Надувшийся Михеич высвобождает локоть.
— А я зато новенький кик-стартер достал, — он разворачивает сверток, показывая промасленную деталь. — Солдат выручил…
— У тебя ж машины нет. Зачем тебе кик-стартер? — удивляется Коля.
— Отличная деталь. Дефицит, — продолжает Михеич, не слушая Колю. — Ты глянь, как шлицы нанесли. Такая не скоро сотрется… Черные за такую вещь в пять раз переплачивают.
Михеич подступает с деталью к Энычу.
— Как? Нравится?
— ОТБИБИСЬ ты со своей деталью, — говорит Эныч.
— Мальчики, до свидания, — суетится Михеич. Осматривается. — Сема, обожди меня вот тут, возле арочки. Я быстро.
Михеич, поглаживая деталь, скрывается за углом магазина.
— Куда тронем? В «гадюшник»? — спрашивает Коля.
— Там учет уже неделю, — бурчит Эныч.
— Тогда под Паруса, — предлагает Коля.
— Туда не хочу. Коля задумывается.
— Идем к «муравейнику», — решает Эн Энович. — Я чую, там тихо.
Бензоколонка живет своей обычной жизнью. Сочно гудят броневики-«запорожцы», деловито переговариваются «Волги» и «Москвичи», нетерпеливо сигналят работяги-бетономешалки, тонким голосом напоминает о себе богатырь КРАЗ. Узкогрудый водитель рейсового автобуса борется за обладание шлангом-пистолетом с приземистым владельцем старенького самосвала. Воздух напоен испарениями бензина и масел, крепкой руганью. Наполовину высунувшаяся из окошечка огненноволосая «королева бензоколонки» размахивает веснушчатыми руками, в которые выстроившиеся в очередь частники суют блестящие рубли — чтобы заправиться побыстрее, без очереди. Время от времени бензоколоночный шум перекрывается гулом низко пролетающих тяжелых бомбардировщиков.
В пятнадцати метрах от покосившегося здания с надписями «Не курить» и «Огнеопасно» из промасленной щебенки произрастают три бурых куста. Средний украшен изрезанной автопокрышкой. За кустами зеленеет металлическая сетка забора. Сквозь сетку просовываются розовые кончики пальцев. Здесь находится детский садик. У кустов, вдоль решетки, расположились и занимаются привычным делом завсегдатаи «муравейника».
Коля утирает рукавом рот.
— Хорошо, но мало, — говорит он, с завистью поглядывая на распивающую рядом компанию. Компания состоит из трех авиамехаников, лакомящихся наливаемой из десятилитровой канистры тормозной жидкостью.
— Ну, давай еще по стаканчику, и за работу, растуды ее в качель… — сипит заросший до самых глаз баками сутуловатый механик.
— Нельзя больше. На армарт-стойку не хватит, — приподнимает канистру и потряхивает ею чумазый блондин.
— Ни дядька, — сипят баки. — Хватит.
— Воды дольем, — поддерживает сиплого третий, маленький, совсем пьяный.
Коля с трудом отрывает взгляд от переливающейся всеми цветами радуги жидкости. Сглатывает слюну, говорит Эну Эновичу и Гене:
— Я зимой с базы тоже антифриз литрами таскал. Помнишь, я тебя угощал, Эныч?
— Не помню.
— Хорошее здесь место, — переключается на другую тему Коля. — Удобное. И ребенка в детсад забросишь и заправишься. Согласен, Ген?
Гена кивает. Держа руки в карманах, обозревает новую для себя местность.
— Недядьковое местечко. Нарастает рев самолета.
— Крепче стакан держи, — предупреждает товарища механик с баками. — Сейчас звуковой барьер переходить будет.
На мгновение «муравейник» накрывает тень. Распивающие автоматически втягивают головы в плечи. За решеткой, в детском садике, — ожидание. Дети прыгают, машут панамками, совками и лопатками.
— Низко летает, — отмечает Коля. — Чуть обелиск не зацепил. — Коля указывает на гигантскую стелу, выглядывающую из-за бензоколонки. Стелу венчают серп и молот.
— Детишкам — радость, — говорит Гена. — Гляди, какие карапузики, Эныч.
— Да, — соглашается похлопывающий ладонью по заложенному уху Эныч.
— Шустрые спиногрызики, — поддерживает приятелей Коля. Снова косится в сторону тормозной жидкости.
На сетке ограды детского сада висит в жухло-коричневом пиджаке, пьяно раскачивающийся мужичок. Лыконевяжущим почмокивающим языком поучает детишек:
— Ну-ка… вот ты, пострел… Ответь-ка… Кто такая усатая, ык… полосатая… и мяучит…
— Кошка! — живо откликается чей-то голосок.
— Ко-ошь-ка, — передразнивает мужичок. — Не-е-ет, хе-хе-хе… не кошька, — похехекивает он довольно и неожиданно громко, как из пушки, выпаливает. — А дядьков тебе лукошко!..
