– Шум был, – твердо заявила сердитая женщина. – И нечего отрицать. А когда маэстро работает, кругом должна быть полная тишина. Мозг у него настолько чувствительный, что его тревожит даже слабый шорох.
– Хорошо, – сказал Фен, – будем иметь это в виду. Но сейчас мы хотим поговорить с мистером Шортхаусом.
– Об этом не может быть и речи. – Женщина насупилась. – Маэстро творит. Разве можно его беспокоить.
– Но, мисс Торн, – произнес Адам как можно мягче, – передайте маэстро, что мы хотим его видеть. У нас важное дело.
– Не могу. Если вы хотели увидеть маэстро, надо было заранее договориться.
– Мисс Торн, мы приехали из Оксфорда.
– Мистер Лангли, ничего бы не изменилось, даже если б вы прилетели с Марса.
– Извините, – вмешался Фен, – но я представляю Метрополитен-оперу. Приехал обсудить с мистером Шортхаусом условия постановки «Орестеи».
– О, – воскликнула мисс Торн, моментально преобразившись, и посмотрела на Адама: – Мистер Лангли, неужели это правда?
Адаму ничего не оставалось, как подтвердить, что к маэстро действительно приехал представитель Метрополитен-оперы.
– Тогда, пожалуйста, входите, – любезно проговорила мисс Торн. – Только не говорите громко и не топайте ногами. Маэстро мешает малейший шум.
– Да, да, конечно – закивал Фен.
В доме было необычно тихо. Казалось, что некоторые предметы, находящиеся в движении, по мановению властной руки мисс Торн застыли, как в игре «замри». Бронзовый Меркурий яростно напрягся в попытке взлететь со своего пьедестала, на большом холсте богини мщения Эвмениды остановились на полдороге к построенному боевым порядком войску. Бетховен неласково смотрел со стены, скосив глаза, чучело барса изготовилось к прыжку, раскрыв пасть, мраморный Лаокоон застыл, прекратив вечную борьбу с обвившими его змеями. Святой Георгий вскинул копье, чтобы поразить дракона, и, наконец, сидящий в углу кот застыл, плотоядно глядя на клетку с попугаем.
Адам бывал здесь прежде, но каждый раз тишина в этом доме казалась ему обманчивой. Он ожидал, что вот-вот все эти персонажи очнутся и начнется столпотворение, а может, и смертоубийство. От этого становилось немного жутковато.
Мисс Торн, невозмутимо прошагав через все это великолепие, завела их в небольшую заднюю комнату, повернулась к Фену и произнесла хриплым шепотом:
– Ну и что у вас?
– Где мистер Шортхаус? – спросил в свою очередь Фен. – Он посмотрел на большую вазу, живописно расписанную «Похищением сабиянок», как будто ожидал, что композитор прячется за ней.
– Все дела маэстро веду я, – прошипела мисс Торн. – Поэтому можете все изложить мне. Я слушаю.
– Нет, так не пойдет, – Фен отрицательно покачал головой. – К сожалению, меня уполномочили говорить только с самим мистером Шортхаусом.
– Это невозможно.
– В таком случае я сегодня же возвращаюсь в Америку, – категорически заявил Фен.
– Но вам придется подождать пару часов.
– Да вы что, – возмутился Фен. – У меня еще намечена встреча с Рихардом Штраусом. Я ждать не могу.
Адам видел, что на мисс Торн решимость «американца» произвела должное впечатление. Ведь на самом деле эта дама была простодушной особой.
– Ну тогда, – произнесла она по-прежнему шепотом, – я попытаюсь его побеспокоить.
– Да, да, побеспокойте, пожалуйста, маэстро, – проговорил Фен, нахмурившись. – Не сомневаюсь, он будет сильно недоволен, если вы не позволите нам встретиться.
И тут мисс Торн окончательно сдалась. Последнее, что ей было нужно, – это недовольство маэстро.
– Ладно, я сейчас вернусь, – произнесла она, глубоко вздохнув, как будто собиралась войти в холодную воду.
Долго ждать не пришлось. Мисс Торн вернулась через минуту.
– Следуйте, пожалуйста, за мной. Маэстро вас примет.
Они снова прошли через холл, где, к сожалению, все дела так и не были закончены. Как хорошо было бы, подумал Адам, если б Меркурий улетел, фурии исчезли, барс, насытившись, успокоился, Лаокоон наконец одолел змей, а дракон оказался поверженным. Но нет, тут все оставалось как прежде.
Мисс Торн повела их вверх по лестнице, идя почти на цыпочках.
И вот они наконец оказались перед дверью в святая святых. Мисс Торн ее благоговейно открыла и заглянула внутрь.
– Да, прошу заходить, – раздался брюзгливый голос.
Через мгновение они предстали перед божеством, которое не высказало желания, чтобы мисс Торн присутствовала при разговоре.
– Можете идти, Беатрикс, – произнес композитор с некоторым раздражением.
– Но вы?..
– Да, да. Оставьте меня одного с джентльменами.
– Хорошо, маэстро. Но умоляю вас, не утомляйтесь.
– Я прекрасно себя чувствую.
