может стать очень страшным оружием.
Кофе оказался слабым и теплым; он не мог его пить.
Он откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Когда он вновь их открыл, перед ним стояла пустая тарелка и кружка, а сидевший слева от него человек ел с поразительной быстротой. Это был пациент, который играл на несуществующем фортепиано.
«Если я пробуду здесь достаточно долго, у меня появится аппетит и я начну есть». Однако мысль о длительном пребывании в клинике ему совсем не понравилась.
После того как прозвенел колокол, пациенты начали вставать — один стол, потом другой и так далее. Пациенты повиновались каким-то сигналам, которых он не заметил. Их группа вошла в столовую последней; а вышли они первыми.
Рэй Бессингтон оказался рядом с ним, когда они оказались на лестнице.
— Вы привыкнете. Так как вы сказали, вас зовут? — спросил Рэй.
— Джордж Вайн.
Бессингтон рассмеялся. Дверь за ними закрылась, и он услышал, как поворачивается ключ в замке.
На улице уже стемнело. Подойдя к одному из окон, он посмотрел сквозь решетку на небо. Над кроной растущего в саду вяза сияла единственная звезда. Его звезда? Что ж, он последовал за ней сюда. На звезду набежала туча.
Кто-то встал рядом с ним. Он повернул голову и увидел человека, игравшего на фортепиано. У него было смуглое лицо иностранца с пронзительными черными глазами. Он улыбался, словно вспомнил замечательную шутку.
— Вы здесь новенький, не так ли? Или вас перевели из другой палаты?
— Я новенький. Меня зовут Джордж Вайн.
— Барони. Музыкант. Ну, во всяком случае, был им раньше. А теперь… не будем об этом. У вас есть вопросы?
— Конечно. Как отсюда выбраться.
Барони рассмеялся — не слишком весело, но и не так чтобы грустно.
— Во-первых, убедить их, что вы поправились. Вы хотите рассказать о своих проблемах? Некоторые из нас делают это охотно, другие упорно молчат.
Он посмотрел на Барони, размышляя о том, к какой категории он относится. И наконец ответил:
— Пожалуй, я не против. Я… думаю, что я Наполеон.
— А на самом деле?
— Что «на самом деле»?
— Вы Наполеон? Если нет, вы сумеете выйти отсюда через шесть месяцев. А если да, то это плохо. Скорее всего, вы здесь умрете.
— Но почему? Если я Наполеон, то я разумен и…
— Это не имеет значения. Важно, что думают по данному поводу они. А они считают так: если вы уверены, будто являетесь Наполеоном, значит, вы сумасшедший. Q. Е. D.[4] И вы остаетесь здесь.
— Даже если скажу, что считаю себя Джорджем Вайном?
— Они уже много раз лечили паранойю. И готовы к самым неожиданным вариантам. Когда параноику здесь надоедает, он пытается выбраться при помощи лжи. Они родились не вчера. И знают все.
— В целом, да, но как…
Неожиданно по его спине пробежал холодок. Ему не пришлось заканчивать вопрос. «Они втыкают в тебя иголки…» Когда Рэй Бессингтон сказал ему об этом, он его не понял.
Смуглый пациент кивнул.
— Сыворотка правды, — сказал он. — Параноик считается вылечившимся, когда начинает говорить правду, и прежде чем отпустить его, они хотят быть полностью уверены в том, что он говорит правду.
И он подумал о том, в какую изящную ловушку угодил практически добровольно. Здесь он, наверное, и умрет.
Он прижался лбом к прохладным прутьям решетки и закрыл глаза. Послышались удаляющиеся шаги, и он понял, что остался в одиночестве.
Он открыл глаза и посмотрел во тьму: тучи успели закрыть еще и луну.
«Клэр, — подумал он. — Клэр».
Ловушка.
Но… если есть ловушка, должен существовать и охотник.
Он либо безумен, либо нормален. Если он нормален, значит, попал в ловушку, а если есть ловушка, значит, есть и охотник или даже несколько охотников.
Если он безумен…
Господи, пусть он будет безумен. Тогда все станет простым и понятным, и когда-нибудь он выйдет отсюда, вновь начнет работать на «Блейд», возможно даже, к нему вернутся воспоминания о прежней жизни Джорджа Вайна.
Вот в чем загвоздка. Он не Джордж Вайн.
Но есть и еще одна загвоздка. Он не сумасшедший.
Холод прутьев решетки на лбу.
Через некоторое время он услышал, как открывается дверь, и обернулся. В палату вошли два охранника. В его груди шевельнулась отчаянная надежда. Но тут же исчезла.
— Пора спать, парни, — объявил один из охранников, посмотрел на находящегося в депрессии больного, который продолжал неподвижно сидеть на стуле, и сказал: — Чокнутый. Эй, Бессингтон, помоги мне его уложить.
Второй охранник, грузный мужчина с короткой стрижкой, как у борца, подошел к окну.
— Вы. Кажется, вы новенький. Вайн, верно?
Он кивнул.
— Хотите неприятностей или будете вести себя хорошо?
Пальцы правой руки охранника сжались в кулак, и он отвел руку назад.
— Мне не нужны неприятности. У меня их и так хватает.
Охранник слегка расслабился.
— Ладно, если вы и дальше будете так себя вести, у вас все будет в порядке. Свободная койка вон там, справа. — Он показал. — Оставайтесь на ней до самого утра и не выступайте. Если в палате поднимется шум, мы придем и разберемся с нарушителями порядка. Мы знаем как. Вам не понравится.
Не доверяя своему голосу, он просто кивнул. Потом повернулся и направился в отсек, указанный охранником. Здесь стояли две койки. На одной из них лежал на спине впавший в депрессию больной, который смотрел в потолок широко раскрытыми глазами. С него сняли туфли, но раздевать не стали.
Он повернулся к своей койке, понимая, что ничем не сможет помочь соседу, не сумеет пробиться к нему сквозь стену страдания, постоянного спутника маниакально-депрессивного психоза.
Он откинул серое одеяло и нашел под ним еще одно серое одеяло, которое лежало на жестком, но гладком матрасе. Сняв брюки и рубашку, он повесил их на крючок, торчащий из стены над кроватью. Потом огляделся по сторонам в поисках выключателя, чтобы погасить свет над головой, но ничего не нашел. И тут свет погас сам.
Единственным источником света осталась лампа, горевшая в коридоре, однако этого оказалось достаточно, чтобы снять туфли и носки и лечь на койку.
Некоторое время он лежал тихо. До него доносилось только два вида звуков, приглушенных и далеких: где-то в другом отсеке кто-то тихонько и монотонно напевал, и где-то еще кто-то плакал. Он даже не слышал, как дышит его сосед.
Затем послышалось шарканье босых ног, и кто-то стоящий в открытом дверном проеме сказал:
— Джордж Вайн.
— Да? — ответил он.
— Шшш, не так громко. Это Бессингтон. Хочу кое-что рассказать об охраннике. Мне следовало предупредить вас раньше.
