Но в первые секунды после пробуждения ему показалось, что сон еще не кончился. Как иначе он мог объяснить тот факт, что под потолком своей спальни он увидел нечто, похожее на привидение? От эфемерного существа исходил удушливый запах серы. Георгию казалось, что сердце его стучало с такой силой, будто вот-вот выскочит из груди. Пропитанные потом простыня и пододеяльник неприятно липли к телу.
«Мне это снится, мне это просто снится, – уговаривал себя священник. – Я должен проснуться. Сердце, перестань, прошу тебя, мне еще рано умирать».
Собрав остатки сил, Георгий заставил себя оторвать взгляд от парящего под потолком призрака и вновь сел на кровати. Несколько минут он сидел в постели не шелохнувшись, прижимая руку к груди, пытаясь сдержать удары сердца. Наконец ему удалось успокоить взбунтовавшуюся мышцу. Только после этого он осмелился поднять глаза к потолку и с облегчением обнаружил, что призрак исчез. Но не успел он обрадоваться, как услышал на кухне страшный металлический грохот.
И тогда отец Георгий стал молиться.
* * *
В эту ночь не только отцу Георгию снился апокалиптический кошмар о снисхождении тьмы на улицы Прахова. Похожий сон видел и Михаил Каганов, чьи сердце и психика также подвергались чрезмерным нагрузкам. Но проснулся журналист не от грохота, а от посторонних голосов в своей квартире.
Встав с постели и надев тапочки, он направился к кладовой, дверь в которую располагалась рядом со спальней, и на ощупь в темноте нашел там свою старую хоккейную клюшку. Затем он внимательно осмотрел межкомнатный коридор, в котором царили тьма и зловещая тишина. Ноги у Каганова подкашивались и дрожали от страха. Михаил щелкнул выключателем, но с удивлением обнаружил, что то ли лампочка в коридоре перегорела, то ли выключатель барахлит. В любом случае, зажечь свет в коридоре ему не удалось. Покрепче сжав в дрожащих руках деревянную клюшку, журналист осторожно двинулся по коридору, прижимаясь спиной к стене и напряженно вглядываясь и вслушиваясь в окружающее пространство. В темноте ему чудилось, что кто-то крадется ему навстречу.
Каганову показалось, что он заметил что-то под аркой дверного проема, ведущего в гостиную. Журналист вжался в стену, стараясь остаться незамеченным. Дверь на лестничную площадку была открыта. Сердце забилось еще сильнее, в висках стучало. Это был беспричинный, отвратительный страх, как детский страх темноты. А ведь сегодня он уже испытывал подобный ужас. Странно, но почему-то он почувствовал себя немного спокойнее, по крайней мере распахнутая дверь указывала на реального врага.
Неожиданно в голове пронеслась дикая мысль: в квартире есть кто-то чужой.
Михаил прошел по коридору в комнату Светы, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Он хотел увидеть жену и дочь, ведь в доме явно что-то происходило.
Дверь в спальню Светы была открыта. Это было необычно, и поэтому он насторожился еще больше. Держа клюшку наготове, Каганов медленно двинулся к открытой двери и заглянул в комнату.
Кровать пуста, а сама девушка исчезла. Михаил повернул выключатель. Постель разбросана: одеяло валялось на полу, как будто его поспешно отшвырнули прочь, в комнате царил совершенный хаос.
Михаил вышел из комнаты дочери, и пока он наощупь пробирался дальше по темному коридору, ему пришло в голову, что Света могла просто выйти в ванную или в туалет. Но эта простая мысль вовсе не объясняла того дикого ужаса, который охватил его. Он сделал несколько глубоких вдохов, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, но страх не проходил. Это был предательский, неестественный страх, как будто Каганов был всего в сантиметрах от неведомого чудовища, готового сомкнуть челюсти на его горле.
В ванной было темно и холодно. Каганов включил свет, приготовившись к ужасному зрелищу. Все было в порядке, он не заметил ничего необычного. Проверив кухню и туалет, он повернул обратно в сторону гостиной.
Настороженно, словно вор, готовый броситься в любую секунду прочь, Михаил осторожно заглянул в комнату. Он быстро включил свет. Нет! Это лишь холодный воздух, задувающий в открытую дверь, шевелил гардины. Дочери не было и здесь. Может, она вышла во двор?
Но Михаил не сразу решился пойти к входной двери. Идти надо было через гостиную, где за каждой вещью могла притаиться опасность. Он покрепче сжал клюшку, занес ее для удара и начал обходить гостиную кругом, держась спиной к стене: отступил к дивану, заглянул за него, обогнул «стерео» и наконец добрался до двери.
