– Нет, – смущенно отозвался инспектор, – я приехал на машине. И принес его сюда вам показать. Видите шею?
Все посмотрели на шею. И сидящие за соседними столиками тоже, хотя их это не касалось.
– Такое впечатление, – торжествующе проговорил Мадж, – что на нем… – он кивнул на скелет, – кто-то отрабатывал технику повешения.
Затем инспектор с некоторым трудом засунул скелет под скамью.
Когда Маджу наконец принесли пива, Фен ободряюще похлопал его по спине:
– Видимо, кто-то, бормоча «Увы, бедный Йорик», замышлял убийство.
Инспектор рассказал, как скелет был обнаружен в бутафорской оперного театра, где и положено ему находиться, но никто, в том числе и Фербелоу, не мог объяснить, что произошло с шеей.
– А в протоколе вскрытия, – продолжил он, – сказано: смещение позвонков произошло под воздействием внешней силы. Как будто, когда Шортхаус повис, кто-то потянул его вниз.
– Какой ужас, – тихо проговорила Элизабет.
– А во многих операх в качестве реквизита присутствуют скелеты? – поинтересовался Фен.
– Ну не во многих, – ответил Адам, – но в нескольких определенно. Например, скелет есть в опере Чарльза Шортхауса по сюжету пьесы Кайзера «С утра до полуночи». Кстати, я думаю, Чарльз единственный наследник Эдвина.
– А как у него с деньгами?
– Он был весьма состоятельный, но большую часть капитала потратил на постановку своих опер. В Англии вообще композитору, пишущему оперы, прожить на это очень трудно. – Адам задумался. – Эдвин, я думаю, скопил за свою жизнь приличную сумму, семьи у него не было, и теперь Чарльзу будет на что поставить «Орестею».
– Какую «Орестею»?
– Это такая тетралогия, которую он сейчас заканчивает. Либретто написал Кадоган. Для подобной эпопеи определенно требуется построить специальный оперный театр. Так сказать, второй Байройт.
– Получается, что Чарльз Шортхаус тоже попадает под подозрение, – проговорил Фен. – А вот снова появился К. С. Льюис.
– Учтите, Чарльз Шортхаус живет в Амершеме, – напомнил сэр Ричард.
– Но ведь существует транспорт, – возразил Фен. – Надо выяснить, есть ли у него алиби.
Пришла пора ланча, и бар начал пустеть. Дверь часто открывалась, в зал проникал холодный воздух. За окном потемнело так, что казалось, наступил вечер.
Дверь в очередной раз отворилась, чтобы впустить пару. Молодые люди нерешительно остановились, не зная, какой выбрать столик.
Адам махнул рукой:
– Идите сюда, погрейтесь у камина.
Молодой человек, красивый, высокий, крепко сложенный, с темными грустными глазами, выглядел как-то болезненно. На бледном лице было что-то вроде экземы. Его спутница, Джудит Хайнс, была ему под стать. Так же молода, очаровательна, а свитер и слаксы под теплым коричневым пальто подчеркивали стройную фигуру. Правда, Джудит казалась несколько холодноватой, что могло говорить об искушенности и некой расчетливости. В ее волосах поблескивали еще не растаявшие снежинки. То, что она влюблена, было видно невооруженным глазом.
Они сели.
Адам по очереди представил свою жену, сэра Ричарда, профессора Фена и инспектора Маджа.
– Меня зовут Борис Стейплтон, – произнес в ответ молодой человек, – а мою подругу Джудит Хайнс.
Фен жестом верховного жреца заказал всем выпивку.
Некоторое время все молчали. Затем Адам произнес:
– Мисс Хайнс и мистер Стейплтон участвуют в постановке «Мейстерзингеров».
– Так вы говорите, премьеру отложат, – подал голос инспектор, видимо чтобы поддержать разговор.
– Отложат, – отозвался Адам, – но, думаю, ненадолго. Сегодня я еще Пикока не видел, но слышал от Джоан, что он разговаривал с Леви. Тот в прединфарктном состоянии.
– Просто не верится, – произнес Стейплтон тоном без намека на глубокое потрясение. – Ведь я только вчера поздно вечером виделся с мистером Шортхаусом. И он, кажется, был в полном порядке.
Мадж оживился:
– Значит, вы последний, кто видел его живым?
Молодой человек кивнул:
– Выходит, что так.
– Позвольте спросить, а зачем вы к нему приходили?
– Вообще-то я композитор, начинающий. Написал оперу, и мистер Шортхаус любезно согласился посмотреть партитуру. Его мнение было для меня важно.
– И вы собирались обсуждать это в столь поздний час?
– Мне тоже показалось странным такое предложение, но он сам назначил встречу. Не мог же я возражать.
– Как по-вашему, сэр, что мог делать мистер Шортхаус в такое время в театре?
– Понятия не имею. Когда я пришел, он усиленно накачивал себя джином.