На секунду весь «муравейник» поворачивает головы, затем опять принимается за свои дела.
— А вот ты, кнопка, ну-ка скажи, — мажет мужичок носом по сетке. — Кто у нас черная… летает и каркает, ык… Ну?..
— Ворона, — звучит картавый девичий голосок.
— Вар-рро-о-она… хар-хар… Пра-авильно. Получи дядьком вареным!
Мужичок широко улыбается, закрывает глаза и застывает на сетке.
— Дяденька, дяденька, — тычет рукояткой лопатки в колено задремавшего «преподавателя» русского языка и литературы мальчик в аккуратно выглаженном костюмчике и очках.
— Че?.. — мыкает не открывая глаз тот.
— Дядек тебе через плечо! — торжественно заявляет мальчик.
— Че-е-е?!. — приоткрывает глаза мужичок.
— Дядек через плечо! — повторяет мальчик.
— …А кончик вам в ухо, — картавя добавляет девочка. — Для проверки слуха!
Веселым хохотом гремит «муравейник». Ребятишки кидают в засеткоячеевшегося учителя словесности лопатки, ведерки, совки.
Поддев ногой перелетевшую через забор детскую лопатку, Эн Энович добродушно замечает:
— Ишь, расшалились ШОПКИ с ручками. Молодцы. Поделом этого БОЛДОБЕЛА протянули.
Забытый всеми мужичок-жухлопиджачник, глухо бьется в развенчанном иступлении о сетку лбом.
У бензоколонки тем временем разгорелось побоище. Побросав автомашины, жаждущие бензина водители рассредоточились по территории заправочной станции; в воздухе мелькают кулаки, гаечные ключи и монтировки. Под надписью «Не курить» пожилой толстяк с кустистыми бровями оседлал худенького обладателя КРАЗа. В кузове самосвала водитель рейсового автобуса отбивается от дружной когорты бетономешалыциков. Рубаха на автобуснике разорвана в клочья, тельняшка на его узкой груди запачкана кровью из разбитого носа. Шофер с телосложением Портоса, хозяин вороной «Волги», защищает своего скакуна от наседающих «гвардейцев» с гаечными ключами. Королева, случайно задетая монтировкой, безжизненно свешивается из окошка своих покоев. Падают на щебенку рубли-луидоры. Подолом платья покрыты золотистые локоны. Упитанный зад королевы, обтянутый бледно-голубыми панталонами, удерживает ее от падения, застряв в окошке. Поблескивающий стеклами очков низенький гражданин с ушами, лежащими на падучих плечах, беспокойно оглядываясь, заправляет свой «Запорожец».
Распивающие с интересом наблюдают за происходящим. Делятся впечатлениями. Коля толкает Эныча, Гену.
— Красиво работают. По-нашему, по-шоферски.
Гена, однако, смотрит в противоположную сторону. Его глаза округлены.
Драка стихает. Участники зализывают раны. Наблюдатели возвращаются к прерванному занятию.
— Коля, привет! И компании тоже.
Перед друзьями возникает Колин знакомый таксист Иван. Иван крепок. Одет он в белую тенниску. На квадратной голове приютилась форменная фуражка. В волосатой руке — наполовину опорожненная четвертинка.
— Здорово, Иван! — приветствует его Коля. — Опять один пьешь?
— Привычка, — Иван вынимает бумажную затычку, делает глоток, вставляет затычку. — Работа такая.
— Володьку-солдата не видел? — спрашивает Коля.
— В Афганистане твой солдат, — шутит Иван.
— Ты все такой же веселый, Ваня. Что у тебя новенького?
— А чего мне грустить? — Иван опять освобождает горлышко чекушки, прикладывается. Коля, вздохнув, отворачивается. Видит на месте авиамехаников новые лица. Смотрит в сторону детской площадки. По ней разбросаны лопатки, совки, мячики и какие-то предметы, напоминающие ночные горшки.
— Уползли спиногрызы-то, — произносит Коля рассеянно. — Закусывать, наверно, отправились.
Гена, глядящий туда же, потирает висок. Говорит хрипловатым голосом:
— Игрушки свои раскидали. Странные они у них какие-то… Иван, делая очередной маленький глоток, направляет глазки за изгородь. Причмокивает.
— Поди иностранные. Балуем мы пацанов. А вырастут — дармоедами станут. В наше время не до игрушек было. Пожрать бы. Трусы по очереди носили. А этих — одеваем, кормим три раза в день.
Иван допивает, кладет пустую посудинку в мешок на худых, сухоньких ножках, ковыляющий мимо приятелей.
— Держи, Лукерья. Знай Ивана-таксиста!
Благодарно покряхтывая, мешок продолжает свой путь. Один из тех, кто заменил механиков, награждает Лукерью бутылкой из-под вина.
