняется она по-русски с акцентом, тщательно выговаривает слова.
– Говорите, Феликс! Я хочу знать о ваших намерениях. Надеюсь, не одними только сомнительными связями и карнавалами намерены вы ограничить свою жизнь?
– Не одними, ваше величество, – он почувствовал обиду. – У меня составлен план. Желаете выслушать?
– Слушаю.
– Я наследую большое состояние, – начал он. – И связанную с этим ответственность.
– Да, хорошо.
– На мне земли по всей России, заводы, благосостояние крестьян…
Мысль пришла ему на ум только что, ни о чем подобном он не помышлял.
– …правильное управление всем этим, – его несло на волне озарения, – и есть, по-моему, служение отечеству.
– Отечеству? Не царю?
– Почему же… и царю тоже.
Отворилась дверь, вошел император, мягко улыбнулся:
– Душеспасительная беседа? – взгляд в сторону супруги. – Ну, и как он?
– Феликс – законченный революционер! – произнесла она с чувством.
Вылетел он за дверь, проклиная себя за язык: наболтал с три короба, надо теперь выкручиваться!
– Что Саша? Как она тебя встретила? – был первый вопрос матушки.
Она медленно приходила в себя: стала интересоваться домом, выезжала по благотворительным делам, вечерами звала к себе – вязала, он читал ей что-нибудь вслух.
– Очень сердечно, – поцеловал он ее в лоб. – Одобрила мое желание помочь батюшке в управлении хозяйством.
– В управлении хозяйством? – подняла она на него глаза. – Ты так решил? Это же очень непросто, сына. Уверен, что справишься?
– Справлюсь, матушка, не волнуйся.
Отец его решение одобрил.
– Похвально, – коротко заметил. – Посмотришь, что и как. Давно пора…
Пользу можно извлечь и из чудачества. Двухмесячная поездка по стране в отцовском вагоне в обществе секретаря и нескольких друзей вылилась в увеселительное путешествие. Пили, ели, дурачились. Посещая имения и промыслы, он напускал на себя деловой вид, диктовал секретарю замечания – тот лихорадочно строчил в блокнот. Дружки за спиной помирали со смеху.
Особенно впечатляющими были приемы в сельских имениях. Встретить молодого хозяина выходили толпы крестьян. Принаряженные, с букетами цветов. Подходили целовать руку, низко кланялись, иные бросались на колени. Нарядные девушки в ярких платьях водили хороводы, пели задушевные песни. Отовсюду несли подарки: куры, гуси, утки, поросята, бочки солений – чтобы увезти всю эту прорву, пришлось прицепить дополнительный вагон.
Путешествие он закончил в Крыму, куда приехали на осень родители, докладом его отец остался доволен.
– Входи, входи в курс дел. Одному мне уже непросто.
Батюшка гнул свою линию: единственный оставшийся наследник должен быть украшением рода. Независимым, твердым в убеждениях. Верным престолу, отличным семьянином. Недостойные дружки, сомнительные пристрастия, финтифлюшки – из головы вон!
О чем шла речь, было понятно: Димочка, великий князь Дмитрий Павлович. Любимый, любящий. Оба были уверены: свела их судьба – шаг за шагом, исподволь. Вспоминался чудный светловолосый мальчуган, следовавший за ним по пятам в Архангельском. Единственный сын великого князя Павла Александровича от брака с умершей при родах греческой принцессой Александрой. Отец, вторично женившийся, был выслан в отместку за морганатический союз из России, мальчик воспитывался в семье дяди, великого князя Сергея Александровича и родной сестры императрицы Марии Федоровны, не имевших детей, любивших племянника как родного.
Сколько выпало на его долю испытаний – страшно подумать! Дядя погиб от руки террориста, убитая горем тетя удалилась в обитель милосердия – Диму забрал во дворец в Царском Селе государь. Определил на учебу в офицерскую кавалерийскую школу, воспитывал наряду с собственными детьми вместе с венценосной супругой.
Они часто виделись – в Архангельском, где были соседями, на отдыхе в Крыму, в Царском. Взрослели, узнавали все больше один о другом, поверяли секреты. Их все сильней и сильней тянуло друг к другу.
Окончена гимназия, где-то надо продолжить образование. Вспомнился совет парижского приятеля Васи Солдатенкова, в прошлом морского офицера: поступить в Оксфордский университет.
– Опять уедешь! – всплеснула руками матушка.
Отцу затея тоже не пришлась по душе.
– А чем, позволь спросить, плох для тебя наш университет? Брат учился. На худой конец, московский?
В решение вопроса включилась упорно наставлявшая его в последнее время на путь добродетели императрица. Вызвала в Ливадию. Сидела, когда он вошел к ней на террасу, за вышиванием, подняла глаза:
– Садитесь, Феликс. Удивлена, признаться. Оставить одну больную мать…
– Почему одну, ваше величество? Батенька с ней. И она намного лучше себя чувствует, занимается делами, стала выезжать…
Слушала она его без внимания. Сказала, что многие молодые люди уезжают на время учиться в Европу и отвыкают потом от родины, покидают ее.
– Это не ваша участь, Феликс. Долг ваш остаться в России, служить государю.
– За этим я и еду! – вскричал он (собеседница картинно заткнула уши). – За знаниями для отечества!
Она отодвинула вышивание.
– Жаль, что я вас не убедила, – произнесла холодно. – Будете в Лондоне, повидайтесь с сестрой. Я заготовлю для вас письмо. Надеемся увидеть вас зимой в Царском. Счастливой дороги, – протянула для поцелую руку.
«Виват!» – помчался он вниз по лестнице.
Родители сдались: согласны, езжай, на один только месяц. Отслужили в домашней часовне молебен, дабы охранил его Господь в долгом пути, матушка с трудом сдерживала слезы, набежавшие родственники по очереди заключали в объятья, целовали, напутствовали – смех, да и только! – точно отправляли в опасное путешествие на Северный полюс или в Гималаи. Отбыли, наконец, вместе с Иваном ночным курьерским с симферопольского вокзала и спустя двое суток прибыли без приключений, если не считать потери паспорта на франко-германской границе, в Париж. Отдохнули до конца недели в обществе спортсмена и весельчака Васи Солдатенкова, прокатившего их вдоль Сены на новеньком гоночном автомобиле, который он назвал «Лина» в честь покоренной в свое время красавицы Лины Кавальери, заглянули вечерком в «Фоли-Бержер», где пела и танцевала Лина, лечились с перепоя «сельтерской» с выжатым лимоном в купе экспресса Париж – Кале. Пересадка на пароход в порту Остенде – погода кошмарная: дождь с порывистым ветром, море штормит. Отлежались в каюте на полках. Дувр, поезд, Юстонский вокзал английской столицы. Прибыли!