– А почему он решил принять вас в театре, а не дома?
– Не знаю, наверное, у него были причины находиться там.
Мадж кивнул:
– Сторож Фербелоу говорит, что вы пробыли в гримерной всего несколько минут.
– Да, – коротко ответил Стейплтон.
– И больше никого там не было?
– Никого. Он был краток. Что-то в моей опере туманно похвалил, сделал несколько малопонятных замечаний. Мне показалось, что он вообще не раскрывал партитуру. Кстати, в гримерной ее не было. Наверное, осталась у него дома. Надо бы партитуру как-то вернуть.
– От него вы сразу пошли к себе?
– Да.
– И где вы живете?
– Рядом с театром, на Кларендон-стрит. Джудит живет в том же доме.
Инспектор посмотрел на девушку:
– Мисс Хайнс, вы слышали, как возвращался мистер Стейплтон?
Джудит покраснела, как будто ее уличили в чем-то неприличном:
– Нет. Наверное, я уже в это время спала.
– Стейплтон, – вдруг подал голос профессор Фен, прикуривавший очередную сигарету от конца предыдущей. – Как вы нашли мистера Шортхауса? Он не показался вам подавленным, готовым совершить самоубийство?
Стейплтон пожал плечами:
– Нет. Я думаю, такие, как он, жизни себя не лишают. Единственная странность, какую я заметил, – это что мистер Шортхаус клевал носом. Засыпал прямо у меня на глазах. Наверное, выпил лишнего.
«Ну как проверить, – подумал Адам, – правду он говорит или лжет? Может быть, когда Шортхаус отвернулся, Стейплтон подсыпал ему в бутылку снотворное. Но зачем? И главное, что потом? Ведь повесить, пусть даже крепко спящего человека такой комплекции даже такому, как Стейплтон, вряд ли под силу. Причем за несколько минут».
– Но, наверное, он все же покончил с собой, – произнесла Элизабет, как будто прочитав его мысли. – Убить Шортхауса могли, только если на время отменили закон гравитации.
– Мистер Стейплтон, чем вы занимались вчера вечером, до того как направились к мистеру Шортхаусу? – спросил Мадж.
Прежде чем ответить, тот допил пиво из бокала. Возможно, ему потребовалось время для размышления.
– После обеда я был в своей квартире на Кларендон-стрит. В основном читал. А примерно в девять пошел в «Глостер» немного выпить, поболтать со знакомыми, потом прогулялся и в одиннадцать подошел к театру встретиться с Шортхаусом.
– Вы гуляли один?
– Да. Вечер был темный, безлунный.
– Хорошо, сэр. – Мадж задумался. – А в вашем доме кто-нибудь видел, как вы вернулись после беседы с мистером Шортхаусом?
– Сомневаюсь. Я предупредил хозяйку, чтобы она не беспокоилась – приду поздно и запру дверь. Но вообще-то после ухода из театра я еще немного прогулялся.
– Вот как?
– Да. Не очень долго. Думаю, я вернулся домой где-то без двадцати двенадцать.
Мадж глубоко вздохнул, видимо собираясь задать еще вопрос, но его опередил Фен:
– А во время беседы с Шортхаусом вы мисс Хайнс не упоминали?
Глава 9
При этих словах девушка вздрогнула и встряхнула своими чудесными белокурыми волосами:
– А почему они должны были говорить обо мне?
Пару секунд Фен задумчиво ее рассматривал.
– Вопрос, конечно, деликатный, но при создавшихся обстоятельствах это рано или поздно все равно вылезло бы наружу. Я имею в виду тот факт, что Шортхаус был к вам, ну, скажем, неравнодушен.
– Я полагаю, что… – начала побледневшая Джудит и смущенно замолкла.
Мадж разрешил ситуацию с неожиданной для него мягкостью:
– Мы понимаем, что информация, полученная из вторых рук, не всегда достоверна. Так не лучше ли вам, мисс Хайнс, рассказать нам все самой.
– Дорогая, мне кажется, тебе не следует… – начал Стейплтон, но она его прервала:
– Инспектор прав. Лучше сейчас рассказать, тем более что все равно это станет известно. – Она помолчала. – Мы с Борисом любим друг друга, а мистер Шортхаус, как только я появилась в театре, начал… не знаю даже, как это назвать, ну, оказывать мне разные знаки внимания. Разумеется, я его никак не поощряла.
– И в чем это выражалось? – попросил уточнить Мадж, как будто не понимая.
Девушка вспыхнула и ответила чуть повысив голос:
– Не думайте, что он предлагал мне руку и сердце. Этого не было. Он хотел, чтобы я стала его любовницей.
Мадж сокрушенно покачал головой. Он был явно впечатлен.
– А вас, мистер Стейплтон, конечно, это возмутило?
– Вовсе нет, – ответила Джудит за Бориса. – Мы просто посмеялись над этим, и все.
