в почтении, метрдотель сделал шаг назад.
— Приятного отдыха!
Богданов и Лемье, переглянувшись, прыснули от смеха.
— Надо же, мы самая яркая пара! — беря в руки кувшин, произнёс Илья.
— Ничего удивительного, — подставляя бокал, проговорила Элизабет. — Оглянись. Разве есть кто-нибудь в этом зале привлекательнее нас?!
Богданов оглянулся. Вместо того чтобы сказать — нет, — улыбнувшись, произнёс: «В Ялте мы тоже могли быть одной из самых привлекательных пар».
К десяти часам ресторан заполнился почти до отказа. Если, где и были свободные места, то Богданов с Элизабет их не видели.
Столик, за которым расположились они, вроде как был в зале в то же время находился вне его. Высотой в половину человеческого роста перегородки придавали ощущение уединения, при этом не лишали возможности общения с царившей в ресторане атмосферой. Музыка, смех, хождения по залу и даже танцевальный подиум был доступен настолько, насколько хотелось того посетителям.
Метрдотель был прав, пирожки оказались на редкость вкусными. Особо запомнился запах, вместе с домашним теплом тот создавал ощущение, словно пирожки только — только вынули из печи. Осталось пройтись по румяной корочке смазанным маслом гусиным пером и чуть — чуть присыпать маком.
Настоящее пиршество началось, когда принесли основной заказ. Выглядело это не иначе, как прихоть Господа, придумавшего вместо хлеба насущного энциклопедию блюд.
Дух захватило так, что внутри всё начинало клокотать и смеяться.
Уха из осетрины пахла костром, что придало застолью особый колорит.
Плеснув в горшочек водки, Илья не забыл прокомментировать действия словами: «Дед всегда так делал, когда брал меня на рыбалку. Кроме водки, он ещё в котелок щепотку золы добавлял, для желудка, говорил, полезно».
Взяв в руки графин с водкой, француженка, наполнив рюмку на треть, вопросительно глянула на Богданова.
— Столько хватит?
— Много, — спохватился Илья.
— Пусть, — вылив водку в горшок, Элизабет зачерпнула со дна содержимое ложкой. — Ну что, пробуем?
— Пробуем, — подавшись настроению рыжеволосой бестии, Илья, наполнив до краёв рюмки, поднял вверх. — Прежде, чем начать трапезничать, надо выпить. Иначе будет не то.
— Выпить чего? — не поняла Лемье.
— Водки.
— Так, в горшке уже есть.
— Обычай такой — выпить и закусить.
Водка приятно кружила голову. Клюквенный морс холодил душу, сглаживая то, что можно было без преувеличения назвать обжорством.
Во время еды старались не разговаривать, дабы не нарушать процесс постижения вкуса. Лишь изредка обменивались взглядами, после чего пригубив из рюмочек огненной жидкости, продолжали путешествие в мир впечатлений.
В то время, когда горячего оставалось больше половины, Элизабет глянув на напоминающую «аэродром» тарелку, вздохнула так, будто намеревалась проделать тяжелейшую изнуряющую душу работу
— Если нет сил, можно сделать перекур, — пришёл на помощь Илья.
— Но ведь остынет, — как бы сомневаясь, при этом вцепившись в соломинку надежды, произнесла француженка.
— Согласен. Потеряет вид, вкус, да и привлекательность тоже, — поддержал опасения Элизабет Илья.
— И я про то же. Поэтому предлагаю, забыв про сытость, с криком «ура!», проделать то, к чему нас так влекло изначально.
Запала хватило на треть котлеты.
Заметив, что эмоции начали сходить на нет, Богданов решил ещё раз предложить прогуляться.
— Подышим свежим воздухом, стряхнём сытность.
Предложение было воспринято с воодушевлением.
— Почему бы и нет. Ресторан никуда не денется, отдых пойдёт на пользу.
Внутренний дворик будто был создан для таких прогулок. По всей видимости владелец ресторана, на собственной шкуре испытав превратности кухни, находил облегчение в подобных прогулках, потому и распорядился создать что-то вроде пешеходной зоны для уставших от еды посетителей. Тишина, ненавязчивый свет, беседка, обогреватели — всё было продумано до мелочей.
В ресторан возвращались если не одухотворёнными, то по крайней мере не опустошёнными. Насыщенный прохладой воздух позволил с новым настроем ощутить присутствие праздника. Если среди общей массы гостей ощущение это растворялось, приобретая характер хоровода, то после отвлеченья от суеты, вспоминалось то, зачем люди сюда пришли. Получалось вроде увлекательнейшего фильма, название которому каждый должен был придумать сам.
Попросив принести кофе, сигару и стопятьдесят грамм коньяка, Илья после непродолжительного обдумывания, дополнил заказ чаем со смородиновым листом и мороженым со сливками, на что Элизабет, с одобрением кивнув, улыбнулась завораживающей улыбкой.
— Праздник продолжается?
— Да, — ответил Богданов и тут же после короткой, но насыщенной смыслом паузы, добавил. — Только хотелось бы сигару с коньяком разбавить разговором о деле. Натура у нас такая у мужчин, стоит делу дойти до табака, начинаешь ощущать себя всесильным.
— Чот так прямо, возьмём и начнём говорить?
— Чего тянуть? Для этого и собрались.
Последняя фраза явно не отвечала мыслям, что минуту назад рвали сознание на части, но та была произнесена, а значит, следовалоизыскивать возможность сгладить неловкость, что испытывал Богданов сам, и в которую он же загнал француженку.
Элизабет, покусывая губы, взялась теребить край скатерти.
— Хочешь, начнём с вопросов? — предложил Илья. — Я буду спрашивать, ты отвечать. Разговор развернётся, там сама решишь с какого момента начать подводить меня к главному.
— Так будет лучше, — обрадовалась Элизабет. — А то, столько всего навалилось, что не знаю, с чего начать.
— В таком случае предлагаю начать с вопроса, который хотелось задать ещё в Ялте. Откуда столь тонкое познание русского языка, когда фамилия и имя французские?
— Вообще — то, я на половину русская, — еле слышно произнесла Лемье. — Мать француженка. Отец- петербуржец, потомок рода Соколовых. Получается — я Соколова, с наречённым именем — Елизавета.
— То есть Лиза?
— Была до пяти лет. После гибели отца мама решила вернуться во Францию. У деда с бабушкой неподалёку от Леона имение. Там мы и поселились.
— Не означает ли это, что родители твоей матери — состоятельные люди?
— Мало того, ещё очень известные. Прапрадед мамы в эпоху Наполеоновских завоеваний, будучи полковником, отличился при какой-то там битве, за что к военным наградам получил ряд привилегий, которые со временем сделали его богатым. Дед же, будучи бизнесменом от бога, мало того, что не прогулял состояние предков, преумножил в несколько раз.
— А кроме твоей матери у деда с бабушкой ещё дети есть?
— Нет. Мама у них одна.
— В таком случае, как угораздило отдать единственную дочь замуж за русского?
— Любовь не спрашивает, к какому сословию принадлежит человек. Нагрянула страсть, мир разделился надвое, с одной стороны родители, с другой тот, без кого и жизнь не жизнь, и разум не разум.
Сделав паузу, Элизабет, взяв в руки чашку с чаем, вдохнула запах смородинного листа.
— Мы не раз говорили с мамой — любила ли она отца так, как любил её он. Каждый раз я получала один и тот же ответ — счастливее её не было никого.
— Что случилось с отцом?
— Погиб