– У меня и в мыслях не было, маэстро, что вы плохо себя чувствуете. Вам просто не следует без надобности утомляться.
– Прошу вас, Беатрикс, уходите.
– Хорошо, маэстро. Но если я вам понадоблюсь, пожалуйста, позовите.
– Сомневаюсь, что вы мне понадобитесь.
– Но если все-таки…
– Тогда я вас позову. А сейчас, пожалуйста, оставьте нас.
Тяжело вздохнув, мисс Торн удалилась.
Маэстро встал встретить гостей. Он был невысокий, полноватый, еще не старый. Крупная голова, очки в роговой оправе. Правда, выглядел он несколько изможденным.
– Рад встрече, – произнес маэстро с еле заметным выговором кокни. – Я понял так, что вы по поводу «Орестеи». Кто из вас поет?
– Вы что, меня забыли, Шортхаус? – спросил Адам.
– О, Лангли, конечно, я вас помню. Глупо было с моей стороны спрашивать такое. Так вы переходите в Метрополитен? Надо же, в последнее время мы теряем наших певцов одного за другим. Пожалуй, я сыграю вам арию Агамемнона из второго акта. Это даст вам представление об опере в целом.
– Позвольте представить. Это профессор Фен из Оксфорда.
– Рад познакомиться. Очень мудро поступили руководители Метрополитен-оперы, пригласив в качестве агента такого образованного человека.
– Нет-нет, профессор никакого отношения к Метрополитен-опере не имеет.
– Но как же, ведь Беатрикс сказала…
– Она не хотела сообщать вам о нашем приходе и пришлось схитрить, – признался Адам.
– Это меня не удивляет, – спокойно заявил маэстро. – Она редко кого ко мне допускает. – Он подошел к окну и увидел «Лили Кристин». – Какой славный маленький автомобиль. Хорошо бы иметь такой.
– Но разве вам кто-то мешает приобрести автомобиль?
– Конечно, Беатрикс. Она буквально помешана на защите меня от шума. Попавшие в наш дом люди ходят очень тихо, как будто здесь покойник. Вообще-то такое положение меня раздражает. – Он повернулся к гостям: – Пожалуйста, садитесь куда пожелаете.
Они осмотрелись. Гостиная у маэстро была обставлена скромно. Кроме рояля «Стейнвей», занимающего большую часть пространства, из мебели был только высокий дубовый стол, заваленный нотными листами, за которым маэстро работал стоя, и несколько стульев. Фен и Адам очистили для себя от нот по одному и сели. В вазе стояли увядшие оранжерейные цветы, на стене покосившаяся фотография Беатрикс Торн и маэстро, смущенно глядящих друг на друга.
Маэстро заходил по комнате туда-сюда.
– Я понятия не имею, что происходит в доме. Беатрикс меня от всего оградила. Ну нельзя же так, в конце концов. Кстати, у вас ко мне, наверное, какое-то дело?
– Да, – сказал Адам. – Мы приехали поговорить о вашем брате.
– Ах, Эдвин. – Маэстро всплеснул руками. – И как он там поживает, мой дорогой мальчик?
– Но вам должно быть известно, что он умер.
– Ах да, конечно. Сегодня утром пришла телеграмма. И когда похороны? Впрочем, я, наверное, не приеду.
– Есть подозрение, что его убили.
Маэстро нахмурился:
– Убили? Вчера? Надо же как совпало.
– Что значит «совпало»?
– Должен вам признаться, – маэстро наклонился, словно желая сообщить что-то по секрету, – ведь я сам замышлял убийство Эдвина.
– Вы это серьезно? – спросил потрясенный Адам.
– Ну, разумеется, нет, – ответил маэстро. – Взгляните на меня. Разве я похож на убийцу?
– Тогда в чем же дело? – вмешался Фен, закуривая сигарету.
– А в том, что Эдвин мог мне помочь в постановке «Орестеи». Во-первых, он был прекрасный певец, это общеизвестно. Просто замечательный. И, несомненно, украсил бы мою оперу. А во-вторых, и это главное, его деньги. Я на помощь Эдвина сильно рассчитывал. Но сам он, конечно, никогда бы денег на постановку «Орестеи» не предложил. Надо было встретиться, поговорить, попросить как следует. И как раз вчера вечером мы собирались встретиться у него в гримерной в театре. Я послал ему письмо, назначил время и место.
– А почему именно в театре, а не дома? – спросил Фен.
– Отношения у нас были непростые, так что на нейтральной территории разговаривать было бы легче. Но ничего не получилось. Ответа на письмо он не прислал.
– То есть вы с ним не увиделись?
– Нет. Но я все же приехал на случай, а вдруг он в своей гримерной появится. Мы выехали отсюда с Беатрикс в девять на большом несуразном, сильно грохочущем автомобиле, совсем не таком симпатичном и маленьком, как ваш. В Оксфорд прибыли в половине одиннадцатого. И тут, честно говоря, я пал духом и не решился идти в театр. Побоялся напороться на грубость. Мне как раз встретился приятель, и мы пошли в «Булаву и скипетр» выпить кофе. Где-то в полночь поехали назад.