Каганов, как был, босиком и с клюшкой в руках, вышел на лестничную площадку, где сразу почувствовал себя спокойнее. В подъезде было тихо. Все жители в этот час мирно спали в постелях, а не шастали, крадучись, по собственному дому с хоккейным инвентарем. Постояв некоторое время и собравшись с силами, Михаил вернулся в свою квартиру.
Закрыть за собой дверь было все равно что запереться в тесном чулане с сотнями змей. Страх вернулся снова, Михаил покрепче сжал клюшку и, стоя спиной к двери, оглядел комнату. Но почему так темно? Свет был зажжен, но лампы горели настолько тускло, будто их окунули в черную краску.
«Каганов, – подумал он сам о себе, – ты или рехнулся, или влип в неприятную историю». Он замер у двери, вглядываясь и вслушиваясь. И все-таки в доме кто-то был. Каганов никого не видел и не слышал, однако ощущал чье-то присутствие.
* * *
Перед домом, укрывшись в тени кустов сирени, Серафим и его спутники наблюдали за тем, как бесы – он насчитал их не меньше тридцати – испытывали стойкость духа и рассудок Михаила. Демоны шныряли из дома на улицу и обратно в дом, как угольно черные ласточки, они носились по комнате, кружа вокруг Каганова, выкрикивая ему в уши ругательства и богохульства. Они питались его страхом, который становился все сильнее и сильнее. Серафим внимательно следил, не появится ли Рафавал, но его не было в этой беснующейся толпе мелких бесов. Хотя, без сомнения, демоны действовали по приказу самого грозного князя Карфагена.
Серафим и его друзья страдали вместе с Михаилом, всем сердцем разделяя его мучения. Один из бесов, маленький уродливый дьяволенок с острыми шипами по всему телу, вскочив на плечи Михаила, бил его по голове и орал: «Ты умрешь, Каганов! Ты умрешь! Твоя дочь мертва, и ты тоже умрешь!»
Сим был не в силах больше сдерживать себя. Его меч со свистом выскользнул из ножен, но сильная рука командира остановила его.
– Позволь мне, капитан, – умолял Сим. – Никогда еще я не видел такой откровенной наглости со стороны бесов!
– Еще не время, – урезонил его капитан, – к тому же Каганов справляется с ними. Он должен сам одержать победу в этом сражении.
– Но позволь убить хоть пару демонов!
Сим видел, какую муку испытывал сам Серафим, отрицательно помотавший головой.
– Нет. Он должен справиться сам.
* * *
Георгий включил свет по всему дому, но ему казалось, что зрение сыграло с ним подлую шутку, потому что в комнатах по-прежнему было очень темно. Священник не мог понять, сам ли он или это только тени двигаются по стенам. Странные вздымающиеся волны сумрака колебались, будто в такт медленной ровной мелодии.
Святой отец стоял в дверях между кухней и большой комнатой, весь превратившись в слух и зрение. Он чувствовал какое-то неясное колебание воздуха, но это был не свежий ветер с улицы, скорее оно было похоже на чье-то горячее, едкое, гнетущее дыхание.
Заглянув в кухню, Георгий обнаружил, что грохот наделала всего лишь маленькая кастрюля, соскользнувшая со стола на пол. Настолько обычное объяснение должно было бы немедленно успокоить его взвинченные нервы, но страх не проходил. Он знал, что рано или поздно ему придется побороть себя, и наконец священник решился и сделал первый шаг в большую комнату. Волосы встали дыбом от сильнейшего приступа страха, губы начали судорожно шептать молитву.
Георгий шагнул еще раз, и, прежде чем он успел сообразить, что произошло, его тело рывком подалось вперед, и он грохнулся на пол. Словно мышь, угодившая в мышеловку, он инстинктивно боролся, пытаясь освободиться от навалившейся на него невидимой тяжести. Руки и ноги бились о мебель, вещи сыпались на него, но, охваченный ужасом, он не чувствовал боли. Георгий извивался и судорожно всхлипывал. Он наносил удары руками и ногами во все стороны, чувствуя какое-то необъяснимое сопротивление, подобное тому, какое ощущает своим движениям пловец. В ноздри ему ударил едкий запах дыма.
Время для священника будто остановилось, и ему показалось, что он умирает. Вдруг перед ним возникло не то привидение, не то зловещая галлюцинация: два красных, горящих, как у светофора, полных ненависти глаза. Горло перехватило, сдавило клещами, не давая крику вырваться наружу.
«Отец наш небесный! – пронеслось в его сознании. – Спаси и сохрани!»
Следующая мысль, короткая, мимолетная, похоже, пришла от Господа: «Бейся с ними! Ты сильнее их!»
