Кайл Барнс ткнул Маника циркулем в ногу Не до крови даже, но Маник завизжал как девчонка. Все вокруг засмеялись.
Маник:
— Зачем ты это сделал?
Кайл Барнс:
— Тебя послушать.
И опять ткнул его циркулем, а Маник снова взвизгнул. Точно свинья. Получилось типа циркуль — это вилка, а Кайл Барнс проверяет, готово ли кушанье. Прикольно. Кайл Барнс вечно что-нибудь придумает, когда у нас подменный учитель, который обычно и урок-то не ведет, только газету читает. Тут-то Кайл Барнс и хватается за циркуль. Уворачиваться можно, а вставать со стула нельзя. А это задачка не из легких. Меня укололи целых три раза. Подпрыгиваешь не от боли, от неожиданности. Какая тут боль, если крови нет.
Самое лучшее оружие — зонтик с отравленными пулями, про который и не подумаешь, что эта штука стреляет. Мы как раз говорили, какое оружие сподручнее всего.
Кайл Барнс считает, АК-47.
Дин стоит за кастет с очень длинными шипами.
Чевон Браун без ума от арбалетов. Только чтобы стрелять из арбалета, надо быть очень сильным, потому что он жутко тяжелый. И стрелы с огромными набалдашниками.
Брейден Кэмпбелл:
— Из арбалета хрен выстрелишь. Его в руках не удержишь.
Чевон Браун:
— Засохни, чмо. Ты поди-ка из АК-47 выстрели. Да тебе башку отдачей снесет.
Брейден Кэмпбелл:
— Фигня. Я из автомата одной левой.
Я и Дин вместе:
— Ври больше.
Я и Дин:
— Чур меня!
«Чур меня» мы выдали мгновенно. Так что теперь проклятье обойдет нас стороной.
Я уже знаю почти все правила. Их больше сотни. Некоторые уберегают тебя от опасности. А некоторые придумали учителя, чтобы жизнь сладкой не казалась.
Есть и такие правила, по которым твои приятели видят, на чьей ты стороне и можно ли с тобой водиться. Например, если у тебя и у приятеля одно и то же слово вырвалось одновременно, надо поскорее сказать «Чур меня», чтобы отвести проклятие. А не скажешь, так через день обосрешься.
Некоторые правила, которым я научился в новой школе:
По лестнице не носиться.
В классе не петь.
Перед тем как задать вопрос, поднимать руку.
Жевательную резинку не глотать, а то кишки слипнутся — и помрешь.
Прыгаешь по лужам — значит, дебил (фигня полная).
Обходишь лужу стороной — значит, девчонка.
Кто вошел последним, закрывает дверь.
Кто первый задает вопрос, втрескался в учителя.
Если девчонка взглянула на тебя три раза подряд, она в тебя втюрилась.
Если ты поглядел на нее в ответ, ты в нее втюрился.
А то еще есть вот такие правила:
Кто унюхал, тому плюху.
Кто наморщил нос, сам говном зарос.
Ко всем цеплялся — вот и обдристался.
Скандалил, возмущался — сам и обосрался.
Сказал «вот вонючка» — получи взбучку.
Тот, кто «фу» сказал, сам в штаны наклал.
Кто бабахнул на уроке, у того в башке заскоки.
Кто заметил, тот ответит.
Кто развел вонь, того не тронь.
Если посмотришься в зеркало с обратной стороны, увидишь черта.
Не ешь суп, в него поварихи ссак налили.
Не давай свою ручку Россу Келли, он ей из жопы затычки вытаскивает.
Держись левой стороны (всегда). Не заступай за разделительную линию.
Библиотечная лестница не несет угрозы жизни.
Носишь кольцо на мизинце — значит, гомик.
Носит браслет на щиколотке — значит, лесбиянка (трахается с другими леди).
На самом деле правил куда больше, просто сразу все не вспомнить.
З-Омби не дает нам прохода. Вся его компания маячит возле кафешки. Дорогу загородили, и ни с места. Не поймешь, всерьез они или издеваются.
Шиззи:
— Как жизнь, девочки?
Резак:
— Слыхал, ты первую пробу не прошел. Слабак, однако!
Мне захотелось превратиться в бомбу и разнести их всех к чертям собачьим. Я ждал, что он рассмеется, но лицо у него суровое. Будто мы с ним смертельные враги.
З-Омби:
— Не расстраивайся, Гана. Придумаем тебе чего полегче. Так, рыжий, чего у тебя в карманах?
Дин весь застыл. У меня сделалось холодно в животе.
Дин:
— Ничего.
Шиззи:
— Кончай гнать, чувак. Что там у тебя в карманах?
Дину придется вывернуть карманы, все равно нам никуда не деться. Несправедливо все это.
Дин:
— Вот фунт, больше ничего. Мне на расходы.
Шиззи:
— Тебе? Ошибаешься.
