– Я не могу нести ответственность за всех своих постояльцев, – заявила она. – Разумеется, я всегда интересуюсь биографическими данными…
– Речь идет не о постояльце, и я не из полиции, – перебил ее мистер Крук. – Мне хотелось бы спросить про некоего малого по имени Феррис, который пять дет назад служил у вас носильщиком.
– Да, но я здесь всего четыре года. – Миссис Фармер разгладила фартук.
– А может у вас кто-нибудь его помнить?
– Право, затрудняюсь сказать. Вряд ли люди так уж хорошо запоминают обслугу.
– В таком случае, может быть, среди ваших пансионеров есть кто-нибудь, кто живет здесь пять или больше лет?
– Да, мисс Фитч, у нее номер на верхнем этаже. Только не думаю, что у нее есть причины помнить какого-то носильщика.
– А я так думаю, что, живя на верхнем этаже, она как раз вполне может его помнить.
– Она проживает здесь на льготных условиях, – холодно пояснила миссис Фармер. – Я могла бы сдавать этот номер в шесть раз дороже, но поскольку она въехала так давно…
– Сейчас она здесь?
– Думаю да, ведь сегодня Британский музей закрыт.
– А что, она любит там бывать?
– Когда-то работала там – не знаю уж, в каком качестве, – и с тех пор так привыкла ходить туда по утрам, что стала походить на кукушку в часах, которая не знает, как ей остановиться.
– Могу я подняться к ней в номер?
– У меня правило: джентльменам в спальни вход запрещен.
Крук подумал про себя, что если все живущие здесь дамы походят на нее и мисс Фитч, следовать этому правилу совсем не трудно.
– Хорошо, в таком случае, где мы можем с ней поговорить?
– В общей гостиной.
– Где это?
– Наверху. Если вы соблаговолите немного подождать, я пошлю горничную узнать у мисс Фитч, может ли она встретиться с вами.
– Пусть скажет, что я в любом случае дождусь ее, – невозмутимо заметил мистер Крук.
В гостиной стоял резкий запах бамбука, им пропахли даже обои. Когда Крук вошел туда под бдительным присмотром горничной, там сидела пожилая дама в синем бархате, откровенно вздрогнувшая при виде мужчины.
Мистер Крук уселся на стул, скрестил свои толстые ноги и осведомился:
– Давно вы здесь обитаете?
Дама походила на обитательницу аквариума, чьи очертания смутно угадывались в приглушенном зеленоватом свете, а плавники нервно подрагивали в попытке удержать пришельца на расстоянии.
– Я… э-э… – забормотала она. – Ой, совершенно забыла, надо кое о чем попросить… – Неловко обогнув мистера Крука, она выплыла в открытую дверь.
Мисс Фитч оказалась неприметной маленькой пожилой женщиной, во внешности которой выделялся один лишь рот: казалось, он передвигается по всему лицу на туго натянутой привязи.
– Добрый вечер, – заговорила она, увидев мистера Крука. – Говорят, вы хотели меня видеть. Что вас интересует?
– Носильщик по имени Феррис. Он здесь работал когда-то.
– И что же вы хотели бы о нем узнать?
– Все, что вы можете рассказать, – просто ответил мистер Крук.
– Что-нибудь случилось? – Она решительно уселась и указала собеседнику на плетеное индийское кресло рядом с собой.
– Вы что, газет не читаете?
– Не читаю. Не вижу в этом смысла.
– Почему же, иногда это бывает довольно занятно, – возразил мистер Крук.
– Все, что мне интересно, я нахожу в Британском музее. Каждому из нас отмерен свой срок, и мне вовсе не хочется растрачивать его на весь этот современный мусор. Да что там говорить, уже в следующем веке истории просто не будет.
– Феррис исчез.
– Не сомневаюсь, у него были на то свои причины. – На лице мисс Фитч и мускул не дрогнул.
– Я тоже в этом не сомневаюсь. Но полицию очень интересует, что это за причины.
– Ах вот как? – Голос ее звучал ровно, как у одной из тех египетских статуй, перед которыми она так часто застывала в благоговейном молчании. – Ничем не могу помочь.
– После его исчезновения в церковной ризнице был обнаружен труп.
– Чей?
– Неизвестно. Ясно только, что не его.
– И это единственное, почему полиция его разыскивает? Вы полицейский?
– Упаси Господь, – благочестиво перекрестился мистер Крук. – Ну что, помните вы этого человека?
– Конечно, я его помню. Единственный из известных мне носильщиков, который с первого взгляда узнал Берн-Джонса[3]. Странный малый. Как говорится, не от мира сего.
– Знаете что-нибудь о его биографии?