И забрал у Дина фунт. Что тут поделаешь. Дин резко помрачнел — надо было ему сразу после обеда спрятать деньги в носок. Будь у меня фунт, я бы ему отдал. Только откуда — мама мне монет выделяет ровно, лишнего не дает.
Дин:
— Вот говно!
Шиззи:
— Не выступай, сучонок, иначе в лоб схлопочешь.
Нам наконец дали пройти. Мне ужасно было жалко Динов фунт, но и что-то вроде восхищения примешивалось. Сказал — и все тебя слушаются. Вот бы мне так — чтобы мелкая рыбешка меня боялась, а море и все, что в нем есть, принадлежало мне. Чтобы мне услужали, да не все подряд, а кому позволю, — вот вроде рыбы-лоцмана, что расчищает акуле путь, собирает со дна всякую гадость, чтобы у акулы в жабрах не застряла (про это я прочел в книжке «Порождения морских глубин», всего 10 пенсов на толкучке).
Я:
— Это все потому, что я черный. Если бы ты был как я, они бы тоже приняли тебя в свою компанию.
Дин:
— Да не хочу я к ним, они только и умеют людей грабить. Не связывайся ты с дебилами.
— Я только прикидываюсь, чтобы не очень цеплялись.
Дин:
— Ненавижу их.
Я:
— Я тоже.
Кто-то выбросил на траву старый матрас. На нем уже кувыркалась тьма детишек поменьше. Мы велели им убираться.
Дин:
— Проваливайте! В бубен захотели?
Ну, смотреть-то мы им позволили. Я совершил прыжков десять, Дин — пять. Прямо как на настоящем батуте. Я взлетал высоко и даже проделал в воздухе двойной кульбит (ну, почти). Мелкота пришла в восторг. Круто было. Мы позабавились всласть и почти забыли про неприятности.
Мы решили завладеть матрасом. Хочешь попрыгать — плати 50 пенсов. Это Дин придумал.
Дин:
— Соблюдайте правила. Не больше двух человек на матрасе за раз, и ботинки снимайте.
Мы бы миллион срубили. Точно. Но тут появился Терри Шушера с Эшафоткой, и собака нагадила на матрас. После этого прыгать на нем уже не хотелось.
Я:
— Эшафотка, поганая засранка! Весь кайф обломала.
Терри Шушера:
— Извините, чуваки! Собачке же надо сделать свои дела.
Крышу для папиной лавки я сделал очень крепкую. Папе понравилось. Он сказал, что крыша переживет его и меня вместе взятых. Под ней будет сухо в дождь, а в солнечный день прохладно. Мы покрыли листами железа деревянную обрешетку. Ее сделал папа, а шурупы завинтил я. Папа показал мне, как это делается, и я все выполнил в лучшем виде. Это несложно. Дождь стучит по крыше очень громко, даже если чуть моросит, кажется, будто льет как из ведра. Под железными листами на душе спокойно, и чувствуешь в себе силу оттого, что сделал все сам.
Над крышей мы трудились кучу времени. Но когда закончили, лавка стала куда круче, чем раньше. Мы с папой на радостях осушили бутылку пива. Большую часть выпил папа, но и мне чуть-чуть досталось. Я совсем не опьянел, просто стало весело и в горле горело. Мама, Лидия, Агнес и бабушка Ама пришли полюбоваться новой лавкой. Всем понравилось. Все улыбались, рот до ушей.
Мама:
— Ты сам все сделал? Умница.
Я:
— Мне папа помогал.
Бабушка Ама:
— Помощник из него хороший?
— Немного с ленцой.
Папа:
— Ну, ты! Потише там!
Я:
— Шутка.
Под крышей мы повесили фонарь, чтобы лавка могла работать по вечерам. Агнес попискивала от восторга. Маленькие — они обожают всякие висюльки и непременно хотят потрогать. И Агнес обожгла себе пальчики, расплакалась. Я поцеловал обожженные места, пососал. Моя слюна мигом все излечила.
Что папа ни сделает, у него выходит здорово — стулья получаются удобные, а столы такие прочные, что хоть пляши на них. Мебель папа делает из бамбука. Даже если ящики деревянные, рама — бамбуковая, такой это прочный и надежный материал. Его легко разрубить мачете или распилить пилой. Только пилить надо аккуратно, чтобы линия вышла прямая. Надо призвать на помощь всю свою фантазию и постараться.
Папа:
— Если ты ровно отпилил бамбук, то и с ногой у тебя дело пойдет легко. Никакой разницы. Хорошая тренировка. Представь себе, что бамбук — это чья-то нога и ее надо отрезать ровненько, чтобы спасти жизнь больному.
Я:
— Но я не хочу никому отпиливать ногу.
Папа:
— А вдруг придется? Доктор пациентов не выбирает. Они доверяют ему свои жизни.
Это было давным-давно, когда я еще хотел стать врачом. И пилить я старался аккуратно, будто настоящий хирург, и чтобы пациенту было не так больно, даже старался поймать отпиленный кусок — часть ноги.