В выражении лица мисс Финч ничего не изменилось, но мистер Крук почувствовал некоторое напряжение в самой атмосфере.
– Кажется, он воевал. И был контужен, бедняга. По крайней мере, мне так всегда казалось.
– А сам он ничего про это не говорил?
– Хорошие носильщики – а он был хорошим носильщиком – никогда не заговаривают с клиентами, если те сами не спросят о чем-то.
– Иными словами?..
– Иными словами, в такие игры дамы не играют. Вот вы, например, как говорят в церковных книгах, с кем-нибудь когда-нибудь делились своими бедами?
– Я адвокат, – просто сказал мистер Крук.
– А, ну тогда понятно. Но поверьте мне, в девяноста пяти случаях из ста люди, доверившиеся кому-то другому, уже через двадцать четыре часа начинают жалеть о своей откровенности. Разделить беду – значит наполовину ее уменьшить. Это легко сказать, но ведь простым рассказом беду не разделишь, а услуг, которые другие, даже те, кто считает себя вашими друзьями, могут или готовы вам оказать, – таких драгоценных услуг очень мало. Нет, я никогда не старалась разговорить его. Поймите, я уважала этого человека.
– А почему он ушел отсюда, не знаете?
– Из-за одной неприятности.
– Что за неприятность?
– Ожерелье. Одна дура, уходя, оставила у себя в номере дорогое ожерелье, а потом стала твердить, что его украли.
– И она обвиняла в краже Ферриса?
– Говорила, что, насколько ей известно, в номер, когда ее там не было, заходил только носильщик. С багажом, понимаете?
– Ну, а Феррис что?
– Утверждал, что не видел ожерелья.
– Думаете, лгал?
– Да нет, вряд ли. В гостинице вроде этой не так уж много мест, где можно спрятать такую вещь, а ведь он не мог не понимать, что заподозрят прежде всего его.
– С чего бы это? Ведь раньше за ним ничего такого не водилось.
– Просто лицемерная британская система устроена так, что если какая-то вещь украдена, то виновным скорее сочтут слугу, нежели человека, получившего образование в частной школе.
– Именно такую школу он и закончил.
– Да, но те, кто здесь оказывается, вряд ли сознаются в этом.
– Ага! Однако же люди, имеющие драгоценности, здесь останавливаются?
– Ну, это она так говорила. Я лично никогда этого ожерелья не видела.
– А кто-нибудь, кроме самой этой дамы, его видел?
Мисс Фитч задумалась. Потом сказала решительно:
– Да, был тут тогда один отвратительный тип. Прожил недолго. Из тех, знаете, кто говорит со слугами так, словно Всемогущий создал их для его удобства, причем благодарить Его за это не следует.
– Думаете, он и стянул вещицу?
– Не удивилась бы, коли так.
– И что было с ним потом?
– Исчез – как и ожерелье. Но Феррис ушел раньше.
– Причину объяснил?
– Да, сказал, что хочет найти работу поспокойнее. После войны у него нервы совсем никуда были.
– Точно. Своему новому работодателю он сказал то же самое.
– А кто его новый работодатель?
– Викарий церкви Святой Этельбурги. Это одна из тех церквей, где в свободное время всех желающих учат звонить в колокол.
– Что ж, хоть какое-то разнообразие после того, как то и дело отвечаешь на звонки в дверь.
– Может, ему это тоже пришло в голову.
– Вряд ли. Этот человек был совершенно лишен чувства юмора. Иное дело, что войну он, смею сказать, не находил таким уж веселым занятием. Чтобы оценить весь юмор ситуации, надо было оставаться по эту сторону Пролива.
– А что насчет другого типа, ну, того, что украл ожерелье?
– Всегда удивлялась, отчего он никак не хочет оставить Ферриса в покое. С того самого момента, как появился здесь, кажется, только и старался насолить Феррису. «Эй, ты там, пошевеливайся. Думаешь, тебя в гостинице для красоты держат? Если не хочешь потерять работу, друг мой, поворачивайся, когда я с тобой говорю». Ну и так далее. На редкость вульгарный тип.
– Как вы думаете, у него были особые причины так вести себя или это просто воспитание такое?
К восхищению мистера Крука, мисс Фитч все схватывала на лету.
– Вы хотите сказать, не приходилось ли им встречаться прежде? Понятия не имею. Знаю только, что Феррис хотел как можно скорее прекратить это знакомство.
– А тот малый… как его…
– Здесь он представился Фентоном.
– Да, так вот этот Фентон интересовался, где теперь обретается Феррис?
– Да, всех спрашивал, куда он подался. Но никто не знал.
– Действительно не знали или не хотели говорить?
– Понятия не имею. Я, во всяком случае, не знала.
